Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 27

– Ладно, перетяните.

– И промыть-то нечем…

Мальчик задумчиво сказал:

– Раньше раны смолой замазывали. Или порохом посыпали…

– Порохом?

"А в самом деле, он же стерильный", – подумал Яр. Вынул и положил на колени пистолет. Вытащил обойму.

– "Викинг", – не удивившись, сказал мальчик. – Хорошая штука, надёжная.

Яр достал патрон, зажал в закаменевших пальцах пулю, раскачал, выдернул. Высыпал на ладонь серые зёрнышки.

– А в патронах для карабинов порох чёрный, – задумчиво сказал мальчик.

Яра что-то толкнуло:

– В учебных патронах?

Мальчик будто затвердел. Глухо молчал.

– Ну, извини, ты ведь не любишь лишние вопросы. Как бормотунчик, – сказал Яр. – Давай руку.

Мальчик подставил локоть. И, обмякнув, тихо проговорил :

– Они были не учебные. Просто они почему-то не срабатывали, когда нужно. Будто холостые…

Яр присыпал порохом глубокий чёрный порез, достал платок, разорвал на полосы. Вспомнил Альку – как он поранил ногу в фонтане, а Данка бинтовала.

"А может быть, они всё-таки живы?"

Он стал перевязывать мальчику руку.

– Вам не жаль патрона? – спросил мальчик. – Их же всего семь в обойме.

– Что поделаешь…

Над бинтом, у самого плеча был у мальчика широкий шрам: пятно бугристо съёжившейся кожи.

– Где это ты так? – спросил Яр. – Ох, прости, я опять с вопросом…

– Ничего. Это ожог.

– Понятно… А можно ещё вопрос?

Мальчик кивнул.

– В Городе, – сказал Яр, – есть узкая улица между стенами. Она ведёт от площади с колоколами к башне. Как она называется?

– Так и называется: Башенная, – спокойно разъяснил мальчик, опуская на локоть трикотажный рукав. Но, кажется, опять насторожился. Съёжился.

– Тебе не холодно?

Он вздохнул:

– Мне не бывает холодно. Я даже не знаю, что это такое…

– А грустно бывает?

Мальчик опустил голову лбом на колени.

– Это похоже, – сказал Яр. – Грусть и холод.

– Тогда понимаю…

Мальчик посмотрел на темнеющее небо, и глаза его блеснули под фонарём.

– Сейчас летний воздух над всем полуостровом, – сказал он. – Завтра будет иначе. Даже снег пойдёт к вечеру. Вот будет у ветров работа – разносить его… Но вы не бойтесь, это случайный летний снег, здесь бывает такое. Я вам говорю, потому что вы не здешний.

– Спасибо… А ты умеешь делать бормотунчиков?

– Умел. У нас все умели… А вы умеете играть на барабане?

– Умел… У меня в детстве был игрушечный барабан.

– Тогда послушайте: какой марш барабанят колёса?

– Ну, этого я не знаю…

– Сбор на площади, шеренги по пять, – сказал мальчик. – А вот и огоньки.

Поезд шёл вдоль мохнатого от зарослей склона. Вверху замелькали то ли факелы, то ли маленькие костры.

"Один, два, три… четыре, – машинально сосчитал Яр. – Или пять?" Огни то вспыхивали, то терялись.

– Я пойду. Спасибо, – сказал мальчик.

– Куда?

Мальчик вскочил на перила. Яр испуганно качнулся к нему.

Мальчик легко прыгнул. И его словно отнесло ветром. Он встал, покачиваясь, на упругих верхушках кустов. Будто совсем невесомый. Помахал Яру. И побежал вверх, не проваливаясь в чащу.

…Яр всю ночь провёл на площадке. Даже поспал, навалившись на тряскую стенку вагона.

Потом он ехал ещё полдня – голодный, утомлённый и почти спокойный. Он знал теперь, что Игнатика в поезде нет и поиски будут долгими. И начинать их надо там, где подскажет инстинкт. Если подскажет…

Поезд пошёл по высокой зелёной насыпи. Вдоль неё развертывался городок. Было в нём что-то знакомое, как в Орехове. Скорость заметно снизилась на подъёме. Яр застегнул куртку и прыгнул вниз, на травянистый склон.

Это был городок или посёлок с ласковой тишиной на улицах. Кирпичная церковь с голубями на обветшалой колокольне. Домишки с узорчатыми карнизами, длинные дощатые заборы. Вдоль тротуаров стояли клёны, в них было много покрасневших листьев.

