Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар - Страница 55

Получив плату за сено и ячмень, он расстался с Ормом, сказав напоследок:

— Между нами не должно быть никакой кровной мести. Но если я однажды отплачу за бесчестье, то это будет по справедливости. Возможно, такой случай представится не скоро, но память у меня хорошая.

Орм посмотрел на него и усмехнулся.

— Я знаю, что ты опасен, — ответил он, — потому что ты сам говоришь об этом. Хотя вряд ли я буду плохо спать из-за твоих посул. Но знай, что если ты меня оскорбишь, то быть тебе крещеным, и тогда я подержу тебя либо за ухо, либо за ногу.

Виллибальд горевал, что ему не удалось обратить Гудмунда, и считал, что его преследуют неудачи. Но Ильва утешила его, сказав, что дело пойдет на лад, как только Орм построит церковь. Орм сказал, что построит ее, как и было обещано, но сначала отстроит новый двор. И с этим он не намерен мешкать. Он уже взялся за дело, и люди по его; приказу рубили деревья в лесу, обтесывали их и волокли домой, и он следил за работой, присматривая себе только цельные стволы без изъянов, и сам обтесывал их. Ибо его жилище, как он говорил, должно быть прочным и красивым, не то что какая-то лесная берлога. Двор лежал на излучине реки, и с трех сторон его окружала вода. А земля здесь была; хорошей и надежной, и наводнений в этих местах не случалось. Места, было достаточно для того, чтобы осуществить все планы Орма: работа у него спорилась, и чем больше он делал, тем больше хотел сделать еще. Он выстроил себе дом, выложив в нем печку и устроив дымоход, в точности такой же, какой он видел у короля Харальда. А крышу сделал из тесаного молодого ясеня, покрыв ее берестой, а поверх — жестким дерном. Затем он построил пивоварню, хлев и кладовую, и все эти помещения были просторными и новыми для этой округи. Затем он наконец решил, что самое необходимое готово и можно приступать к возведению церкви.

Той весной Ильва должна была родить, и ее поддерживали как Оса, так и брат Виллибальд. У них прибавилось много хлопот, и они просто с ног сбились. Ильва рожала трудно, громко кричала от боли и заклинала себя, что лучше бы ей быть монахиней, чем рожать детей. Но отец Виллибальд приложил распятие к ее животу и прочитал над ней молитву; и все окончилось благополучно. Она разрешилась двойней. Это были две девочки, и Оса с Ильвой вначале огорчились. Но когда новорожденных принесли к Орму и положили ему на колени, то он не стал жаловаться на судьбу. Все согласились на том, что малышки кричали и барахтались так же бодро, как какой-нибудь мальчуган. И когда Ильва привыкла к своим дочкам, она снова повеселела и обещала Орму, что в следующий раз уж точно будет мальчик. Но вскоре обнаружилось, что обе девочки будут рыжеволосыми, и Орм подумал, что это худо для бедных малюток. Ибо если их волосы похожи на его шевелюру, то, вероятно, и во всем остальном они будут выглядеть, как он сам, а этого Орм не хотел бы пожелать своим крошкам. Но и Оса, и Ильва приказали ему замолчать: ничего плохого в этом нет, заявили они, и рыжие волосы дочерей не испортят.

Когда пришло время дать новорожденным имена, Орм решил, что одна девочка будет называться Оддни, как и его бабушка по матери. И Оса порадовалась этому.

— А вторую надо назвать именем какого-нибудь твоего сородича, — сказал он Ильве. — Выбирай сама.

— Трудновато выбрать стоящее имя, чтобы оно принесло девочке счастье, — ответила Ильва. — Моя мать была захвачена в плен. Она умерла, когда мне было семь лет. Ее звали Людмила, и она была дочерью одного хёвдинга из ободритов. Ее похитили прямо с ее же собственной свадьбы. Об этом говорили все воины, которые были там, что лучше всего нападать на ободритов и прочих вендов, когда у них шумный свадебный пир и они напиваются. Тогда мужчины уже не способны держать в руках оружие, а тот, кто стоит на дозоре, падает и засыпает от крепкого меда, так что без труда можно захватить богатую добычу — как ценности, так и женщин. Не было девушки красивее моей матери. Отец говорил всегда, что она была рождена счастливой, хотя и умерла совсем молодой. Ибо он жил с нею три года, а это большой срок для женщины из ободритов, говаривал он, чтобы еще к тому же быть наложницей конунга данов и родить ему дочь. Но может статься, что сама она думала иначе. Ибо когда она уже умерла, я слышала, как женщины шептались о том, что она пыталась повеситься сразу же после того, как попала к нам. И они думали, это из-за того, что она своими глазами видела, как убили ее жениха, а ее схватили и отвели на корабль. Моя мать мне очень дорога, но я сомневаюсь, принесет ли ее имя счастье нашей дочери.

