Ключ от королевства - Дяченко Марина и Сергей - Страница 15

Гарольд на секунду растерялся:

– Дядя, у меня, это, деньги есть, что же я буду… неудобно выходит…

– В последний раз видимся! – рявкнул дядя Щук так, что я отпрыгнула еще на полшага. – Сына моего друга – в «Хрусталь»! Будет о чем вспомнить!

– Но я же не один.

– Друга сына моего друга, нового мага дороги – угощаю!

Оказывается, дядя вовсе не был глухим. Только как бы ему объяснить, что «Лена» – имя девочки?

И стоит ли объяснять?

Этот «Хрусталь», честно говоря, стоил того, чтобы на него посмотреть. Я вошла – и разинула рот.

Хрустальный грот. Хрустальные колонны. Свечи в хрустальных шарах плавают в круглом озерце с хрустально-прозрачной водой. И потолок прозрачный! Видно – хоть и искаженное – небо, и дым поднимается вверх по прозрачному дымоходу… Одна стена тоже наполовину прозрачная, мутноватая, правда, как толстый лед, вся в трещинках и мелких цветных прожилках. За стеной горели огни – получалось очень красиво.

Людей было совсем немного – в одном углу трое горожан жевали, хлебали, негромко переговаривались. В другом ужинала супружеская пара с мальчиком. Перед пацаном на столе высилась цветная башенка с зубцами, флажками, с лепестками и листьями – десерт? Мороженое?

И я такое хочу!

Дядя Щук усадил нас с Гарольдом за столик под хрустальной гроздью винограда. Свет дробился в каждой виноградинке, переливался красным, зеленым, бирюзовым. Даже Гарольд, кажется, забыл о своих бедах и заулыбался, предвкушая отличнейший вечер.

– Видишь его? – Дядя Щук склонился ко мне, ткнул пальцем в Гарольда. – С отцом его сто морей прошел. Вот это был друг! На дне успокоился. Из наших был, из простых. А сын уродился в Королевство… И вот теперь – прощайся. Жили-были – все, уходят, а чего им не сидится? Сидели бы… Несет их нелегкая по таким местам, что не за столом будь сказано. Неймется. А почему?

– Дядя! – Гарольд нахмурился. Посох его, непрочно прислоненный к спинке стула, упал. Гарольд поставил его снова – посох заново грохнулся.

– Да пристрой его где-нибудь, – печально посоветовал дядя Щук. – Я понимаю. Король сказал – в поход, значит, в поход. Ну, коли в последний раз за человеческим столом сидите… Какого тебе, Гар? Сладкого?

– Да. – Гарольд пристроил свой посох в углу. – И ей, – кивнул на меня, – тоже.

– Так ты девчонка? – Дядя Щук если и удивился, то не очень. – Ох, времена пошли, у Оберона в магах дороги девчонка служит… Сейчас принесут.

Он встал и удалился за хрустальную стену. Стена была неровная: дядина тень плыла, делаясь то больше, то меньше, будто отражение в комнате кривых зеркал, и наконец встретилась с другой тенью. Послышался неразборчивый шепот: кажется, дядя заказывал для нас ужин.

– Здесь все дорогое, да?

– Ага. – Гарольд улыбался. – Сейчас вино принесут. Сладкое. Тебе тоже можно.

– А у тебя отец был моряком?

– Да.

– А чего ты не рассказывал?

– А тебе разве интересно?

Я замолчала, раздумывая: обидеться?

Две тени за хрустальной стеной разошлись. Дядя Щук вернулся, и почти сразу нам принесли поднос с тремя большими стаканами. Один дядя пододвинул Гарольду, другой поставил передо мной, третий взял себе.

– Ну, дети мои, – он вдруг подмигнул мне, как будто мы сто лет были знакомы, – легкой вам дороги через земли неоткрытые, через тьму, через мрак…

Мы чокнулись. Мне не понравился запах красного напитка. Какой-то слишком приторный, противный.

Я коснулась губами края стакана. Пусть дядя думает, что я пью. Не жаловаться же, что в самом их роскошном ресторане вино несъедобное.

Гарольд отпил половину от своего стакана. Блаженно улыбнулся. Я вспомнила, как мы на дне рождения Ритки пили шампанское – потом, правда, Лешка опрокинул Риткин аквариум с рыбами, но шампанское, по крайней мере, вкусное. И пахнет приятно. В отличие от этой бурды.

