Вдовушка в алом - Берд Николь - Страница 49

— В этот раз все будет для тебя, — прошептала она.

Он подумал, что не понял ее. Но ее синие глаза горели так, что, казалось, освещали все вокруг. Понимала ли она сама то, что говорила?

Люси просунула руку под рубашку, желая ощутить биение его сердца. Медленно, как будто дразня, ее рука скользила по его груди. И остановилась, коснувшись плоских сосков. Он громко вздохнул.

Ободренная этим звуком, она наклонила голову и лизнула его гладкую кожу. У него участилось дыхание. Сдерживая готовый вырваться стон, он попытался взять ее за руку, но она опять остановила его.

— Ты первый, — произнесла она, улыбаясь.

Рука ее двигалась вниз еще медленней, и он чуть не вскрикнул. Ощущение было настолько сильным, что он сдерживался с трудом, а она касалась самых чувствительных мест его тела.

Может быть, она действительно хорошо понимала, что делала!

— Люси, — сказал он, и в этом слове звучали стон, мука и нежность. — Люси, моя любимая…

Не торопясь, она развязала его галстук и бросила на пол. Потом такими же медленными движениями отодвинула его белую рубашку.

Не в силах сдерживаться, он сорвал с себя одежду. А она начала расстегивать его узкие штаны, медленно, подразнивая, спуская их все ниже и ниже.

— Все к черту! — воскликнул он, лихорадочно помогая ей. — А теперь, моя дорогая, ты должна сделать то же самое.

Люси уже успела расстегнуть свое платье, так что, встав, она смогла перешагнуть через него. Улыбнувшись ему, она сняла чулки и все остальное, но оставила в руках тонкую сорочку. Как будто играя, она использовала ее как ширму, оттягивая тот момент, когда он увидит ее полностью обнаженной.

О Боже, как быстро она училась!

Николас жаждал ее страстно, бесконечно. У него не было необходимости убирать эту последнюю легкую преграду — в его памяти сохранилось ее обнаженное тело. Ее красивые полные груди, узкая талия, плавная линия бедер притягивали его, как цветок манит пчелу. Его обычная сдержанность покинула его, превратив в ничто весь опыт его случайных легкомысленных связей. Сейчас все было не так, все было волшебно и всерьез.

Это была Люси, и никто никогда не вызывал у него таких чувств. Она перечеркнула все его прошлое.

Все, что было в его жизни, произошло давным-давно. Все в прошлом.

А сейчас была Люси, и он жаждал ее, как никогда не жаждал ни одной женщины. Он хотел слиться с ней, чтобы дать судьбе еще один шанс. Хватит ли у него смелости на это?

Но он хотел и другого. Он хотел доставить ей наслаждение, хотел защитить ее, заставить пьянеть от радости, видеть ее смеющейся, стереть с ее лица следы забот и волнений.

Он не только жаждал ее, он хотел сделать ее счастливой.

— О, Люси, — произнес он со вздохом.

А она ласкала его лицо, плечи, шею. Кожа его оказалась весьма чувствительной к ее легким прикосновениям. И когда ее руки коснулись его груди, покрытой темными волосами, опускаясь все ниже и ниже, он громко застонал.

Медленные, ласкающие движения ее рук возбуждали сильнее, чем мог выдержать любой мужчина, даже такой сдержанный, как Николас.

— Нет, — сказал он охрипшим от страсти голосом, отодвигая ее руки, — нет, теперь мы будем действовать вместе.

Он сел рядом с ней и, посадив ее себе на колени, оказался внутри ее. Она, быстро поняв его намерения, помогала ему.

«О Боже…» — думала Люси, не пытаясь скрыть свой восторг. Ощущения были неземными.

Ей никогда не приходило в голову, что мужчина и женщина могут вести себя так. Она с мужем не знала ничего подобного. Даже в прошлый раз с Николасом на широком диване все было как обычно.

Теперь же она уловила ритм его движений и помогала ему. Какое это было блаженство! Волны наслаждения накатывались на нее все сильнее. И экстаз, который она ощущала, отражался в его глазах — от его обычной сдержанности не осталось и следа.