Оса решила, что лучше не называть девочку Людмилой. Ибо нет хуже беды, чем быть похищенной воинами. И имя это только принесет ребенку несчастье.

Однако Орм возразил ей, что не так-то легко сделать правильный выбор в подобных делах.

— Меня тоже однажды похитили, — сказал он, — но теперь я вовсе не считаю это несчастьем. Если бы этого не случилось, то я не стал бы тем, кем я стал, и никогда бы не получил меч и золотую цепь, да еще и Ильву в жены. А если бы Людмила не попала в плен, то король Харальд никогда бы не имел такой дочери, что сидит перед нами.

Трудно им было договориться. И хотя Ильва желала, чтобы имя ее красивой и доброй матери жило в потомках, очень уж ей не хотелось, чтобы ее дочь вдруг оказалась в плену у смоландцев или еще; кого похуже. Когда же пришел брат Виллибальд, они все еще спорили, и тогда он сразу сказал им, что Людмила — прекрасное и счастливое имя, и его носила святая княгиня Чешская во времена старого; императора Отгона. Так что выбор пал на это имя. И все домочадцы предрекали необычайную судьбу той, которая нареклась этим редким именем, о котором прежде и не слыхивали.

Когда крошки немного окрепли, брат Виллибальд окрестил их. Они подрастали и набирались сил, и вскоре уже катались по полу, играя с большими ирландскими собаками, которых Орм привез с собой, и забавлялись с куклами и зверушками, которые вырезали для них из дерева Рапп и брат Виллибальд. Оса очень любила внучек и терпеливо занималась ими. Орму и Ильве порой сложно было сказать, которая из двух строптивее и упрямее. Со временем Людмила узнала, что она носит имя святой, но незаметно было, что это отложилось в ее памяти. Девочки ладили между собой, хотя и таскали друг друга подчас за волосы. И когда одну из них наказывали розгами, то вторая стояла рядом и кричала так же громко.

Год спустя, летом, Орм построил наконец свою церковь. Он возвел ее среди других построек, на самом высоком мысе, и была эта церковь такой большой, что могла вместить шестьдесят человек, хотя и было непонятно, откуда возьмется столько народу. Он также насыпал вал и врыл на самом его верху двойной частокол с крепкими воротами посередине; ибо чем больше времени проходило и чем больше он строил, тем больше опасался он за сохранность своего двора и намеревался во всеоружии встретить и разбойников, и людей короля Свейна.

Когда все было готово, Ильва порадовала и себя, и других, родив сына. Оса сказала на это, что Бог благословил Орма за строительство, церкви, и Орм решил, что, пожалуй, так оно и есть.

Новорожденный был без единого изъяна и голосистый с первых; же дней; для всех было ясно, что младенец этот высокородный, ибо происходит от короля Харальда и Ивара Широкие Объятия. Когда ребенка принесли показать отцу, Орм снял со стены свой меч Синий: Язык и вынул его из ножен, а на острие меча насыпал муку и крупинки соли. Оса осторожно держала ребенка перед мечом, острие которого коснулось его губ и языка. Брат Виллибальд с неодобрением наблюдал за этой церемонией и перекрестил ребенка, прибавив, что такой нехристианский обычай, да еще с обнаженным орудием убийства, несет зло и достоин порицания, но поддержки не получил. Даже Ильва, усталая и ослабевшая после родов, с жаром крикнула, что святой отец заблуждается.

— Таков обычай благородных людей, — пояснила она, — благодаря ему придут власть, бесстрашие и удача в бою, и даже дар красноречия. И после всего, что ты рассказал о Христе, мне кажется, что он бы не препятствовал тому, чтобы ребенок получил эти дары.