Хитрые уловки - Берристер Инга - Страница 23

Он схватил и обнял собаку.

— Где она, Пупси? Где Джинджер? Где она? — Он выпустил ее из объятий, и Пупси завиляла хвостиком.

— Ищи Джинджер. Ищи Джинджер, Пупси! — Собака отбежала на несколько шагов, обернулась, тявкнула и потрусила в туман.

Мартин понял, что Пупси знает, где хозяйка, и приглашает его следовать за нею.

— Джинджер… Джинджер… — Он складывал руки рупором и кричал в белый сумрак, Пупси помогала ему звонким лаем.

— Джинджер! — вновь закричал Мартин, но внезапно осекся, услышав резкий смех, страшный, холодом пробирающий до позвоночника, переходящий в визг.

Звук стих. Пупси метнулась в его сторону. А Мартин в нерешительности позвал еще:

— Джинджер! Джинджер! Тишина.

Мартин готов был проклясть и холмы, и туманы, прежде им любимые. Пупси путалась у него в ногах и скулила. Мартин обнадеживающе потрепал ее за холку, но она только тихонько зарычала. Он всмотрелся в туман и понял, что послужило причиной рычания, вернее кто. Из белого облака материализовалась овца. Она повернула к Мартину голову и вздохнула.

— Не надо пугать несчастное животное, Пупси, — сказал Мартин серьезно, поскольку собачка явно желала прыгнуть на овцу.

Тогда Мартин взял Пупси на руки, но та взорвалась безудержным лаем, задергала лапами и вырвалась.

— Пупси, — закричал он вслед убегающей собаке и побежал за ней сквозь густой туман, осыпая белую сучку отборными ругательствами.

Пупси залаяла в трех шагах от него, он настиг и ее, и звякающую колокольчиком овцу и хотел было отругать беглянку, но тут увидел Джинджер.

Она сидела на склоне, глядя в туман так спокойно и безмятежно, как если бы она сидела в кухне ее собственного дома.

— Джинджер!

— Привет, Мартин, — спокойно приветствовала она его и погладила собаку испачканной в глине рукой.

— Джинджер! Что ты здесь делаешь? Что случилось? С тобой все в порядке?

Она не знала, на какой из его вопросов прежде ответить. Единственное, что она понимала сейчас, — что она в безопасности, что помощь пришла и ее отведут домой.

Если бы она попросила, он отнес бы ее в дом на руках.

— Я не понимаю, — бесстрастно сказала она, — я просто шла за Пупси…

Веки как будто отлили из свинца, а ресницы смазали клеем. Холод пронизывал насквозь, так что Джинджер могла бы изучать строение собственного тела, наблюдая, как промерзает мышца за мышцей до самого скелета. На секунду ей показалось, что она сделана из стекла и это стекло тонко звенит, готовое лопнуть от мороза.

Мартин снял с себя дождевик и укутал отчаянно дрожащую Джинджер. Потом легко, словно девочку, вскинул на руки и понес к дому.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он, внимательно вглядываясь ей в глаза, когда они пришли домой. Джинджер и Мартин сидели в теплой кухне, Мартин варил грог.

— Хочешь, я вызову врача? Он очень приятный старый джентльмен. Тебе он непременно понравится…

— Нет, — Джинджер отвечала отрывисто, словно каждое слово давалось ей с большим трудом. — Нет. Я прекрасно себя чувствую… Кроме того, мы уезжаем.

— Может, останешься?

Джинджер отрицательно покачала головой.

— Но по крайней мере прими ванну, выпей грога, выспись, а потом уезжай…

— Немедленно… Я хочу уехать прямо сейчас…

— Я распакую чемодан, ты должна отдохнуть, — сказал Мартин твердо. — Не хочешь мокнуть в ванне, просохни у очага, оденься в сухое. И потом поезжай куда хочешь.

Мартина не на шутку беспокоила холодность Джинджер. Никогда прежде она не казалась настолько далекой, чужой. Даже в день их знакомства Джинджер была более отзывчива к его словам.

Джинджер била дрожь. Мартин, убедившись что спорить с ней бесполезно, поднял ее на руки.

— Не смей! — вскрикнула она, но тот не послушал. Он твердо решил отнести ее в ванную.

