Прокаженный король - Бенуа Пьер - Страница 29

— О, Максенс, лучше скажите, что, напротив, я всегда, всегда буду о них сожалеть.

Она покачала головой.

— Я не то хотела сказать. Но я понимаю вашу мысль. И я думаю так же. Жизнь скоро разлучит нас. Я хотела бы попросить вас об одном маленьком одолжении. О, пустяк! Нельзя ли оставить здесь один из моих автомобилей? Разумеется, вы будете им пользоваться.

— По правде говоря, Максенс, я не ожидал такого рода предложения. Но вы и сами отлично знаете, что это невозможно.

— Невозможно? Но почему?

— Я прекрасно понимаю ваше намерение и очень вам признателен за него. Вы знаете, что у меня нет автомобиля, и поэтому вы хотите… Но, повторяю, это невозможно. Нет, не нужно, чтобы между нами…

— Французы глупы, — сказала она. — Они глупо щепетильны и способны усложнять самые простые вещи. Вы даже не дали мне договорить. Я хотела просить вас лишь об услуге и утверждаю, что это будет именно услуга. Если уж вы хотите знать — так дело вот в чем: мой кузен адмирал был немного недоволен, когда в Маниле я погрузилась на «Notrumps» с моими двумя машинами. Но, правда, он очень вежлив и ничего не сказал. Тем не менее я вовсе не хочу, чтобы из-за меня он терпел какие-либо неприятности. Ведь у нас в Соединенных Штатах тоже есть социалистическая пресса. А кроме того, этот запрос японского посланника в Вашингтоне… Короче говоря, мне бы хотелось их как можно меньше стеснять. Довольно и одного автомобиля. Я возьму с собой сорокасильный. А вы оставьте себе двадцатисильный, которым вы так прекрасно управляете. Если уж вы так хотите, то, когда будете уезжать из Ангкора, вы мне его отправите туда, где я буду находиться. Да ведь вы же на это не потратите ничего из своего кармана. Так что, видите, совсем не следовало ужасаться, когда я просила об услуге.

— Простите меня, — сказал я, — на таких условиях я согласен.

Клики чирков и водяных курочек становились все более резкими. Максенс бросила прощальный взгляд на зеленый пейзаж, окружавший нас. Она вся дрожала.

— Пойдемте домой, — сказала она.

Апсара не пришла ни вечером, ни на следующий день утром. Я ни в коем случае не мог покинуть Максенс в последнюю минуту ради поисков Апсары. Мы попросили бригадира разыскать ее.

— Пригласите ее сегодня обедать, — сказала миссис Вебб, — и, конечно, сами пообедайте с нами. Как жаль, что господин Бененжак еще не вернулся. Я так его и не увижу. Пожалуйста, передайте ему мои самые лучшие пожелания.

— Максенс, — сказал я, когда бригадир ушел, — вы не подумали об одном.

— О чем?

— Вы уезжаете завтра утром, очень рано?

— Да, и что же?

— Вы приглашаете бригадира на сегодняшний вечер. Когда же ваши слуги успеют уложиться?

— Мои вещи уже уложены, дорогой мой.

— Как так? Утром, правда, я видел, как горничная укладывала ваши платья, а остальное?

— Что остальное?

— Вот это хотя бы, это и это. Ведь моего на вилле нет ничего, вы это знаете. Сингалезцам хватит на добрых пять-шесть часов уложить белье, серебро, снять занавеси и…

Она посмотрела на меня с упреком.

— Знаете, — сказала она, — мы совсем, совсем не понимаем друг друга. Итак, вы могли подумать, что я буду возиться со всеми этими пустяками? Ведь я говорила вам, что адмирал Джеффри…

Я взял ее за руку.

— Постойте, Максенс. Мы действительно не понимаем друг друга, но не в том смысле, в каком вы думаете. Если вы хотите, чтобы я отказался хранить ваш автомобиль — продолжайте в том же духе. Никогда, слышите ли, никогда… Здесь есть слишком ценные вещи, и я не соглашусь…

Она высвободила руку.

— Выслушайте меня. Нам осталось провести вместе только одни сутки. Надеюсь, мы не будем терять время в спорах об оценке вещей? Позвольте задать вам один вопрос: вы допускаете, чтобы я оставила здесь один из моих автомобилей? — о причинах я вам уже говорила.

— Автомобиль — да, но не все это.

