Черное колесо - Бок Ханнес - Страница 40

Палуба кишела рабочими и была завалена инструментами и материалами. Бенсон бродил, следя за ходом работ и поправляя работников; он всё время переходил от грубовато-добродушной сердечности Большого Джима к придирчивости старого капитана – переходил легко, как кузнечик перепрыгивает со стебля на стебель.

Рабочие встречали его слова скрытыми насмешками и раздражением, которое не предвещало добра. Я подумал, что если Бенсон и дальше будет вести себя, как старый капитан, нас ждут неприятности. Небольшая порция придирчивости забавляет моряков, пока не начинает причинять им неудобства. Немного больше – и они начнут возмущаться, озлобленность будет возрастать, и в конце концов все выльется на козла отпущения, на того, кого обвинят во всех грехах и неудачах. Именно так рождались самые кровавые революции.

Пен уединилась в кресле на передней палубе и, подперев рукой подбородок, напряжённо смотрела на узкий пролив. Я подошёл незаметно, отрезав ей все пути к отступлению.

Она не взглянула на меня. Без всякого выражения сказала:

– Уходите, Росс. Оставьте меня одну.

Меня подбодрило то, что она назвала меня по имени, а не просто «доктор», поэтому я не послушался.

– Мисс Бенсон, мне очень важно поговорить с вами.

Она беспокойно шевельнулась.

– Для меня так же важно, чтобы этого не было. Пожалуйста, уходите. – И так как я не двинулся с места, добавила: – Если не уйдёте вы, уйду я.

Я быстро сказал:

– Нет, подождите, пожалуйста! – И ещё быстрее, так как она начала вставать: – Не знаю, что вас рассердило, но что бы это ни было – простите.

Беспомощно подняв руку, она села. Уголок её рта дёрнулся, точно она хотела улыбнуться, но подавила улыбку:

– Вы ничего не сделали.

– Ну, значит, что-то должен был сделать. Не похоже это на вас – обижаться без причины.

Она откинулась и равнодушно посмотрела на меня:

– А откуда вы знаете, на кого я похожа?

Откуда я знаю! Я не мог сформулировать ответ в нескольких словах.

Она сама ответила на свой вопрос:

– Вы не знаете. Никто не знает.

И неожиданно гневно:

– О, ради Бога, уходите и дайте мне несколько минут покоя!

Я сказал:

– Если бы речь шла обо мне, поверьте, я бы ушёл. Но есть нечто, что я должен узнать ради безопасности остальных. И мне нужна ваша помощь.

Она смотрела на танец отблесков на воде, переплетение сине-стальных нитей в гигантском ткацком станке. Потом с надеждой сказала:

– Вы ведь меня не знаете, и я вас не знаю.

И казалось, она этому рада.

Потом она осмотрела меня с ног до головы, сузив глаза, как покупатель, оценивающий качество товара. Приняла решение и неожиданно встала.

– Лучше побыстрее покончить с этим, – как бы про себя сказала она. И мне: – Пойдёмте туда, где нам не помешают. Но не в мою каюту.

Я предложил свою лабораторию. По пути она держалась чуть поодаль, стараясь не прикасаться ко мне, и я чувствовал себя нечистым.

Как кошка осматривает незнакомое место, так и она осмотрелась, прежде чем сесть на стул. Она подозревала, что кто-то может нас подслушать, и это предположение мне не понравилось – и не только потому, что свидетельствовало об утрате доверия ко мне.

Она печально сказала:

– Если бы у меня был здравый смысл, я бы ушла отсюда до того, как станет слишком поздно.

И посмотрела на меня, словно я могу прочесть её мысли и ответить. Я сказал:

– Мисс Бенсон, есть нечто такое, чего я не знаю, но должен: знать. А именно: что стало с первой «Сьюзан Энн» и её владельцем?

Она казалась одновременно заинтересованной и озадаченной.

– И из-за этого вы хотели меня видеть? – Она хрипло рассмеялась. – Доктор, вы и правда меня не знаете. А по тем мыслям, что вы вызвали во мне, я, пожалуй, и сама себя не знаю.

Я хотел заговорить, но она подняла руку:

– Нет, Росс, дайте мне закончить. Я… я ведь нравлюсь вам, не так ли?

Голос её звучал задумчиво и печально.

Не следовало говорить, как она мне нравится. Я кивнул, не доверяя словам, иначе они могли бы выдать глубину моего отношения к ней. Если бы только она не была так богата…

– Тогда вы не хотите, чтобы мне было больно. А мне будет очень больно, если я не изложу свою позицию вполне ясно.

