Боль. Нестерпимая боль - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 21

– Андрюха, сегодня рейд ночью. Ты водку уже купил?

– Ещё нет.

– А чего сидишь? Скоро уже вечер.

– Сейчас в универсам сбегаю.

– Зачем так далеко? В подвале шоп открылся. Там дешевле, чем в магазине.

– Сколько брать?

– Сам смотри, я себе уже взял.

– Закусь есть?

– Найдём.

Фразы метались между двумя соседними кабинетами, посредством открытых дверей. Причем, голосовые связки практически не напрягались.

Соловец, держа перед глазами шпаргалку, распределял посты: – Дукалис-Волков идут на Стачек, Кивинов-Каразия – на Ленинский, я и Петров – на Жукова. Рейдуем до пяти утра, потом домой и спать. Тормозить всех, особенно, кто с запчастями от машин. Ловить лучше с поличным. Если к машине подойдут, сразу не хапайте, пусть вскроют, не беда, если стекло разобьют, машина не ваша. Когда возьмут что-нибудь, отойдут метров на пять, тогда и задерживайте. Всех в отделение. Надо сбивать волну, а то по десять машин за ночь вскрывают. Рации возьмёте в дежурке. А что делать, не умеем работать головой, будем работать ногами. Всё, по местам. Удачи.

Кивинов зашёл к Каразии.

– Готов?

– Всегда готов, – сверкая зубами, улыбнулся Эдик. – Слушай, я сразу потом домой поеду, пакет с собой возьму. Вот, пацану купил.

Эдик достал из пакета автомат. Не настоящий, конечно, игрушечный.

– Ух ты, копия АКМ, где купил?

– В ларьке на Ленинском.

– Завтра тоже куплю, красивая штука.

– Подержи. – Эдик отдал пакет Кивинову, поправил рацию под курткой, проверил пистолет и забрал пакет назад.

– У тебя где?

– В термосе, где же ещё? Не бутылку же с собой брать.

– Нормалёк, а у меня во фляге. Ну что, в бой?

– Да, пошли. Приятно почувствовать себя в родной стихии. Я же постовой.

Белая ночь вступила в свои права. Последние прохожие спешили по домам. Бродячие собаки прятались в подвалах. Город отдыхал от жаркого дня. Ещё не появились комары. Кивинов одел ватник-фуфайку, а Каразия – кожаную куртку и кепку-аэродром. Оба смотрелись просто великолепно, особенно вместе. Эдик сбивал одуванчики на газонах. Кивинов, сунув руки в карманы брюк, неторопливо брёл по тротуару.

Вдоль домов-монстров протянулись ряды машин. Их надо охранять – много краж.

Эдик принялся напевать абхазскую песенку, Кивинов достал спичку и сунул в рот. Каждый шаг, каждый шорох, звук отдавались гулким эхом в ночном воздухе.

– Ты никогда не задумывался, почему ночью так тихо? – спросил Кивинов.

– Потому что все спят, – просто ответил Каразия. – Слушай, что ты собираешься с тем гаражом делать?

– Не знаю пока. Засаду там не посадишь – некого, да и без того пока забот хватает. Днём квартиры летят, ночью – машины, не успеваем заявы принимать. Но что-нибудь придумаем. Я туда ещё хочу съездить, поискать повнимательнее. Может, повезёт.

– А машину не пытался найти? Фургон?

– А как? Я что тебе, ясновидящий? В Гатчину надо ехать и там копаться. А это, считай, день угробить, а то и два. А Соловец и так косится – опять не в своё дело лезешь. Явно не наша Мокруха. Свои раскрывай, вон директора магазина в подъезде расстреляли, вот и копайся. А по потеряшкам всё равно «глухаря» не возбудят, стало быть, нечего и искать.

В ночной тишине раздался визжащий женский крик.

– Бежим, это где-то там, недалеко.

Завернув за угол, опера увидели поддатого мужика, бьющего по лицу какую-то дамочку, тоже явно навеселе.

– Получай, сука! Где шляешься?

Каразия подошёл к мужику.

– Генацвале, в чём дело? Зачем бьёшь? Ей больно!

– Не твоё дело, сейчас и тебе дам. Это моя жена, хочу – бью, хочу – не бью.

Дамочка тоже вдруг набросилась на Каразию.

– А твоё какое дело? Это мой муж, хочет и бьёт. Пошёл вон отсюда, развелось черножопых, даже ночью прохода нет.

– Пойдём, Эдик, – сказал подошедший Кивинов, – каждому своё.

Каразия сплюнул.

– Набить ему морду, что ли, за черножопого? Выговор ведь влепят.

– Брось, пойдём, нам угонщиков ловить надо. Вызови машину по рации, пусть их заберут, в отделении поговоришь.

– Всё настроение испортили. Надоело мне болтаться. Гады, иномарок себе наворовали, а на гараж скинуться не могут. А ты ходи, охраняй, здоровье гробь. Больше делать мне нечего. У меня тоже жена, сын есть, а я тут болтаться должен.

– Да успокойся ты. Пора приступать ко второй части Марлезонского балета.

– Где?

– Пошли в подъезд, или на крышу.

Через минуту опера уже сидели на крыше, поставив термос и расстелив газетку, на которой аккуратно были разложены бутерброды.

– Ну что, погнали? За рейд, будь здоров.

– О, здорово. Хорошая водка. Ты где брал, в подвале?

– Там.

– Знаешь, кто там шоп-то открыл?

– Нет.

– Эльдар, постовой наш.

– Да ну? Стой, а из милиции он не ушёл?

– Нет, а зачем? Работает сутки через трое. Жена за границу ездит, шмотки привозит, он торгует. Чем не бизнес? И никакой рэкет не достанет – над головой милиция.

– Слушай, может, тоже чего-нибудь откроем. Сыскное бюро, например, «Кивинов и дураки», а?

– Почему дураки?

– Дураки-то будут, кто ж ещё к нам придёт? Как частные конторы работают? Найдём, не найдём – всё равно платите. Сами понимаете – гарантий никаких. Ну что, давай по второй?

– Давай.

– Красота. Надо покемарить да по домам. Будем считать, что порейдовали удачно, воров, правда, не поймали, но ничего, в другой раз повезёт.

Спустя час Каразия растолкал Кивинова.

– Всё, пора. Сейчас для вида кружок пройдём и домой.

Спустившись с крыши, опера вышли на улицу. Прохожих ещё не было. Четыре утра. Через несколько минут светать начнёт. Кивинов снова достал из пакета Каразии автомат и перекинул через плечо.

В переулке застучали каблучки. Из тёмной аллеи вышла молодая дамочка и, нервно прижимая к себе сумочку, торопливо пошла по проспекту. Навстречу двум бравым ребятам из милиции. Каразия сдвинул кепку на лоб, растопырил руки и с кавказским акцентом прошептал: – Ты куда, сэстра? Пойдём сы нами. Дамочка испуганно свернула в сторону.

– Вы кто? Что вам надо?

– Тебя! – ответил возникший из темноты Кивинов и, направив на неё автомат и скорчив жуткую рожу, страшно прохрипел: – Съедим! А-а-а!