Эмоционально и физически они взмывали на вершину блаженства. Он не отпускал ее, напротив, еще сильнее прижал к себе, и с ее губ слетели какие-то странные звуки, напоминающие нежный писк потерявшейся птицы, которая в конце концов нашла свое гнездо.

Даже перестав двигаться, он не дал ей возможности сесть рядом с ним, а все еще держал у себя на коленях. Обняв его, она опустила голову ему на грудь и замерла от полноты счастья.

— Мой самый дорогой, самый любимый, — прошептала она, прижавшись к его гладкой оливковой коже, но слова были произнесены так тихо, что он вряд ли мог услышать их. И она была рада этому. Люси не хотела обременять его своей любовью и тем более своими заботами, не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным ей, думал, что должен сделать что-то для нее, решить ее проблемы.

Ей было достаточно настоящего, о будущем можно побеспокоиться потом. Но что бы ни случилось, никто не сможет лишить ее воспоминаний о том, что произошло.

Минуты их полного и радостного единения навеки останутся с ней.

А когда Николас заговорил, она удивилась, как будто не ожидала услышать его голос.

— Люси, — сказал он, — ты продолжаешь удивлять меня.

Она рассмеялась, потом, что-то вспомнив, воскликнула:

— О Боже! Я забыла тампон.

— Тампон? — переспросил он.

— Ничего. — Она старалась говорить небрежным тоном, хотя ей приходилось подавить внутреннее волнение. Он так волнуется при виде ребенка, а если она окажется беременной…

— Ты не должна беспокоиться… — Он умолк, не находя нужных слов.

Когда же он заговорил вновь после длительной паузы, его голос трудно было узнать, как будто говорил другой человек.

— Однажды, — начал он тихо, — молодой человек отправился в Индию, чтобы выполнить поручения родных, у которых были предприятия в этой стране. Путешествие в такие экзотические страны обещало много новых впечатлений, и молодой человек готовился начать там новую жизнь. Ему нравилось там все. И запахи специй на базарах, и изящные минареты и храмы Хинду, и джунгли, полные незнакомыми дикими животными, даже священные коровы, останавливающие движение на городских улицах. Были и печальные факты: бедность и болезни, нищие калеки и бездомные, осиротевшие дети, бродившие по дорогам, но он был молод и здоров и уверен, что несчастья не могут коснуться его.

Люси затаила дыхание, взволнованная возможностью проникнуть в его прошлое, опасаясь каким-нибудь неосторожным словом спугнуть его редкую откровенность.

— Потом этот юноша встретил молодую английскую девушку с темными веселыми глазами, такую же наивную, каким был тогда сам. Ее звали Анна, и она приехала навестить своего дядю, британского чиновника. Молодой человек влюбился, ухаживал за девушкой, они поженились и поселились в доме на окраине Бомбея. Дом был окружен прекрасным садом с яркими тропическими цветами. И оба они были уверены, что нашли свой собственный рай. Через год она родила сына, которого назвали в честь ее отца. Все было замечательно.

Голос его затихал, а глаза у Люси расширялись. У Николаса были жена и ребенок! Но она молчала, все еще боясь спугнуть его, уже предчувствуя, что конец истории будет трагическим.

— Да, все было чудесно, пока по городу не пронеслась волна эпидемии тропической лихорадки. Сначала она унесла мальчика, проболевшего всего один день. Потом заболела убитая горем мать ребенка. Через неделю умерла и она. Молодой человек мечтал о смерти, но лихорадка обошла его стороной, и он думал, что сойдет с ума от горя.

— О, бедный Николас! — воскликнула Люси. Ей трудно было переносить боль, которую она слышала в его голосе.

— Потом он окунулся с головой в работу и, не будучи святым, пытался забыться с помощью алкоголя или поцелуев местных красавиц, охотно посещавших его постель. Но ничего не помогало надолго. Через несколько месяцев, когда туман немного рассеялся, он принял решение вернуться в Англию, поклявшись никогда не возвращаться в эту прекрасную и опасную страну. А у себя на родине он искусственно создал вокруг себя атмосферу утешения, словно он единственный в мире, кто испытал горе.