Самый яркий свет - Берристер Инга - Страница 13

Остается надеяться, что Сэм не вообразит, будто она все еще страдает по нему. Он должен отлично представлять ее отношение, ведь только слепой мог не заметить, как сильно она ненавидит его. В конце концов, точки над «i» были расставлены много лет назад. Будь это иначе, они бы, наверное, могли как-то договориться и решить свои проблемы.

Если бы все, что было тогда, происходило сегодня, конечно, и он, и она вели бы себя иначе. И все-таки хорошо, что все сложилось, как сложилось. Меньше всего Эбби хотелось бы, чтобы отец ее ребенка убеждался в своем отцовстве с помощью медицинских тестов.

Тяжело вздохнув, Эбби остановила машину возле дома и заглушила мотор. Взяв сумку, она направилась к двери, держа ключи наготове… И только сунув ключ в скважину, поняла, что дверь открыта.

Похолодев, она неуверенно толкнула ее и переступила через порог. Только у нее и у Кэти есть ключи. Не значит ли это, что Кэти опять выкинула какой-нибудь фортель?

Ну, так и есть!

Оказавшись в гостиной, Эбби превратилась в изваяние. Совсем не Кэти сидела в одном из симпатичных кресел с вышитыми подушками и мирно беседовала с мурлыкавшей кошкой, которая, как ни странно, покинула свое любимое место, чтобы уютно устроиться на коленях у… Сэма.

Осторожно спустив кошку на пол, он встал, не сводя с Эбби неулыбчивого взгляда. Крепко сжимая в руках сумку, словно от этого зависела вся ее жизнь, Эбби с откровенным недружелюбием спросила:

— Что ты тут делаешь? Как вошел?

— Кэти одолжила мне свои ключи, — спокойно ответил он, даже слишком спокойно, если сравнить с состоянием Эбби в течение последних часов. — Нам надо поговорить.

Они стояли друг против друга, и между ними было не больше трех футов. Эбби Сэм показался выше и шире в плечах, чем вечером в ресторане. Возможно, потому что теперь на ней были туфли без каблуков. Ее задело, что он выглядит таким спокойным и уверенным в себе — и где? — в ее собственном доме, тогда как она не в силах держать себя в руках. Сэм нарочно все подстроил, наверное, решил, что так ему будет легче взять верх.

Эбби, молниеносно перебрав в уме варианты, решила, что у нее есть альтернатива: или она изображает пассивность и, ни слою не говоря, немедленно уходит; или ничего не скрывает и дает Сэму понять, что он абсолютно ничем не может поколебать ее решение не пускать его в их с Кэти жизнь…

Поскольку Эбби отлично знала, что пассивность не в ее характере, то выбрала второе.

— Нам надо поговорить? — холодно переспросила она. — С каких пор, Сэм, у тебя появилось право решать, что мне надо или не надо? — Ледяная усмешка скривила ее губы. — Ты можешь хотеть или не хотеть говорить со мной, но, поверь, у меня нет ни желания, ни нужды в этом.

— Нам надо поговорить. Не только ради нас самих, — продолжал Сэм, не обращая внимания на неприязненный прием. — Ради нашей дочери.

— Нашей дочери?! — Эбби едва не задохнулась от ярости. — У тебя нет дочери! Кэти моя и только моя. Ты не хотел ее. Ты заявил, что у тебя не может быть дочери… Помнишь?

— Я был не прав. Да, я ошибся. Но тогда мне и в голову не могло прийти…

Эбби смотрела на него, и кровь отливала от ее лица, а по телу пробегала дрожь, по мере того как до нее доходил смысл его слов.

До самой последней минуты она даже сама не понимала, как связана с Сэмом, хотя во второй раз отказывала ему в праве на дочь.

— Вот так, — прошептала она еле слышно. — Кэти не твоя дочь. Кэти моя. Она всегда была только моей и никогда…

— Что никогда? Она никогда не спрашивала обо мне? Не желала видеть меня? Она ненавидела меня так же, как ты? Эбби, это твои чувства, а не Кэти.

У Эбби от злости сжалось сердце, так легко имя Кэти соскальзывало с языка Сэма, словно он привык произносить его.

— Это Кэти нашла меня, — напомнил Сэм, но Эбби не попалась на крючок.

— Не Кэти. Ее жених отыскал тебя, вбив себе в голову, будто у него есть право…

— На что? Сделать Кэти счастливой? Ну конечно, одна ты имеешь право делать Кэти счастливой и больше никто, так? — вспылил Сэм. — Ты так далеко зашла, что не оставляешь за Кэти права решать, отчего она будет счастлива, а отчего не будет.