Рядом с его спальней пару месяцев назад установили джакузи. Мать настояла на нововведении. Но после установки Мартин редко пользовался водным чудом, впрочем, как и помпезной спальней, отдавая предпочтение маленькой уютной комнате, которую отдал теперь в распоряжение Джинджер. Он посмеивался над противоревматической процедурной, как он называл джакузи, но сегодня мысленно поблагодарил мать за настойчивость.

Мартин посадил Джинджер на стул, и она наблюдала, как вода быстро заполняет ванну. Зрелище клокочущей воды в ванне всегда нравилось ей, успокаивало; ведь это не море. Она сама не заметила, как задремала. На одну лишь секунду. Из оцепенения ее вывели руки Мартина: мягко, но настойчиво освобождающие ее от одежды.

Джинджер проснулась и схватилась за кофточку, которую Мартин пытался с нее снять.

— Джинджер, ради Бога.

— Я могу раздеться сама! — отчаянно зашипела она. — Уйди, я буду раздеваться! Я буду раздеваться… без тебя, — внесла она полную ясность в этот вопрос тоном, не терпящим возражений.

Мартин не собирался спорить. Она ведет себя очень странно, но времени на уговоры нет: чем дольше Джинджер остается в мокрой одежде, тем больше у нее шансов заболеть.

Пожав плечами, он вышел из ванной и закрыл за собою дверь.

Джинджер потянула с себя мокрую кофточку, но остановилась и с опаской взглянула на дверь. Никакого замка. Она зло сжала губы. Нет, бояться, что Мартин вернется и вынудит ее к чему-то, чего бы ей не хотелось, просто глупо. В конце концов, он имел не одну возможность делать это с нею всю прошлую неделю без продыху, но он относился к ней, как к сестре или ребенку, то есть не как к женщине.

Нет, каков подлец! Сначала обманом завлек ее в свою постель, а потом пренебрег ею, словно надоевшей куклой! Как он только не выкинул ее на свалку?

Она сорвала с себя набухшие от влаги одежды и бросила тут же на пол, потом зажмурилась и ступила в горячую воду, которая сначала показалась ей даже неприятной по контрасту с ледяной кожей. Ванна действительно огромная, в ней и двое чувствовали бы себя достаточно комфортно, даже трое… Ведь Мартин стоит двоих. Этот мощный мужественный мужчина…

— Мартин!

Джинджер закрыла глаза, но две слезы предательски пробились из-под смеженных ресниц. Сердито она надавила на кнопку, и вода забурлила: включился режим водного массажа.

Для чего она кричала? Кого звала? Она ненавидит его… ненавидит…

— Джинджер?

Тишина. Мартин помялся возле закрытой двери и постучал еще. Никакого ответа. С тревогой он открыл дверь и замер на пороге.

Джинджер, свернувшись калачиком на теплом дне пустой ванны, крепко спала, накрытая полотенцем. С распущенными волосами и свободным от косметики лицом она выглядела такой юной и уязвимой, что Мартину захотелось взять ее на руки и как следует укутать.

Стараясь не разбудить Джинджер, он подхватил ее и понес к двери.

— Марти… — прошептала она, улыбаясь.

— Тихо, все хорошо. Я уложу тебя спать, — мягко успокоил ее он, внося в спальню.

Он уложил свою прекрасную ношу на кровать и тщательно подоткнул пуховое одеяло. Мартин хотел сразу же уйти, но невольно залюбовался спящей женщиной. Он любит ее и теперь не понимал, как он хотя бы на несколько часов смог смириться с мыслью о ее уходе. Он любит ее вопреки всему, что о ней знает. И когда он это понял, то почувствовал почти что эйфорию, словно одним махом сбросил с плеч тяжеленный груз.

Произошедшее с ним противоречило всему, во что он верил с детства. Но огромная волна радости, испытанной в этот момент, разрушила последние преграды, утлая плотина условностей, которые вынуждали его держать Джинджер на расстоянии, рухнула, и он почувствовал себя свободным.

Убедившись, что Джинджер больше не нуждается в его помощи и что сон ее глубок, Мартин спустился вниз. У него оставались еще некоторые дела, да и Пупси с Наполеоном пока ничего не ели.

Оставшуюся часть дня Джинджер проспала. Мартин так часто входил к ней — проверить пульс, температуру, просто полюбоваться на нее, — что даже подумывал перебраться вместе со всеми бумагами в спальню, но не решился, боясь потревожить ее сон.

Ужинал Мартин в одиночестве. Туман постепенно начал рассеиваться. Дом был тих, но не пуст. Это успокаивало.