Ключ от королевства - Дяченко Марина и Сергей - Страница 16

Цветок – это такая штука с лепестками. Иногда пахнет. Иногда его рвут, плетут веночки… Но что имеет в виду мой непутевый учитель?!

Синелицые двинулись на нас – медленно, осторожно, по-прежнему плечом к плечу, и тут я поняла.

«Очень просто. Протяни над ним ладонь… И скажи: „Оживи“. Если ты в самом деле захочешь, чтобы он снова раскрыл свои лепестки навстречу новому дню, чтобы пчелка прилетела… и все такое. Ты скажи вот так ласково: „Оживи“, и он оживет…»

Я перебросила посох в левую руку. Правую протянула над Гарольдом:

– Оживи!

Разумеется, ничего не случилось. Разве что синелицые задвигались быстрее.

– Оживи! Оживи ты! Ну, ОЖИВИ!

Мне как утюг приложили к ладони. На мгновение. На долечку секунды. Рука подпрыгнула сама собой, будто ее подбросили воздушным потоком.

И Гарольд вскочил. И схватил посох, который я и так чуть было не выронила. Синелицые были близко, я увидела, как блеснуло в хрустальном свете лезвие ножа…

Мой учитель грянул посохом о пол. Так Дед Мороз на школьных утренниках «включает» елку. Но ни одному Дед Морозу не добиться такого эффекта: из навершия посоха вырвался луч и ударил в хрустальный потолок. И пошли трещины, трещины, исчезла прозрачность, полетели осколки, кто-то завопил: «Спасайся!»

Я отлично помню хрустальную виноградную гроздь на каменном полу. Все «виноградинки» расколоты. На трещинах дробится гаснущий свет.

Глава 9

Первый бой

По неопытности я «перелила» Гарольду почти все свои силы подчистую. Не потому, что такая щедрая, а потому что не умела еще отмеривать. Что там было в «Хрустале», как меня Гарольд вытащил из-под развалин – не помню.

А очнулась я оттого, что кто-то брызгал на меня водой. Открываю глаза – а это мой учитель, весь изрезанный и поцарапанный, плещет мне на лицо из сложенных лодочкой ладоней. Оказалось, мы сидим на краю обычного фонтана с обычной здешней статуей (каменная женщина поит каменного бродягу), а вокруг – ни души. То ли оттого, что вечер, то ли потому, что попрятались.

Первым делом я потрогала нос – не отрезало ли падающей хрустальной сосулькой? Нет, цел пока нос. И уши на месте. Значит, ничего страшного. Только сил нет, как после болезни. Даже хуже.

– Оберон меня убьет, – сказал Гарольд шепотом.

– За что?

– Да есть за что… Ну, пошли.

Легко сказать. Я на ноги подняться не могу – будто на катке в первый раз. Только встану – и шлеп назад.

– Залезай на спину.

Ну, на спине кататься – другое дело; я уселась на моего учителя верхом, ухватилась за плечи, и он пошел – потихоньку, опираясь на посох. Видно, всех моих сил было недостаточно, чтобы окончательно его, такого взрослого, оживить.

– Гарольд… Это был яд?

– Нет… Пыльца скныря. Отбирает силы.

– А что такое скнырь?

– Я потом расскажу…

Гарольд остановился, поднял посох и поводил им, как антенной, справа налево, слева направо. Оглянулся, «послушал» посохом, что там сзади.

– И как?

– Сзади опасно. Кто-то идет за нами. Впереди чисто, справа и слева – чисто…

– Гарольд, – я завозилась у него на спине, устраиваясь поудобнее, – ты не можешь быстрее идти?

– Могу. Сейчас.

И в самом деле пошел быстрее. И молчал, только носом сопел все громче и громче. А потом задышал ртом. Нам физкультурник вечно говорил: ртом дышите только в крайнем случае…

– Гарольд? А кто это такие вообще, чего им от нас надо?

Он промычал что-то на ходу – мол, не до разговоров мне. Помолчи.

Быстро темнело. Мы двигались сейчас от моря к горам; прямо перед нами светились в вышине два огненных глаза. Это горели костры-маяки в пустых глазницах древнего дракона.

– Гарольд…

Я хотела сказать, что мне страшно, но в последний момент удержалась.

– Слушай, может, кого-то позвать? Оберона?

– Сами справимся.

На очередном перекрестке он остановился и снова «запеленговал» посохом опасность: по кругу.

