Дети синего фламинго - Крапивин Владислав Петрович - Страница 24

Значит, они нарочно!

– Откуда ты знаешь? – почти испуганно спросил Дуг.

Юлька перестал плакать и замер.

– Малыш… – в тишине позвал его Дуг.

Юлька беспомощно посмотрел на него, а потом на меня.

– Потому что это я виноват, – еле слышно сказал он. Закусил окровавленную губу и уронил голову.

Юлька

– Ты? – очень удивился Дуг. И шагнул к Юльке.

Юлька быстро сел на корточки, почему-то прикрыл растопыренными ладошками затылок и затрясся, просто заколотился от нарастающего плача. И сквозь отчаянные слезы прокричал:

– Потому что я трус и предатель! Это я рассказал им про порох и про тайный ход! Они меня поймали, и я рассказал!..

Он захлебнулся слезами, совсем сжался в комок и привалился к низким ступеням. Я видел, как безнадежное горе скручивает и бьет его, будто ударами тока. Грубый камень расцарапал голое Юлькино плечо. Хотел я броситься к Юльке, поднять его, но в эту минуту почему-то не смог. Посмотрел на ребят. Они с непонятными лицами обступали рыдающего Малыша, придвигались к нему мелкими шагами.

На миг я испугался. Подумал, что они будут бить его. И понял, что сразу кинусь на защиту, стану драться, как тысяча тигров! Потому что все равно это был Юлька! Не смейте!

Как по-идиотски я ошибся, когда подумал такое про ребят. Даже стыдно вспоминать… Они подошли совсем близко, и Соти села рядом с Юлькой. Погладила его исцарапанное плечо и тихонько спросила:

– Сильно мучили?

От неожиданной ласки Юлька замер. Медленно поднял мокрое лицо. Посмотрел на Соти, на всех на нас, глотнул и сказал как-то удивленно:

– Совсем не мучили. Только пообещали… А я все выдал. Вот ведь какой я трус. – И опять заколотился в рыданиях.

Дуг нагнулся, взял Юльку за локти и тряхнул. Строго потребовал:

– Ну-ка перестань. Слышишь?

Юлька опять притих. Через плечо посмотрел на Дуга. И со всхлипами проговорил:

– Теперь вы должны судить меня как изменника. Да?

Дуг взял его на руки и медленно выпрямился. Сумрачно сказал:

– Эх ты, Малыш… Это вон тех надо судить. – Он кивнул в ту сторону, где маячил под вечерним солнцем город.

Юлька протестующе дернулся, но Дуг прижал его к груди и понес в казарму. Драный башмак упал с Юлькиной ноги. Я поднял его и пошел за Дугом.

В казарме Дуг положил Юльку на покрытую дерюгой лежанку. Юлька вздрагивал и молчал. Мы встретились взглядами.

Такая тоска была в его глазах, такая боль, что я чуть не закричал. Но сдержался и не отвел взгляда. Однако смотреть так и молчать было невозможно. И я глупо спросил:

– Как же ты им попался, Юлька?

Он резко приподнялся. Заговорил, глотая слова:

– А как… Сам не знаю… Шел по деревне, а двое откуда-то подскочили. Сразу хвать… Говорят: “Ты из крепости спустился?” Я притворился, будто ничего не понимаю, а они опять: “Не отпирайся, все равно ваших всех уже поймали”. Я испугался и говорю: “Как поймали?” Они тогда засмеялись и потащили меня… А там такой подвал…

Юлька опять дернулся, глянул на Дуга и прошептал:

– Все равно вы должны меня судить. Так надо…

– За что? – печально спросил Дуг. – За то, что не смог стать героем? А кто из нас герой? Кто из нас смог бы?

– Никто не герой, но никто и не предатель, – горько возразил Юлька.

Дуг хотел ответить ему, но пришла Соти. С кувшином и чистыми тряпицами. Она молча отодвинула меня и Дуга от лежанки и стала смывать кровь с Юлькиных губ и подбородка.

Дуг взял меня за локоть.

– Пойдем пока…

Обрушенный край площадки еще дымился. Трава была белесая от осевшей пыли. Ребята молча ждали нас. Галь поманил Дуга и меня к обрыву и сделал знак, чтобы укрылись за парапетом.

– Смотрите.

Мы осторожно глянули вниз. Леса были освещены закатом. Среди деревьев уходили от скал слуги Ящера.

