Высший пилотаж киллера - Басов Николай Владленович - Страница 22

Тут же причитания мамаши стали гораздо громче:

– Вот накажет тебя бог. Он-то все видит, все знает, ему не о чем докладывать, его не обманешь. Он тебя, сатана, насквозь зрит…

Он поднялся, закрыл дверь. Уже медленнее и спокойнее вернулся в кресло. Он был высок, выше меня, тяжеловат, но не от мускулов, а скорее от того, что запустил их, не давал им как следует поработать. В общем, если он и был когда-то опасным противником, то эти времена прошли. И все-таки в нем осталась некая естественная грация, привычка к уверенности в себе.

Он сел, кресло под ним скрипнуло.

– Ну, так с кем я говорю?

– Я – Терминатор, это уголовная кличка. Я получил ее в лагере, сейчас у меня к тебе дело. – Я решил, что можно сократить дистанцию. – Я здесь для того, чтобы узнать, ты работал в Прилипале?

Он слабо усмехнулся.

– Эта кличка сохранилась? А ведь ее придумал я, когда мы только еще писали ее бизнес-обоснование для каких-то там инвесторов.

– Ты там директорствовал? – Кого это сейчас интересует?

– Пока только меня.

Он покивал, потом медленно, как больной старик, потянулся за сигаретной пачкой на полуразвалившейся тумбочке. Но достал оттуда не сигарету, а «косяк». Я представил, что он будет сейчас дымить этой гадостью мне в лицо, и мягко попросил:

– Не нужно курить при мне травку. От нее у меня болит голова.

– А мне-то что?

Я вытащил у него из пальцев «косяк» и небрежно сунул снова в пачку. Он был так скверно свернут, что развалился. Пачку от «Герцеговины Флор», между прочим, я положил на телевизор, чтобы он ее видел, но не мог дотянуться.

– Я сказал – не надо. Вот кончим, я уйду, и хоть обкурись.

Из-за закрытой двери послышалась возня, она приоткрылась, старушечья голова появилась в щели, но тут же, с еще более отчаянными причитаниями, исчезла. Дверь закрылась плотнее, чем раньше.

Запамолов усмехнулся.

– Мамаша примкнула к каким-то тутошним адвентистам или баптистам, я в них не разбираюсь. У нее бывают тяжелые дни.

– Почему тебя выгнали из Прилипалы?

– Меня не выгнали, я ушел, потому что они…

Он замолчал. Потом все-таки дотянулся до пачки сигарет, на этот раз обычных «Кэмел». Денег у него не было, но курево было первоклассным, хотя я никогда не понимал этих курильщиков.

– Они хотели заниматься только бизнес-информацией. А меня интересовала и политическая, и духовная, и религиозная… Мы не сошлись с теми, кто собирался вложить в агентство деньги.

– С кем конкретно? Как его зовут? Где он базируется или базировался?

Он поморщился. И тут лишь я понял, как у него болела голова. «Тоже мне – сыщик», – раздраженно подумал я. Он закурил.

– Да зачем это тебе нужно?

– Кто он был?

Он подумал.

– Ну, не знаю, много времени прошло. Если они еще существуют…

– Они существуют.

– Тогда тебе нужно спросить у Барчука. Когда-то он это все и заварил, и по его милости мне пришлось уйти. Ему и отвечать.

– Он точно знает?

– Не может не знать.

Если бы он сказал, что не знает, я бы засомневался. Но он так все повернул, что получалось, он был бы не прочь рассказать, но не рассказывал, потому что это было как бы уже без него. Все, кажется, тут я больше ничего выяснить не мог, хотя ничего толком и не выяснил.

Я встал и направился к двери. Запамолов, чуть собравшись, крикнул мне в спину:

– Эй, как ты сказал, тебя зовут?

– Терминатор, – не оборачиваясь, ответил я.

– А что это такое? Вернее, кто это такой?

– Ну, значит, ты не очень сведущ в уголовной хронике.

Когда дверь закрылась за мной, я уже знал, что провернул что-то неправильно, но возвращаться было трудно. Наладить новый разговор не удалось бы, даже если бы я самолично разжигал для него «косяки». За дверью послышались резкие, мощные звуки телевизора.

