Возрождение - Берг Кэрол - Страница 60

Твоя сила убьет тебя, глупец, кричал затихающий голос демона.

— Я помню, какого ты мнения о тех, у кого есть плоть, — пробормотал я, засовывая в ножны наполовину вытянутый нож и унимая дрожь в руках. — Еще недавно ты заявлял, что тот, кто живет в Тиррад-Норе, твой враг. Но даже если у тебя с ним разные цели, твой гнев питает его силы. Сегодня ты захватил меня врасплох, но больше этого не повторится. Я хозяин своей души, своей руки. Ни ты, ни существо из Тиррад-Нора не будете решать мою судьбу. — Теперь я знал, что они оба сражаются в моей душе, и каждый стремится подчинить меня своей воле. Я не буду принадлежать ни одному из них, ни сейчас, ни тогда, когда (и если) отправлюсь в Кир-Наваррин.

— Сейонн?

Я заморгал, приходя в себя. Принц был в трех шагах от меня, его рука тоже сжимала рукоять кинжала. Малвер и Совари держались рядом с ним. Они выглядели озадаченными.

— Все в порядке, — ответил я. — Я делал то, чего требовал и от вас. — Отбросив с лица шарф, я посмотрел принцу прямо в глаза, смахивая красную пыль с бледных рук. — Хорошо получилось?

Он вздрогнул и уставился на меня, как торговец лошадьми на новое приобретение.

— Получилось, — сказал он наконец. — Но не хорошо. Ты выглядишь так, будто проглотил какую-то дрянь.

Мы немного проехали в молчании. Мое сердце снова билось в обычном ритме. Пот быстро высох. Когда воины немного обогнали нас, Александр заговорил:

— Это рей-киррах, Сейонн?

— Нет.

— Ты всегда был скрытным. Я уважаю твое право на личную жизнь. — Он печально вздохнул. — Но все это продолжается. Когда ты лежал едва живой в горной хижине, ты попросил меня посмотреть тебе в глаза и сказать, что я вижу, словно мое слово было важно для тебя. Я сказал тебе тогда, что, несмотря на демона в тебе, я вижу того же человека, с которым уже давно знаком, того, который сражался, чтобы спасти мою душу. — Несмотря на жаркое солнце, я похолодел. Лучше бы он умолк. — Но ты стал другим после сиффару. Ты казался более здоровым, более спокойным, чем когда-либо за последнее время, и я был этому рад. Но я понял, что, после того как ты покинул пещеру, передо мной только видимость, а не правда. Три недели ты провел в пещере и, вернувшись, ни слова не сказал. Я больше не могу читать в твоей душе.

— Видимость и есть правда. Денас молчит и будет молчать. Пленник по-прежнему заперт. Моя… болезнь… она под контролем. А когда ты окажешься в безопасности, я покончу с ней раз и навсегда. — Сейчас я уже не был в этом уверен. Я не мог говорить о сиффару. Ниель и те чувства, которые он пробуждал во мне, убеждение, что я назначен судьбой не уничтожить его, а совершить нечто удивительное, все это я похоронил в глубине души. Я больше не доверял чувствам. Кроме того, у нас сейчас другие заботы.

Мы не стали въезжать в Карн-Хегес до заката. Сначала мы остановились за воротами, словно собирались заночевать там вместе с другими, кто не выносил крыши над головой или просто не хотел раскошеливаться на гостиницу. Но когда солнце пошло на закат, мы выехали на дорогу. Ночь поможет нам скрыть наши лица, она притупит бдительность дерзийцев, охраняющих ворота и патрулирующих улицы. Мы подождали, когда к воротам подойдет запоздавший караван, чтобы воспользоваться обычной в таких случаях суматохой.

Малвер с Совари отправились через ворота первыми, ведя за собой четырех наших лошадей. Темная кожа Малвера прекрасно позволяла ему слиться с толпой, которую солдаты проталкивали через ворота. А вот Совари, хотя он и шел пешком, что странно для дерзийца, выдавал рост, светлые волосы и чувство собственного достоинства, написанное на лице. Он заметно выделялся в потоке крестьян, купцов, всадников и рабов, часту, коз, кур, нищих, телег и тачек. Малвер тоже заметил это. Он остановился, быстро переговорил с оборванным погонщиком, подхватил блеющую овцу и перебросил ее через плечо капитана. Они оба медленно двинулись вместе с толпой и исчезли за воротами. Мы не заметили никакого волнения среди стражников, неподвижно замерших рядом с имперскими львами. Ни один из всадников, разглядывающих лица приезжих, не остановился и не направил копье на наших товарищей.