— Ну, так поразмыслите же немного, вы, большое дитя. Мои личные вещи, мои слуги и ваша покорная слуга помещаются свободно в машине, которую я беру с собой. А остальное, как вы говорите, — куда же мне его прикажете деть? Я вынуждена оставить это все здесь. Нужно иметь только немного здравого смысла, мой друг. Эти несколько безделушек, клянусь вам, очень немногое по сравнению с тем, что я получила от вас. Сохраните их на память о Максенс. К тому же… признаться вам? Она понизила голос.

— Боюсь, — прошептала она.

— Боитесь? Чего?

— По правде сказать, и сама не знаю. Боюсь, что мое пребывание здесь было слишком длительным и повредило вам в глазах вашего начальства. Что вам сказал тогда главный резидент? У вас был очень озабоченный вид, когда вы вернулись из Компонг-Тома. Ах, меня будут мучить угрызения совести!

— Максенс, вы с ума сошли!

— Предположим. Во всяком случае, вы можете меня успокоить. Обещайте мне — если когда-нибудь в вашей жизни обстоятельства обернутся не так, как вам хочется, как вы этого заслуживаете, подумайте обо мне. Подумайте.

Она уронила голову ко мне на плечо. Ее губы были совсем близко у моего уха.

— Подумайте и о том, — прошептала она, — что моей заветной мечтой было бы оказать вам такое же гостеприимство, какое я нашла у вас. Обещайте мне…

Что я мог ответить этому дивному плачущему созданью? Мог ли я признаться ей, что не принадлежу сам себе, что даже наиболее священные обязательства делали этот план невозможным!

— Послушайте, Максенс, я обещаю вам одно…

— Кто-то идет… — прошептала она, отстраняя меня. На веранду пришла Апсара.

На следующий день, рано утром, миссис Вебб уехала. Верный Монадельши проводил ее до Сием-Реапа. Я бы тоже мог поехать с ними, но к чему?

Мы остались вдвоем с Апсарой, и вначале мне казалось невозможным обменяться с ней хоть одним словом. Мне казалось, что присутствие нашего друга, милой Максенс, задерживало наступление того грозного часа, который должен был прийти с минуты на минуту.

Уже давно шум автомобиля затих в лесу, когда рука Апсары завладела моей.

— Ну, теперь за работу! — сказала она.

Я стоял все в том же положении, не произнося ни слова, Устремив взгляд на поворот дороги, за которым скрылся автомобиль.

— Идемте, — сказала Апсара настойчиво и нежно. И она заставила меня последовать за ней на виллу. Утро было такое же, как и другие, — красочное, жаркое

от солнца, звенящее пением птиц, жужжаньем насекомых. Но оно показалось мне пустым и печальным, как хмурое, унылое утро в предместье какого-нибудь фабричного города. Все эти безделушки, вышивки, хрустальные вазы, серебро, оставленные Максенс, только увеличивали мою тоску. У моих ног на ковре сидела, обхватив руками колени, маленькая принцесса Манипурская — она сидела неподвижно и смотрела на меня своими скрытыми в тени покрывала глазами, вся такая же темная и неподвижная, как ее сестры апсары из Та-Прохма и Байона.

— Вы страдаете?

Такие фразы обычно завершают все. Я готов был зарыдать.

— Да, правда, она была очень красива.

— Красива и очень добра, Апсара.

— Да, и очень добра. Но не надо так огорчаться. Ведь вы совершенно свободный человек и можете делать, что хотите. Если захотите, увидите ее снова. А если не хотите, так не страдайте. Это так просто.

Но все это было просто только с виду. Ты-то понял меня, не правда ли? Но как чистой, прямой душе понять все те перемены настроений, колебания, волнения, которые так свойственны нашим сердцам, отзывающимся на малейший призыв нежной и жестокой вселенной?

— Я чувствую, — продолжала она несколько задорным тоном, — я чувствую, вы будете на меня сердиться, в глубине души вы уже упрекаете меня за то, что я отвлекаю вас от вашей тоски.

— Значит, вы мало меня знаете, Апсара. Вместо того чтобы быть ко мне такой несправедливой, лучше объясните мне вашу фразу, только что сказанную вами: «за работу!»

— Это я говорила сама себе, — сказала она сухо.

— Вот вы и сердитесь на меня за мою минутную слабость, за такое понятное волнение. Я докажу вам, что совсем не следует говорить со мной таким тоном. Ведь я мог быть очень удручен все эти последние дни, однако ничто от меня не ускользало. И мне показалось, что вот уже неделя, как вы нервны, беспокойны. У меня сложилось такое впечатление, что вы получили какие-то важные известия и только из скромности не сказали мне об этом.