Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 61

Субботняя утренняя служба была сильно сокращена. Протодьякон Василий, следуя указаниям свыше, наращивал темп богослужения – певчие едва успевали за ним. Начав в обычном своем адажио, он вскоре перескочил в анданте, а закончил и вовсе в полноправном аллегро. Казанский собор лихорадило, и архимандрит, глядя на такое извращение, поспешил окончить службу. Не успело его «аминь» утихнуть под куполом храма, как бояре повалили наружу – «день саббат» входил в свою начальную фазу.

Поразительное дело, но ни один из них, глядя на московский бардак и грязь, ранее такого воодушевления не испытывал. Окружающего беспорядка скорее всего никто и не замечал – привыкли. Но вернувшаяся из монастыря Софья подставила свои уши под губы новых «шептунов»: графа Волкова, нового Премьер-министра Каманина и недавно вернувшихся из Европы князей Глинского да Барятинского. Один побывал в Венеции, а другой в Голландии, но оба, не сговариваясь, рассказывали царице одно: такого бардака, как в России, – поискать. Волков при этом скалил в сторону зубы, а Каманин печально улыбался. Повздыхав, Софья Алексеевна дала «добро» на субботник и прочие профилактические меры.

Средства на проведение «седмицы чистоты и лепоты» Иннокентий уговорил выделить из фонда начальника экспедиции. Граф Волков внимательно изучил «штандарт», вычеркнул оттуда «раздачу тульских пряников», покряхтел, но деньги дал.

– Хватит народ к халяве приучать, – на полном серьезе посоветовал он царице, – одно дело, когда полковник за свой счет солдатам бочку пива выставляет. Это – поощрение. А когда царица за счет казны прикармливает всяких проходимцев, это – халява.

– Но, батюшка, – возразила Софья Алексеевна, – с незапамятных времен сие пошло. Для поддержания авторитета государи по праздникам выставляли на Красной площади угощение.

– Для поддержания авторитета, матушка, лучше было бы избавить Москву от юродивых, калек, попрошаек, татей и прочей нечисти, – глядя в царские очи, произнес граф, – ежели желаете угостить народ, ради бога. Но за свой счет. Прикармливать дармоедов за счет казенный мы вам не позволим. Уж простите за наглость.

Царица топнула ножкой, но неожиданно рассмеялась.

– А ведь ловко вы меня, Андрей Константинович, осадили. Вы, наверное, правы, хоть мне и не в приятность сие. Ведь и впрямь – легче народ один раз накормить, нежели заставить работать. Ничего, батюшка, даст бог – попробуем.

Дворцовый приказ, время к полудню. День тот же. На табурете с мягким верхом сидит грустный князь Пузатый и отрешенно смотрит в никуда. В светлице раздается мерное гудение собравшихся чиновников, от которого весьма хочется спать. Но воспоминания о царском приказе сон прогоняют.

– Дьявольское отродье, – сердито хрипит князь, – за что я вас всех кормлю. Хоть одно рыло может мне что-нибудь дельное посоветовать?

– Помилуй, батюшка! – воскликнул Елизар Петушков. – Да разве ж мы не думаем? Уж головушки опухнут скоро! Никак не надумаем, как бы этот самый «штандарт» выполнить. С чего хотя бы начать? Ну, прикажем людишкам улицы прибрать! Так они ведь назавтра снова грязными станут! Что делать?

Но ответа на этот исторический вопрос не последовало – на заседание «министерства» ввалился разгоряченный Иннокентий Симонов.

– Надеюсь, не помешаю, – произнес он, усаживаясь на высокий порог подле князя, – пришел вот послушать, о чем вы здесь кумекаете.

В другое время князь Борислав затопал бы ногами и затряс бородой, но нынче даже обрадовался.

– Заходи, мил-человек! – прогудел он. – Никак мои дьяки в толк не возьмут, чего от них требуется. Не подсобишь?

Иннокентий не спеша распрямил одну ногу, затем другую. Покряхтел, устраиваясь поудобнее, затем размял в пальцах несуществующую папироску.

– Так, и в чем дело, неужто нельзя было на Кукуй сбегать? – поинтересовался безо всякой рисовки. – Там у немцев и порядок, и комфорт, и даже пахнет по-другому.

– Дело не в этом, – терпеливо отозвался князь, – до Кукуя мы и сами докумекали. Не по поводу наведения порядка печалимся – дьяки мои сообразить никак не сообразят, как поддерживать этот порядок.