Глава 22

В Прилипале за столом секретаря сидела не Клава, я не сумел скрыть своего разочарования. Девица, которая ее замещала, тоже заметила мое выражение. Но пыталась улыбаться. Только мне эта улыбка почему-то показалась ненужной и совершенно фальшивой.

– А где девушка, которая работала тут вчера?

– Сегодня ее на работе не будет, она взяла внезапный отпуск.

Вот так, внезапный, неожиданный, обвальный, авральный, скоропалительный… Кажется, это вызвало у меня приступ раздражения.

– Я могу чем-нибудь вам помочь?

Она еще спрашивает.

– Вряд ли. – И, не реагируя на ее крики, я прошел в кабинет Бокарчука.

Но и тут меня ждал сюрприз. Вместо Феди, который должен был, по моему предположению, все это объяснить, сидел Боженогин. Он был тих, светел, в новом галстуке и очень аккуратно причесан, прямо прилизан до основания каждого волоска. Я сел перед его столом, не здороваясь.

– Начальство замещаешь?

– Д-да, пожалуй. – Он нервничал, но пока не очень сильно. Ничего, мы поможем.

– Замещаешь, значит, начальство, хотя узнал об этом только сегодня вечером, по телефону, вероятно?

– Да, – теперь он вел себя потверже. Ничего, это тоже поправимо. – А какое вам, собственно, дело до того, кто у нас в агентстве кого замещает?

– Да, ты прав, абсолютно никакого.

Он удовлетворенно кивнул и уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но я, неожиданно даже для себя, прыгнул через стол и схватил его за шиворот левой. Правой я заблокировал его руку, уже потянувшуюся к заветной кнопке. Нажать ее ногой он тоже не мог, ноги оказались в стороне.

– Только это все неспроста, верно? И мне нужно знать, что вы тут скрываете, понял? Почему вы играете в такие игры с подстановками и перестановками, зачем вам понадобилось прятать Клавдию, кто стоит за моим сладким другом Федей?..

Он откинулся назад, протащив меня по своим бумагам, вероятно, они смялись. Он побледнел.

– Я не знаю, какие у тебя с ним отношения, но это все не так, как ты думаешь.

– А как я думаю?

Мне полагалось быть тупым и ломовым. Они не должны были знать о моем восхищении более тонкими методами работы, о моей психологической подготовке и вообще о том, что я не люблю ругаться. Они решили упереться, это было понятно, и я за это на них не очень даже сердился. Но мне нужно было делать свое дело, а проникнуть в их тайны я мог только одним способом – заставив их что-то делать, а так как они будут делать это мягко, деликатно, нежно, нужно было следить именно за всеми их мягкими движениями.

И тогда они подумают, что я чего-то не пойму – ведь я же ломовик, – и сделают ошибку, должны сделать. Такой путь расследования я избрал сначала экспромтом, а теперь осознанно и методично.

Он не отвечал, в его глазах была паника, но пока еще контролируемая, зато ненависть – совершенно неконтролируемая.

– Куда подевался Барчук?

– Уехал покататься на горных лыжах. Он давно планировал эту поездку.

Я потянулся своей лапищей к его календарю, повернул к себе, посмотрел, на нем было полно записей.

– Врешь ты все, Костя, – сказал я.

Он проглотил слюну.

– Он не знал, получится ли, вот и делал эти замечания. Но получилось, он уехал, говорю вам. А заметки оставил мне, как заму.

– Ты стал замом?

Он попытался вырвать ворот своего пиджака из моих рук, не вышло.

– Я тут, этого для вас достаточно.

– Нет, мальчик. – Я захватил новые складки ткани и попробовал сделать так, чтобы они впились ему в нежную кожу на шее. – А Клавдия, где моя подружка?

– Она… – он уже не дергался, только сучил ногой, потому что ему было все-таки больно, хотя и не очень, – они давно то сходятся, то расходятся… На этот раз решили поехать вместе.

– Мне не придется звонить ее матери?

– Вы не посмеете!

Его гнев был бы забавен, если бы это было настоящее чувство, настоящее негодование. Но в этом я сомневался.

– А почему, собственно? Мама должна знать, что происходит с ее дочерью, ведь внуков нянчить ей, или?..

Он все-таки вырвался. Вскочил, забился в угол и посмотрел на меня оттуда грозно и злобно, как крысенок.