— Пора и нам испытать судьбу, мой принц.

— Мне тоже придется тащить овцу? Тогда я вручу ее Мардеку в качестве взятки.

— Овца, конечно, добавляет очарования любому. — Я не смог удержаться от улыбки. — Но хватит и костылей, только придется согнуться посильнее, словно у тебя повреждена спина. И ни в коем случае не поднимай глаза. Никогда не смотри дерзийцу в глаза, особенно если он задирает тебя. Держи руки подальше от оружия, как учил тебя Малвер. Помни, о чем мы договорились, и молчи. Говорить буду я.

— Теперь мое образование можно считать завершенным? — Принц сунул подмышки костыли.

Я поднял с земли два связанных друг с другом тюка и перебросил ему через шею, повязав его рыжие волосы куском ткани. Потом осмотрел складки его балахона, удостоверившись, что странного вида сапог не выглядывает из-под одежды. Когда мы двинулись к воротам, я пробормотал под нос:

— Мы еще и не начинали.

ГЛАВА 24

Девочке было лет семь-восемь. Тоненькое легкое создание с сияющими глазами, каштановыми кудрями, босое, оборванное, она с трудом удерживалась от того, чтобы не затанцевать под никому не слышную музыку. Девочка была с высоким манганарцем, тянущим двухколесную тележку. Рядом с тележкой шли еще пять маленьких девочек и три козы. На повозке лежали две тощие свиньи, мешок муки, металлический горшок и несколько свертков, один из которых издавал печальное попискивание.

— Мне нечем заплатить, ваша честь, — обратился мужчина к дерзийцу, внимательно изучающему жалкие пожитки. — Жена умерла при родах, и теперь я веду их к ее родне. Ее родичи не возьмут детей без коз для их прокорма. Мои свиньи едва живы, но вы можете взять одну в качестве платы за вход…

Двое стражников осматривали пожитки прибывающих в город, оценивая их имущество и назначая соответствующую входную плату. Дело было прибыльное, но сейчас, когда остальные девять ворот города были заперты из-за боязни разбойников, а в город валили все новые толпы тех, кто боялся остаться па ночь за воротами, оба дерзийца устали и были раздражены.

Я проклинал задержку. Совари с Малвером прошли сразу, а мы с принцем застряли в жаркой вонючей толпе, зажатые между несчастным манганарцем и волнующимися конями барона Фонтези, чей караван оказался огромным. После того, как его человек целый час торговался со сборщиками пошлины, отстаивая каждый зенар, мы немного приблизились к воротам. Через некоторое время через толпу пробился еще один слуга Фонтези, и вскоре люди и лошади хлынули потоком, вообще не останавливаясь для уплаты пошлины.

— Фонтези в шестом поколении, — пробормотал Александр, не поднимая головы. — Полоумный. Фонтези такие кретины, что не могут подтереть себе задницы. Они боятся потерять хотя бы часть своего состояния, выплачивая выкуп за невесту, поэтому женятся на собственных сестрах.

Место барона тут же занял чрезвычайно важный и богатый сузейниец и два лютниста из Кувайи верхом на ослах. Чтобы скоротать время, они решили повторить несколько особенно сложных пассажей из своего репертуара. Я уже решил, что они навлекут на нас неприятности. Александр забормотал о своем желании разбить проклятые инструменты о тупые головы и засунуть щепки им в уши, носы, рты и прочие естественные отверстия. Но все это было до того, как сборщик пошлины заметил девочку.

У дерзийца была бычья шея, огромный, заросший волосами живот нависал над ремнем. Косы у него не было.

— Что скажешь, Валлот? — крикнул он товарищу, круглолицему пухлому человеку, который внимательно осматривал свертки на тележке манганарца. — Можно забрать одну из этих сироток и продать ее. Вот эта будет ничего, если ее немного откормить. Лучше полудохлой свиньи. — Он схватил жирной лапой ручку пританцовывающего ребенка и притянул девочку к себе, ощупывая ее тельце. Бедность и безжалостное солнце пустыни еще не успели оставить следов на нежном личике девочки. Она нахмурилась и попыталась вырваться.