Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 28

Послышался не то вздох тысячи людей, не то слитный шум неторопливых шагов. Слева, из тесноты домов, стала вытягиваться на улицу длинная толпа. Люди несли огни – маленькие факелы или очень яркие свечи.Издалека было похоже, будто по медленной реке кто-то пустил сотни игрушечных лодочек с фонариками.

Раздалось пение. Негромкое, но сразу наполнившее улицу и берег, потому что пело множество людей.

"Какой-то праздник? Крестный ход, что ли?" – подумал Яр.

Но тут же он понял, что поют не молитву. Это была просто песня. Слегка печальная, с неразличимыми, но, видимо, ласковыми словами.

Огоньки достигли середины улицы. Их было так много, что жёлтый отсвет упал на скалистый выступ. Яр увидел, что в трех шагах стоит пожилой человек в длиннополом пальто и широкой шляпе. У человека блестели очки и седые волоски в бородке. Он был похож на старого учителя или врача.

Яр мягко шагнул к нему. Вполголоса сказал:

– Простите, я не здешний. Что происходит?

– Колыбельная, – вздохнул старик.

Яр вопросительно молчал.

– Такой обычай, – тихо проговорил старик. – Поют колыбельную, когда хоронят ребёнка.

Тоскливое предчувствие с размаху резануло Яра. Он скрутил его, сжал, мысленно обругал себя мнительным идиотом и неврастеником. Несколько секунд стоял, успокаиваясь. Переспросил:

– Ребёнка?

Старик покивал:

– Да, мальчика…

– Что же случилось? – опять слабея от страха, спросил Яр. (А колыбельная всё нарастала, заливая улицу ласковой печалью.)

– Храбрый был мальчик, – сказал старик. Снял шляпу, отряхнул от снега и сунул под мышку. – Беда случилась. Двое ребятишек отвязали лодку, их стало относить от пристани, они испугались, попрыгали в воду. А плыть не смогли, маленькие. Мальчик и бросился за ними. Вытащил, а сам поскользнулся и головой о камни… Два часа только и прожил после этого… Славный такой мальчик…

– Вы его знали? – хрипло спросил Яр.

Старик покачал головой (на ней быстро таял снег).

– Нет… Его здесь никто не знал. Он шёл откуда-то издалека и вот оказался на берегу…

Яр с заледеневшим сердцем стал спускаться к улице. Но он ещё надеялся. "Ну, брось, – говорил он себе. – Мало ли какой незнакомый мальчик мог оказаться на берегу?.. С какой стати здесь быть Игнатику? Он наверняка проехал мимо этого посёлка… Чёрт знает, что с твоими нервами…"

По скользким от снега камням, через ломкие кусты и колючки Яр спустился к обочине. Женщины, мужчины и дети шли мимо. У них были большие пылающие свечи, они не гасли на воздухе. Колыбельная звучала слаженно, словно кто-то дирижировал хором. Только слов попрежнему было не разобрать. Да Яр и не пытался.

Наверно, это была хорошая песня, если слышать её не сейчас, не в эти жуткие минуты. А теперь она изматывала душу.

Яр пошёл по краю дороги, обгоняя толпу. Он должен был скорее, скорее узнать: что там, кто там?

Люди втягивались в широкие двери каменного приземистого дома. Дом напоминал низкую церковь без башен – у него тускло светились очень узкие окна. А возможно, это был сарай для хранения рыбачьих баркасов. Или какая-то мастерская…

Обгонять людей вблизи дома стало невозможно, они шли плотно, заполняя всю ширину дороги. Яр оказался в середине толпы. Кто-то дал ему свечу. И наконец он переступил порог.

Каменное здание внутри оказалось гулким и просторным (только у стен, кажется, лежали горбатые корпуса лодок). В дрожащем свете были смутно различимы под потолком переплетённые балки. Яр увидел это мельком и тут же забыл. Впереди – за десятками голов и ярких свечей – он разглядел серое возвышение. На нём чернела полоска маленького гроба, а над его верхним краем Яр увидел белое запрокинутое лицо. Чьё лицо? Издалека не различить.

"Не надо, – сказал Яр судьбе. – Ну, пожалуйста, не надо. Столько уже было всего… Хватит горя…" И тут же понял, что судьбе всё равно. Если мальчик погиб, то для мира, для Планеты не важно, кто над ним будет горевать – Яр или кто-то другой. Какое у Яра право хотеть, чтобы горе обошло его и настигло другого?