Слабо пригревало солнце.

На косом навесе маленького деревянного крыльца лежал, свесив голову, громадный кот с зеленовато-серой шкурой. Домик с круглым итальянским окном и кот показались Яру знакомыми.

– Кис-кис… – шёпотом сказал Яр.

Кот изо всех сил зевнул и отвернулся.

Яр Улыбнулся. Он был спокоен, как человек, вернувшийся после трудного рейса в родные места. У него появилась уверенность: теперь всё пойдёт как надо. Он даже предчувствовал, что будет дальше. За одним из поворотов откроется море, он спустится к берегу, там стоит готовый к отплытию баркас. Два молчаливых рыбака распустят парус. При тихом ветре баркас пересечёт бухту, и на ступенях маленькой пристани Яр увидит одинокого уставшего Игнатика. Возьмёт его на руки и скажет:

– Больше не убегай, глупыш… Помнишь, я хотел покатать тебя под парусом? Поехали…

Да, он верил, что так и будет…

Сначала ничто не говорило о близости моря. Но вот кончились деревянные домики, потянулся бульвар с белой каменной балюстрадой. На балюстраде густо сидели улитки. Это было похоже на уголок в курортном городке. Началась улочка с домами из ракушечника.

Быстро завечерело. Стал опускаться медленный снег. Это был тёплый ласковый снег, солоноватый на вкус. Он ещё больше успокоил Яра. А море – Яр это чувствовал – было совсем рядом.

Яр оглянулся и не заметил ни одного прохожего. И не надо, сам найдёт путь к берегу, без расспросов. Скорее всего, следует свернуть в этот переулок, сойти по сбитым ступенькам на каменистую тропинку, обогнуть двухэтажный домик с балконом…

С удивительно знакомым балконом!

У балкона были железные перила с узором, напоминающим штурвалы. Их оплетали засохшие стебли вьюнков. Среди стеблей поблескивал подвешенный неизвестно зачем ёлочный шарик. Яр заметил этот блеск при свете одиночной лампочки, которая горела на столбе.

Он вспомнил. Его всегда занимала загадка: зачем среди вьюнков повесили ёлочную игрушку? А спросить было некого. Хозяева уехали в столицу и оставили домик в полное распоряжение Яра. И он, шестнадцатилетний, жил тогда на каникулах в этом домике один. Вернее, со своими планами на будущее и ненаписанными стихами. У моря… Ещё не было Ратальской космошколы, не было приятелей-курсантов… А мамы у ж е не было. Только стояла на подоконнике мамина фотография.

Может быть, она стоит и сейчас?

Дверь была приоткрыта, окна не светились. Дом казался пустым.

Яр шагнул к утонувшему в сухой траве крылечку.

"Что ты делаешь? – сказал он себе. – Это не тот дом, не то море, не та Земля…" Но была такая крепкая уверенность, что в низенькой комнате на первом этаже стоит по-прежнему раскладушка с раскиданными по ней учебниками по астронавигации, притаился в углу старенький телевизор "Спартак", а на подоконнике, среди раковин и пёстрых морских камней, в тонкой пластмассовой рамке – карточка мамы.

Если очень поверить…

Ведь поверил же Игнатик – и шагнул к Яру через пространство.

Яр пошёл к двери. Тревожная мысль, что он сворачивает с нужной дороги, едва не остановила его. Но Яр сказал себе: "Всего-то несколько шагов…"

В тёмном коридорчике он зацепил плечом висевший на стене велосипед (так бывало и раньше!) и дёрнул дверь "своей" комнаты.

Комнаты не было.

Вернее, она осталась, только не было стены – той самой, с окошком, глядевшим на море.

Стена обрушилась – видимо, ещё в давние времена. Яр видел перед собой сизую громаду моря с огоньком у горизонта, серые полосы снега в синих сумерках, тёмную береговую улицу, которая неровно спускалась к воде. Каменные глыбы, клочья сухих кустов.

"Ну что ж…" – подумал Яр.

Он по обломкам рухнувшей стены спустился на тропинку. Вышел на скалистую площадку, козырьком нависшую над улицей.

Снег шёл и шёл. Море было безмолвно. Яр чуть не задохнулся от одиночества. Уверенности, что его ждёт баркас, уже не было.

Какой баркас? Откуда он возьмётся?

Яр оглядел улицу. Она была пуста. Редко светились окошки. Но здесь – на площадке и других скалистых выступах – Яр увидел неподвижных и молчаливых людей. Стояли они и чего-то ждали. Это не разогнало его одиночества.