Она стала ещё более печальной.

– Росс, вы что-то сделали со мной. О, не намеренно, но все равно сделали. Поэтому я вас и избегала. – И гневно, заметив, что я не понял: – И поэтому продолжаю избегать вас.

Я верю вам, Боже, да! Но не поэтому собираюсь кое-что вам рассказать. Нет, недавно ночью произошло нечто ужасное… что-то такое, что открыло мне…

На мгновение меня охватил ужас – неужели Бенсон и её заразил этой Ирсули? Но потом я кое-что вспомнил.

– Если вы имеете в виду то, что произошло между вами и Чедом… – Глаза её широко раскрылись. – Я стоял за вашей дверью.

– Да? – Это прозвучало гневно, но она тут же успокоилась. – Но зачем, Росс, почему?

– Я хотел поговорить с вами о старом капитане.

Она сжала кулаки.

– Доктор, – сердито сказала она, – иногда мне кажется, что, несмотря на все прочитанные вами книги, вы ужасно глупы!

Я беспомощно ждал. Она постепенно успокаивалась, вздохнула.

– Ну, ладно… Росс, я хочу вам сказать кое-что, чего не знает даже Кертсон. Даже сам отец этого не знает. Я никому об этом не говорила, потому что боялась. Но случившееся той ночью послужило последней соломинкой. Я по-прежнему боюсь, и у меня для этого теперь больше оснований. Настолько боюсь, что рада возможности поделиться этим с вами.

Итак, вас интересует, что стало с первой «Сьюзан Энн»… и как встретил свой конец мой прапрадед! Я слышала, что старый капитан умер от сердечного приступа у себя дома, потом его торговая фирма была распущена, «Сьюзан Энн» продали, и семья переехала в Филадельфию. Но это вымысел, придуманный, чтобы прикрыть пятно на семейной репутации. Если то, что мы с Чедом обнаружили, правда. И, очевидно, это правда. А если это так…

Глаза её, устремлённые на меня, были нежны, как лепестки, чей цвет они хранили.

– Вы должны это узнать – и потом оставить меня одну!

Она гневно воскликнула:

– О, я ненавижу Чеда, никого никогда так не ненавидела! Если бы не он, всё было бы по-другому! И я не влюблена в Майка, как он считает. Нет, Майк для меня как брат – если бы у меня был брат. Отец всегда полагался на Майка, словно это его сын. Но отец на это смотрит по-другому. Даже будь Майк на самом деле его сыном, он не считал бы его родным.

– Мактиг любит вас, – ревниво сказал я.

Она пожала плечами.

– Ну, ему не следует этого делать. Не очень это… правильно. Я слишком хорошо его знаю, чтобы любить. Мы не росли вместе, но у меня такое ощущение, словно росли. Он… не затрагивает меня. Чед меня любит, насколько вообще он способен любить… Он любит главным образом то, что я представляю – то есть деньги отца и его влияние, и что я могу для него сделать. Но я не могу любить их обоих: Мактига и Чеда. Они так отличаются от того, что мне нужно. Они настолько… самостоятельны! Они такие… взрослые. Я слишком долго заботилась об отце, вот что нехорошо. Человек, которого я полюблю должен быть похож на моего отца – такой же честный, упрямый и… всегда в глубине души – мальчишка.

Если Майк влюблён в меня, он никогда мне об этом не говорил. Если бы и сказал, я быстро привела бы его в чувство. С Чедом я пыталась обойтись помягче. Я была добра с ним, – Росс, никогда не совершайте этой ошибки! Это не доброта – поступать с кем-нибудь вопреки себе, обманывать его…

– Я это поняла, – продолжала она. – Если кто-то вас любит, а вы к нему равнодушны, он это как-нибудь переживёт. Оттягивание разрыва, попытка уберечь от боли означает проявление какого-то чувства с вашей стороны, и со временем это приведёт к худшему. Во всяком случае, это удерживает человека от увлечения кем-то другим. Росс, – сказала она, – если с вами когда-нибудь это случится, не совершайте подобной ошибки!

Я была добра к Чеду. Думала, что если он заинтересуется кем-то помимо меня, он меня забудет. Поэтому я позволила ему участвовать в любимом занятии отца – поиске потомков первого экипажа «Сьюзан Энн». Он надеялся собрать их и отправиться в плавание, которое во всём будет похоже на прежние дни. Это и есть наше плавание, – добавила она.