— Неправда, — возмутилась Эбби, и у нее заполыхали щеки. — Кэти уже двадцать два года, она взрослая и…

— И что?

И Эбби, и Сэм были одеты по-будничному, но Эбби с негодованием сознавала, что ее черные брюки и мешковатый свитер, хотя и были удобны, однако не шли ни в какое сравнение с порядком выцветшими джинсами и ковбойкой, отлично подчеркивавшими крепкую мускулистую фигуру Сэма.

Странно, что мужчина в его возрасте сумел настолько сохранить свою силу и привлекательность… Никакого живота, никакой расхлябанности… Эбби торопливо отвернулась. В конце концов, какое ей дело до того, как выглядит Сэм? И вообще ей нет дела до мужчин…

— Что «что»? — устало переспросила она, адресуя Сэму его же вопрос.

— Кэти взрослая женщина, — стоял на своем он. — Ты должна это признать, а тебе и дела нет. Ты даже не позволяешь ей иметь собственные чувства. Ты не позволяешь ей сказать, что она хочет познакомиться со мной…

— А она хочет? Это Кэти сказала тебе?

— Нет. По крайней мере, не так пространно. Но она все же сказала…

— Ты говорил с ней? — перебила Эбби.

— Да. Они со Стюартом пришли ко мне в отель сегодня утром. Мы долго говорили и кое-что выяснили…

— Выяснили?

У нее потемнело в глазах.

— Выяснили, что я, как дурак, прожил двадцать два года, не имея связи с собственной дочерью. Ведь это неправда, что я все двадцать два года не желал признать свою дочь и тем более не чувствовал ни стыда, ни вины из-за того, что когда-то отказался признать ее. Выяснили, почему я ни разу не попытался связаться с ней, хотя, видит Бог, много раз хотел это сделать.

— Ты врешь, — не поверила Эбби. — Просто говоришь это сейчас, потому что…

— Почему?

— Зачем ты приехал? Что тебе надо?

— Я приехал, так как узнал, что кто-то в Англии наводит обо мне справки, — откровенно признался он. — А насчет того, что мне надо не знаю, стоит ли отвечать сейчас. Мне кажется, ты не в том настроении, когда можешь спокойно выслушать меня.

— Я всегда буду не в том настроении, если ты захочешь сказать мне что-то другое, нежели «прощай», — с горечью бросила Эбби. — Мне уже пришлось один раз это услышать.

— Нет, такого не было, — возразил Сэм. — Это ты сказала мне «прощай»… И даже не ты, а твой посланец.

Эбби не сводила с него глаз.

— Ты обвинил меня в том, что я навязываю тебе нагулянного ребенка… Ты обманул меня, ни разу не упомянув о своем якобы бесплодии… Кстати, многие мужчины не смиряются с ходу с подобными диагнозами.

— Да, я знаю, — вздохнул Сэм. — Но мне также известно, что их первая реакция на сообщение, подобное твоему, такая же, как была у меня. Эбби, мое поведение не было уникальным. Сознаю, это меня не оправдывает и не уменьшает боль и обиду, которые ты испытала тогда. Но мне тоже было больно и обидно. Я был беззаветно влюблен в тебя и вдруг оказывается, что ты мне изменяешь. Наверное, в свои двадцать шесть лет я казался тебе взрослым человеком, но я не был таким… внутренне. Мужчины взрослеют медленнее, чем женщины, и я не был взрослым, если света невзвидел от ревности. Для меня тогда мир пошатнулся. Ты была такая юная…

— Но не слишком юная, чтобы меня, беременную, можно было бросить.

У Сэма мгновенно потемнели глаза, и он стиснул кулаки, чтобы не выдать свои чувства.

— Я не бросал тебя, — резко возразил он. — Ведь это я умолял, чтобы мы опять жили вместе… Помнишь? Не я отказался принять от тебя хотя бы пенни… Не я сказал, что лучше умереть, чем это…

— Я не хотела твоих денег, — взвилась Эбби, разозленная очевидной неспособностью Сэма даже через столько лет понять, какую обиду он нанес ей, предлагая деньги, но отказываясь признать ребенка… — Я хотела…

Эбби умолкла, изо всех стараясь сдержать слезы, подступившие к глазам.

— Чего?

— Ничего. Совсем ничего… Я хотела, чтобы ты убрался из моей жизни… из нашей жизни. Теперь ты, видите ли, решил, что можешь принять Кэти в качестве своей дочери, но если речь обо мне…