Симонов закатил глаза.

– Ах вот как! Зрите в корень, значит? Вы поняли, что проблема поддержания порядка очень серьезна, но вы еще не понимаете, насколько она серьезна. Могу посоветовать лишь одно: поскольку для воспитания в человеке чистоплотности и аккуратности требуется не одна сотня лет, то нужно идти по пути наименьшего сопротивления.

– Это как? – удивился Петушков.

Организм его требовал с утречка зелена вина, и он пребывал в чрезвычайно подавленном настроении. Кеша с любопытством осмотрел его помятую физиономию и опухшие глаза.

– Это, к примеру, идешь ты в кабак, яблоко жуешь. Огрызок куда выбросишь?

– Ась? – не понял Елизар. – Выброшу и выброшу. Какая разница, в какую сторону он полетит? Главное, чтобы ни в кого не попал.

– Правильно, – ответ старшего дьяка, кажись, полностью удовлетворил Иннокентия, – а если у двери трактира ящик стоять будет?

– Какой такой яшшык? – всполошился дьяк.

– Не боись, не гроб! – ответил Симонов. – Ящик для мусора.

– А, ну дык тогда в этот яшшык и выкину. Он же затем и стоит!

– Елизар у нас воспитанный, – подтвердил князь, – против ветру не ссыт и в храме не сморкается. А ежели кто не заметит этого ящика? Или не захочет туда сор выбрасывать?

Иннокентий обвел пристальным взглядом нахохлившийся люд.

– А на сей случай при каждом питейном заведении вводится должность дворника. Если кто случайно чего обронил, подберет. Того, кто нагадит специально, вытянет метлой поперек спины. Сам не справится, городового позовет. Отволокут дебошира в околоток – следующий раз будет знать.

– Что еще за «околоток»? – не понял князь Пузатый.

– А вы, батенька, в «штандарт» гляньте, – посоветовал Симонов, – там все написано.

Он поднялся на ноги, подошел к креслу князя и взял у него из рук «Книгу Раввинов».

– «Негоже иудею выходить из дому в темное время суток, понеже утоления телесных потребностей; увидавшему полную луну иудею должно сплюнуть три раза через левое плечо и засим прочесть на выбор любые три главы из Торы». Не понял! – произнес голосом старого пьяницы Иннокентий. – Ты что, князь Борислав, веру менять собрался? И откуда у тебя эти наставления, да еще на языке русском? Признавайся, сменял на «штандарт»!

Князь Пузатый замахал руками и ногами, замотал головой.

– Полно, боярин, даже шутить так грешно! Досталась мне сия книжица от одного бродячего жидовского попа. Сегодня взял в руки по рассеянности...

– Понятно, – протянул Симонов, – ты уж будь внимателен, преобразованием города занимайся в соответствии со «штандартом», а не по этому фолианту. Иначе может быть большая беда.

– Какая? – пискнул Елизар.

– Всю жизнь таким голосом разговаривать будешь, – пообещал Иннокентий, – вы мне, служивые, вот что сообразите: что делать, когда ящики для сора наполнятся?

Дальше дьяков подстегивать было не нужно. Сообразили и про «мусоровозы», и про городскую свалку, и хором сочинили «наставление по прилежной дворницкой службе».

– Молодцы, сукины дети! – радовался князь Пузатый. – А я уж думал, ни на что не годитесь. Только жрать и гадить на заднем дворе.

– Кстати, «положением об отхожих местах» пренебрегать не стоит! – напомнил Кеша.

Во вторник «высокая комиссия» в составе нескольких министров и иных ответственных лиц бродила по городу, наблюдая за тем, как их смелые планы пытаются претворить в жизнь старательные, но не до конца понявшие «идею» помощники. Согласно предложению Ростислава Алексеевича (помнившего порядки царской России), город разделили на несколько частей, в каждой из которых был назначен «Ответственный за порядок и санитарное состояние». Между ответственными разыгрывалась должность старшего полицмейстера Москвы. Претенденты на эту должность еще не совсем уверенно представляли свои обязанности, но по давней привычке лезли «в князи» – места подле трона всегда считались «теплыми» и «хлебными». Ростислав Каманин все это прекрасно понимал, а бородатые «мотыльки» летели на пламя ясных глаз царицы вполне осознанно. Позже он им подарит по большой банке вазелина, а нынче они все герои, с донкихотской прытью бросающиеся на бой с собственными пороками.