В зал вошли новые посетители, заняли стол напротив; а ведь мне будет скучно, подумала я. Как бывало скучно с гостями отчима – вроде бы все довольны, еды на столе полно (весь день готовили), и говорят, говорят, смеются, а скучно – хоть под стол лезь.

– Сейчас, – сказал дядя Щук. – Сейчас овощи принесут, потом горяченькое, потом сладенькое – для зрения полезно… Пойду-ка гляну, как они там.

И опять ушел за прозрачную стену. И опять я увидела, как его тень встретилась с другой тенью.

– Гарольд…

Он задумчиво допивал свое вино. И все улыбался. Рот его расползался шире, шире…

– Гарольд?

– А?

– Нет, ничего… Ты не пьяный?

– Маги не пьянеют.

– Да ну?

Он глядел в свой стакан, будто любовался пустеющим донцем. От нечего делать я обвела взглядом хрустальный зал.

Те, что были с ребенком, поднимались, чтобы уходить. Новые посетители, трое в одинаковых темных одеждах, о чем-то совещались, сдвинув головы. Один из них будто мельком глянул в нашу сторону…

Меня пот прошиб. Взгляд был не случайный. А тот, кто его бросил, коренастый мужчина с лицом таким бледным, что в свете хрусталя оно казалось синим, показался мне очень нехорошим человеком.

Может быть, он вообще вампир. Только у вампиров бывают такие одутловатые белые лица и темные, почти черные губы. А глаза, наоборот, светлые, желтоватые.

– Гарольд…

– У?

Мой учитель сидел перед пустым стаканом, упирался руками в стол и явно старался не упасть носом в столешницу. Глаза у него были бессмысленные, круглые, стеклянные.

Почему я не завопила от страха? Откуда я поняла, что надо вести себя тихо?

Быстро глянула за хрустальную стену. Дядя-тень совещался с неизвестной темной тенью. Прозвучали разборчивые слова в этом шепоте – или мне померещились?

– Как условлено. Получишь. Делайте, а меня оставьте. Привел – и все. Нет, ты погоди…

У Гарольда в глазах был страх. С ним явно творилось неладное, он не ждал такого подвоха от простого стакана вина.

– Твой дядя привел нас в ловушку, – прошептала я одними губами.

Он все-таки упал лицом в стол, и я подумала, что в стакане был яд, что все пропало. Как выбираться? Мимо синелицых, что сидят и зыркают? И как мне выбираться одной – бросать Гарольда?!

Он упал – но сразу же поднялся. На лице у него было напряжение штангиста, который вот-вот провалит очередную попытку.

– Ле…на… беги.

Я громко рассмеялась и потрепала его по плечу – чтобы синелицые, зыркавшие на нас по очереди, не поняли, что происходит.

– Куда я убегу? – спросила я, не переставая по-дурацки хихикать. – Думай, что делать… У тебя же есть посох…

Гарольд снова упал, лбом расколол пустой стакан, осколок врезался в бровь. Дядя и тот, с кем он беседовал за стенкой, разошлись; дядя Щук вышел в грот и двинулся к нашему столику. Лицо у него было напряженное, глаза так и шныряли. Он увидел лежащего Гарольда и осколки пустого стакана.

– А ты что же не пьешь, девочка?

Я поднялась, держа в правой руке свой стакан, полный до краев. Улыбнулась дяде Щуку…

Как все повторяется в жизни!

Я с размаху выплеснула вино в широкую матросскую рожу. И прежде, чем дядя протер глаза, успела схватить посох Гарольда, стоявший в углу.

Это я, Лена Лапина. Новый маг дороги. Ничегошеньки не умею, но дядя Щук об этом не знает!

Он и вправду не знал. Увидев посох, направленный ему в грудь, прекратил ругаться и отступил на два шага.

– Э-э-э… Ты… девочка… я-то при чем?

Развернулся и бросился за хрустальную стену, только башмаки загрохотали!

А синелицые за столиком напротив уже не сидели и не зыркали. Они стояли, плечом к плечу, и смотрели на меня оценивающе.

– Гарольд… Гарольд!

– Цве…ток, – пробормотал он, не поднимая головы. Я решила, что он бредит.

Так, что я могу этой палкой? Прежде чем ее вырвут у меня из рук? Могу разбить хрустальную виноградную гроздь над столиком… Могу сбить пару светильников, но толку-то?!

– Цветок, – стонал Гарольд, пытаясь подняться. В этом ненужном сейчас слове был для него какой-то важный смысл. Он пытался мне передать… Подсказать…