– Ну что?

– Сзади. И справа опасность. Впереди нет.

– А слева?

– Какая разница?

– Может, я сама пойду? – предложила я несмело.

Он тут же с облегчением сгрузил меня на мостовую. Я заковыляла, спотыкаясь и цепляясь за его локоть, а он и сам, кажется, едва держался на ногах.

Город будто вымер. Редко-редко светились огоньки в окнах. В темноте шипели фонтаны. Горбатые мостики оказались очень неудобными – слишком крутыми, слишком скользкими, а некоторые еще и без перил.

Когда я почувствовала, что вот-вот упаду, Гарольд остановился и еще раз повел посохом.

– Ну?

Он молчал. Я и сама чувствовала, что ночь вокруг нас сжимается враждебным кольцом.

– Меня надо убить, – сказал Гарольд похоронным голосом. – За то, что я такой болван.

– Нас окружили, да?

Гарольд ударил в мостовую посохом. Как тогда, в «Хрустале», из навершия вырвался луч и высоко в темном небе взорвался синими искрами. Это было похоже на фейерверк, только беззвучный и бесконечный: искры кружили, как стая голубей, меняли цвет с сине-фиолетового через желто-зеленый к темно-красному и обратно. Я разинула рот: сколько видела салютов, но такого – никогда!

По всему городу прошел будто ветер. Захлопали ставни. Засветились свечки. Кажется, Гарольд сделал что-то по-настоящему значительное – но при этом потратил последние силы. Засопел, навалился на посох, как древний старик: казалось, выдерни у него опору – упадет.

– Ленка…

– Что?

– Прости меня. Ты хороший товарищ…

Он говорил, будто прощался навеки. Честно говоря, в этот момент я сильно струсила.

– Эй-эй! Мы бежим – или как?

– Нам некуда бежать…

Я огляделась. Искры в небе гасли одна за другой. Справа был тупик – улица упиралась в каменную стену. Слева – кривенький переулок с далеким огнем в глубине. Улица уходила вперед, в полумраке там угадывался мостик, и что за мостиком – не было видно. А сзади приближались шаги, мерцали огни – будто люди несли свечи в руках или, к примеру, фонари.

– Сюда…

Волоча за собой едва живого Гарольда (откуда только силы взялись?), я кинулась в переулок. Поворот, еще один поворот – и снова тупик. На этот раз дорогу преградила стена, сложенная из серых гладких валунов. По стыкам, замазанным глиной, скатывались струйки воды – здесь пробивался ручей.

– Приехали…

Я оглянулась. За поворотом не было видно огней, но я точно знала, что они там. Наши преследователи, кем бы они ни были, уже свернули в переулок, и бежать теперь на самом деле некуда.

– Дай мне посох.

– Что?

– Учи меня, как драться посохом! Должно же быть какое-то заклинание. Молнией их поразить, ослепить хотя бы. Давай учи!

– Это высшая боевая магия!

– А я маг дороги! И я… я хочу вернуться домой!

Гарольд сидел на земле. В темноте я не видела его лица. Он сопел.

Уже можно было разобрать грохот башмаков и приглушенные голоса.

– Значит, так, – сказал Гарольд спокойно и немножко сварливо, как он обычно со мной говорил. – Урок первый. Поражаем врага боевым заклятием. Возьми посох двумя руками, навершие – вперед, на врага. В животе, на месте солнечного сплетения, почувствуй горячий клубок – это твое желание остаться в живых и вернуться домой. Усилием воли сожми клубок потуже, подними вверх, в грудь, через сердце и левую руку передай в посох, он усилит твою волю… И выбрасывай вперед, врагу в лицо!

В этот момент из-за поворота показались огни. Это были факелы – лоскуты огня на палочках. В их свете я увидела синие рожи, здорово изрезанные, исполосованные хрусталем. Блестели зубы. Блестели клинки. Один «вампир» держал перед собой какую-то штуку, кажется, арбалет…

Я ощутила, что у меня в животе действительно ворочается тугой горячий клубок!

Не знаю точно, где у меня сердце. Мышцы живота заболели; усилием воли я подняла клубок в горло, поперхнулась, снова уронила вниз, подняла на этот раз правильно – почувствовала, как затрясся посох в руках. Левая ладонь сделалась горячей, а правая – ледяной. И вот когда самый главный синелицый поднял свою стреляющую штуку – я плюнула ему в лицо огнем из посоха.