Они шли не оглядываясь. Видимо, были уверены, что мы или погибли от взрыва, или наглухо заперты в крепости и никуда не денемся…

А мы и в самом деле были заперты. Взрыв разрушил спуск, и мы не могли теперь попасть ни в лес, ни к морю. И колодец, где мы добывали воду, завалило (это был глубоченный колодец, и мы таскали из него воду котелками на чудовищно длинной веревке). Запас воды хранился в каменной бадье глубоко в подвале. Бадья не пострадала и была почти полная. “Но это на три дня, – подумал я. – А потом что? И надолго ли хватит еды?”

Дуг собрал нас у мортиры. Всех собрал, даже самых маленьких, только Соти и Юлька оставались в казарме.

– Что будем делать, люди? – спросил Дуг.

Все молчали. Мои мысли разрывались: надо было думать, как выбраться из западни, а я думал о Юльке. Как он там?

Ну ладно, мы с Юлькой скоро улетим, а что будет с остальными?

“А как же вы улетите? – словно спросил меня кто-то. – Бросите ребят в беде?”

В самом деле, разве бросим? Не бывать нам с Юлькой дома, пока не отыщется для всех путь к спасению.

Только где он, этот путь?

– Уходить нам отсюда некуда, – сказал Галь. – Внизу нас переловят, как цыплят…

– А здесь помрем с голоду, – хмуро заметил Дуг.

– Птица поможет, – неуверенно сказал я.

– Сколько можно гонять Птицу? – откликнулся Дуг. – И за хлебом, и за рыбой, и за водой… Измучаем ее, и она нас бросит.

Я был уверен, что Птица нас не бросит. Но что измучается – это точно. Ответ Дуга прозвучал сердито, и я смущенно умолк. Опять подумал о Юльке. Сильно он виноват или не сильно, я не мог решить. Однако врагов к тайному ходу привел все-таки он. А мы с ним были до сих пор как один человек. Значит, и на мне лежала вина. Никто мне так не говорил и, наверно, даже не думал, но я опустил голову и отошел.

В это время Дуг сказал:

– Нам нельзя спускаться отсюда что с Птицей, что без Птицы. Слуги Ящера, наверно, следят за всей округой. Нам вообще нельзя показываться в здешних местах.

Тун спросил неторопливо:

– А куда деваться-то?

– Только в Синюю долину…

Все непонятно замолчали.

Потом Галь тонко и жалобно крикнул:

– Сумасшедший ты! Хочешь сгинуть со света?

– Как же теперь? Пусть из-за меня все сгинут? – тихо спросил Дуг.

Он еще что-то сказал, но его заглушили сердитыми возгласами. Все на него накинулись. За что? Я ничего не понимал.

Подошла Соти и негромко сказала:

– Ну чего раскричались? Не шумите. Где Лук?

Она вывела Лука из толпы, усадила на лафет и стала разматывать на его ноге грязную повязку. В левой руке Соти держала блестящий пузырек.

– Что это у тебя? – спросил Галь.

– Лекарство. Малыш принес…

Принес все-таки! Значит, схватили Юльку, когда он уже побывал у старухи. И он прятал у себя пузырек – не разбил, не потерял, сберег…

Мы обступили Лука. После взрыва мы совсем забыли о его ране, а теперь забеспокоились.

Ранка подсохла, но щиколотка распухла. Дуг покачал головой. Соти сказала:

– Ничего. Теперь скоро пройдет.

Она развернула свежий бинт, смочила его лекарством.

– Отойдите-ка, свет загородили…

Но мы не загораживали свет. Просто зашло солнце, и быстро темнело.

Тун принес фонарь.

Потом от этого фонаря мы зажгли небольшой костер. Все, молчаливые и невеселые, сели у огня. Меня грызла тревога за Юльку, и я пошел в казарму. Но Юлька сам вышел навстречу.

Даже в сумерках было видно, какой он осунувшийся и несчастный. Просто убитый.

– Пойдем, Юлька, к огню, – осторожно сказал я и взял его за ладонь. Но он освободил руку и качнул головой.

– Ну чего ты… Пойдем, – повторил я и от жалости к нему чуть не заревел.

Юлька опять мотнул головой и сел в чахлую траву у подножия башни. Я неловко взял его за плечо. Оно было холодное, как у неживого.

– Продрогнешь весь… – пробормотал я.

– Нет, – прошептал Юлька и шевельнул плечом.

Подошел Галь. Укрыл Юльку своей изодранной курткой, а меня отвел в сторону. И сказал мне ласково и твердо: