Умирать подано - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 25

Часов в шесть они оставили Веронику и пошли болтаться по городу. Из развлечений Игорь мог предложить только «Золотой коробок», потому что вход туда был бесплатным, но не стал этого делать по эстетическим соображениям. В восемь опер дозвонился до Виригина, уточнил состояние здоровья коллеги, объяснил серьезность положения и попросил пересечься для обмена ключами. Здоровье у Ильи было по-прежнему подорвано, он глушил боль водкой, но для друга ничего не пожалел. Обмен состоялся, и в десять вечера Плахов и Настя слились в угаре на виригинском диване.

Когда первые кошмарные страсти немного улеглись и сознание вернулось из любовного полета на твердую почву, Настя вновь заговорила о Веронике.

– Игорек, скажи мне, с ней все будет в порядке?

– Конечно.

– Ты мне обещаешь?

Разумеется, в такую минуту Плахов мог ответить только одно. Смешно было бы сказать: «Нет. Видишь ли, ее все равно грохнут, а труп утопят в Блуде».

– – Обещаю.

Настя еще теснее прижалась к Игорю, запустив пальцы в его модельную стрижку.

Утром в воскресенье детектив Плахов проводил Анастасию, приехал в общежитие, разбудил вдрабадан пьяного Виригина, отдал ключи и сказал: «Сенкью». Илья промычал: «Ол'райт» – и вернулся в туман цвета темного пива. Игорь откушал кофейного напитка с окаменевшим пряником и свалил в отдел, оставив друга в покое, ведь завтра друг должен находиться в отличной боевой и физической форме.

Из отдела Плахов отправился в городскую больницу навестить раненого торговца Пилюлькина. Несмотря на почти бессонную ночь, Плахов чувствовал себя превосходно. Любовь действительно окрыляет, хочется творить прекрасное, а в применении к оперской работе – сажать, сажать и сажать.

Пилюлькин лежал со скорбным выражением лица в палате общего режима, и появление Плахова радости в его глаза не добавило. Детектив похлопал потерпевшего по раненому плечу, посоветовал мужаться и предложил выйти в коридор.

– Итак, милый мой Баранов, – начал он, когда просьба была выполнена, – я трачу свой единственный выходной на твою подстреленную персону, поэтому в целях экономии времени попрошу очевидные факты не искажать и глупости всякие не выдумывать. Йес? Йес. Было у тебя сумочке не полтинник наших, а как минимум полтонны ихних, может, больше. Получил ты их за продажу вишневой девятки. Криминала тут, общем, никакого нет, окромя нарушения правил валютных операций, но это фуфло. Так?

– Так.

– Ты у нас шестой по счету. В курсе?

– Слышал что-то.

– Ничего ж себе «что-то». Весь рынок ломает головы, а ты «что-то» слышал. И что именно?

– Из-за «бабок» стреляют.

– Или из-за места?

– Может. Но на меня никто не накатывал.

– Пятницу, надеюсь, не забыл? Тогда расскажи все поподробнее. Начиная с того момента, как продавец передал тебе денежки и ты почувствовал себя счастливым. Проверка на искренность. Сколько передал?

– Тонну.

– Правильно. Черный нал? Бардак! Пилюлькин порылся в карманах полосатой больничной пижамы, выудил пачку «Кэмела» и прикурил. Пока он собирался с мыслями, Игорь успел изучить плакат «У нас не курят» и стенд «Советы чумолога», посвященный профилактике чумы. Чума, как выяснилось, половым путем не передавалась, и этот факт чрезмерно обрадовал опера.

– У них не курят, – кивнул Игорь на табличку.

Пилюлькин не отреагировал, продолжая собираться с мыслями.

«Чего ж ты, милый, из санитаров-то ушел? Там местечко поденежнее, хотя и не очень приятное. Но все дело в волшебных пузырьках, то есть в привычке». Месяца три назад в морге убили санитара и изуродовали пару трупов. Даже на том свете гражданам не уйти от криминальных разборок. Рай вовсе не гарантирует райскую жизнь. Подумал, наверное, Пилюлькин и решил: «Ну его к бесу! На евростандарт скопить успел – и ладно, на тачку скоплю на рынке». И ушел из морга, пока не вынесли. В березовом ящике цвета красного дерева.

– Ну что, обкурился? Тогда слушаю. Баранов бросил окурок за скамейку и, деловито прокашлявшись, заныл:

– Ну чо? Мужик подкатил, «бабки» отмаксал, и все.

– Не все. Во сколько подкатил, при ком отмаксал? Я ж предупредил – подробненько.

– Часа в три приехал, как и договаривались. Я ему утром позвонил – так и так, «тачку» берут. За восемь тонн. Он ставил за семь, то есть тонна моя. «Бабки» у покупателя с собой, сегодня и рассчитаться можно. Он часа в три на рынок и подкатил, с командой своей. Они в будке рассчитались да бумаги оформили.

– Как сделку оформляли, не в курсе?

– Без понятия, мне это до фонаря.

– Ну, кто в будке обычно сидит?

– От рынка кто-нибудь и нотариус. Во второй комнате кассир – девка молодая, ничего, кстати.

– Она тоже в курсе ваших наваров?

– Не знаю, – облизнул губы Пилюлькин. – Вообще-то она вертится возле «тачек», курит, с мужиками болтает. В будке-то скучно целый день сидеть.

– Прелый в пятницу работал?

– Да, – как-то боязливо ответил бывший санитар.

– Хорошо. Где тебе продавец «бабки» передал?

– Отошли в сторонку, да передал. Никого рядом не было. А про то, что я штуку срубил многие знали. Этого ж не скроешь, все виду.

– Ладно, а потом что? Сколько ты на рынке с деньгами слонялся?

– Часа два где-то.

– Чего сразу не свалил?

– А что дома сидеть? Пока с мужиками потрепался, пока дернули по сотенке.

– Где дернули и с кем?

– Прямо на рынке, на трибунах. Коньяк тут же брали, в бочке.

– В какой еще бочке? Конину что, как квас разливать стали?

– Да, что-то типа того. Какая разница – бочка, бутылка? И там, и там самопал. А из бочки дешевле. Торгаши и прикинули – зачем в бутылки разливать, марки клепать, все равно никто не поверит. Вот из бочки и продают. Бочка одна, а краников несколько. Хочешь – «Арарат», хочешь – «Наполеон». Ноу проблеме. Цены, конечно, разные.

– Ага… Ну, шут с ним, с коньяком, едем дальше. С кем бухал?

– Да нас человек пять было. Мы специально не договаривались. Кто-то предложил, ну и пошли.

– Все посредники?

– Нет, Витек еще был, крыльями торгует. Иногда к нам подваливает.

– – Фамилию не знаешь?

– – Без понятия. Блондинчатый такой, лет двадцать пять. У него лоток третий от входа.

– Он мог знать про твои деньги?

– В приципе мог. Я ведь проставлялся… Ясно, что не просто так.

– И часто он к вам подключается?

– Врать не буду, со мной в первый раз. Да Витек и адреса моего не знает.

– А кто знает?

Пилюлькин закатил глаза:

– Никто вроде. Я трепался, конечно, что «хату» купил на Болоте, в новом доме. А вот телефон Прелый знает. Он всех телефоны знает ну, у кого есть, или адреса.

– Зачем?

– Так полагается. Если вдруг претензии какие у клиентов возникнут либо непонятки всякие. Чтобы продавца быстро найти.

– Сколько ты отстегивал Прелому? Баранов загрустил.

– Ну… Если… Вот…

– Сколько?

– Пятую часть полагается.

– То есть двести баксов с тонны. Заплатил?

– Ну, понимаете… Мне «бабки» позарез были нужны, за ремонт в выходные расплатиться, а то там проценты закапают. Я хотел с Прелым побазарить, чтобы со следующей «тачки» все вернуть. Я и мужикам объяснил, когда пили.

– Побазарил? С Прелым?

– Я заходил пару раз в будку, его на месте не было. Решил в понедельник все растолковать.

– А он сам не может тебе счетчик включить

– Может, конечно. Кто ж любит, когда в долг берут? А не отдал вовремя – все равно что в долг ВЗЯЛ.

Плахов скрестил руки на груди и вытянул ноги, принимая образ «своего парня».

– Кстати, Ген, имей в виду, что разговор У нас сугубо личный, можно сказать, интимный, никаких протоколов я тебе не подсовываю. Понимаешь, о чем речь?

Баранов утвердительно кивнул.

– Так что не дрейфь, чума половым путем не распространяется. Откуда Прелый на рынке образовался? И вообще, как он по жизни?

– А че как?.. Козел.

– Меткая характеристика. У нас все делятся на две категории – козлы и не-козлы. В чем же козлиность господина Прелого?