Но Яр хотел. "Не надо…" – ещё раз беспомощно сказал он. Осторожно, однако быстро и настойчиво он обходил людей, чтобы скорее оказаться там… ближе… всё узнать…

Но два седых рыбака положили на проб острую двускатную крышку. Тут же его подняли на носилки из вёсел и понесли к дверям – не к тем, в которые входила толпа, а в другом конце здания. Яр бросился вперёд. На него заоглядывались. Закачались вокруг свечи. Яр сжал себя. Всё равно ничего нельзя было сделать.

Из каменного дома толпа опять вытянулась на улицу. Здесь улица была сжата заборами. Гроб качался далеко впереди. Шли тихо, песни теперь не было. Тёплое свечное сало капало Яру на руки.

Яр увидел рядом с собой девочку лет девяти. Чуть нагнувшись. Яр спросил:

– Как звали этого мальчика?

Спросил с отчаянным страхом, но неизвестность была ещё страшнее.

Девочка подняла лицо. В её глазах отразилась свечка Яра. Девочка негромко сказала:

– Он не здешний.

– Разве он не успел сказать, как его зовут?

– Успел…

– Ну… как? – простонал Яр.

– Нельзя же говорить, когда хоронят…

– Почему?

– За собой уведёт…

Она ещё посмотрела на Яра и, кажется, пожалела его, хотя и не знала, за что. Сказала, словно утешить хотела:

– Там ведь написано будет на могиле…

Улица пошла в гору. Опять запели колыбельную…

"Это никогда не кончится, – с бессильным отчаянием подумал Яр. – Это ловушка проклятой Планеты. Мы будем идти так бесконечно. И песня будет бесконечная…"

И страх будет бесконечным.

…Это кончилось. Улица привела к маленькому кладбищу над обрывом. Толпа растеклась под чёрными, очень высокими деревьями, окружила то место, где, кажется, была могила. Колыбельная всё ещё звучала, но тихо, без слов, будто люди пели, не разжимая губ.

Яр опять стал пробираться вперёд.

Он добрался до могилы, когда над ней уже насыпали холмик. При пламени свечей земля казалась тёмно-коричневой.

В холмик врыли маленький жёлтый памятник. Люди стали гасить свечи и расходиться. Кто-то шёпотом сказал Яру:

– Задуйте свечу.

Яр вздрогнул и задул, уронил.

Кладбище быстро пустело, люди уходили молча, будто растворялись в темноте. Яр стоял. Над могилой горел одинокий огонёк.

Никого не осталось вокруг, и тогда Яр подошёл к холмику. Земля была завалена ветками и цветами. На них падал снег. Над холмиком стоял светлый столбик, от него пахло свежеоструганным деревом. Столбик был оплетён вьюнком с чёрными цветами-колокольчиками. В дереве выдолбили гнездо-окошечко, и в нём горела свечка. Ниже окошечка проступали на свежем стёсе неясные буквы.

Яр осторожно вынул свечку, замер на миг и поднёс к надписи.

На дереве чернели выжженные слова:

ИГНАТИК ЯР

– Он сам так назвал себя. Он, видимо, хотел носить ваше имя.

Голос раздался за спиной. Он шелестел, как сыпавшийся песок.

Яр, не выпуская свечи, медленно распрямился. Обернулся. Поднёс огонь к лицу говорившего. Увидел глазированные щёки и неподвижные глаза под полями лаковой шляпы.

– Значит, это ваша работа, сволочи, – безучастно сказал он.

– Нет, скорее, ваша, – возразил Тот. – Вы преследовали мальчика, он уходил. Судьба привела его на этот берег.

– И здесь вы его убили.

– Нет, – Тот по-совиному моргнул, и его голос зазвучал доверительно: – Мы не могли убить, вы были правы. Но произошел несчастный случай, который оказался сильнее вас и нас.

– Я тебе не верю, – сказал Яр и ощутил, как наливается в нем свинцовый гнев. И удивился: неужели можно ещё что-то чувствовать, если Игнатика нет?

– Напрасно не верите, – сказал Тот и пожал плечами. – Какой смысл мне вас обманывать? Мальчик оказался на берегу, там у двух малышей отвязалась лодка…

– Вы её отвязали, – с горькой уверенностью проговорил Яр. – Вы знали, что он кинется на помощь.