Твой враг во тьме - Арсеньева Елена - Страница 83

Лёле стало немного полегче оттого, что Ноздрюк не повел ее по улице, а пошел задами. Вдруг бы там встретился кто-нибудь, знающий о ее бегстве? Или доктор, к примеру, еще не ушел из деревни… Лучше так, огородами, огородами.

И опять словно толкнуло что-то в спину. Лёля оглянулась. Ого! Те трое тащатся следом! Не угомонились еще, смотри-ка. Разве наябедничать на них Ноздрюку? Да ладно, он же небось доведет ее до самого Юлиного дома; эти, сексуально озабоченные, увидят, что ловить им тут нечего, и отвяжутся.

И вдруг сжалось сердце: а вдруг она сама, по своей воле, в западню тащится? Неведомо – вдруг эта Юля какая-нибудь доверенная персона или просто подружка доктора? Вдруг он вообще сейчас у нее в гостях? Тогда что, выходит, Лёля сама себе яму вырыла?

Ой, ну что же делать? Кинуться наутек – в два счета догонят, не Ноздрюк, так Геннастый со товарищи…

Деревня кончилась. Маленькая она. Лёля вспомнила – когда смотрела из окна замка, дворов тридцать, не больше, тянулось по этому бережку. А Ноздрюк сказал, Юля на другом живет. Но вроде бы не было домов на другом берегу…

Они спустились по склону, и Лёля увидела впереди горбатенький мосток, точь-в-точь такой, как был перекинут через полудохлую речушку в Доскине, а за ним, в зарослях… точь-в-точь как в Доскине…

Кладбище! Там кладбище!

За рекой, сказал староста… Ну конечно! Ведь исстари в русских деревнях старались хоронить своих покойничков за речкой: вода – самая надежная преграда на пути упырей и оживших мертвецов.

Юля поселилась за речкой… Юля поселилась на кладбище!

Она резко стала.

– Куда ведете! – крикнула хрипло. – Я дальше не пойду!

В точности как Гамлет Призраку, ей-богу. Только вряд ли Гамлету было страшнее, чем ей. Ведь там был призрак родного отца, а тут… оборотень, сущий оборотень!

Ноздрюк неспешно обернулся, и Лёлю поразила его широченная, от уха до уха, улыбка.

– Чего ж так? Раздумала Юлю наведывать? – спросил с идиотским простодушием. – А ведь сама хотела. Правда, ребя?

– А то, – загомонили «ребя», подходя вплотную. – Конечно! Мы сами слышали: к Юльке, мол. Точно, сама хотела!

– Так что, – рассудительно развел руками Ноздрюк, и кнут, скользнув с его локтя, свился на земле кольцами, как змея, – ежели мы тебя тут придавим, а то и кнутиком распополамим, это все выйдет по твоей доброй воле и согласию.

Лёля отшатнулась к перилам.

«Да нет, не может быть, они пугают…» – медленно проплыло в голове. А потом так же медленно, равнодушно колыхнулась догадка: а может быть, и не пугают. Совершенно непонятно, что они задумали. Лёля – игрушка в их руках. Ведь ясно же, они все забавлялись с нею с самого начала: трое вели ее прямиком от двора бабы Дуни, ловко перекрывая обходные пути и прямиком подгоняя к Ноздрюку, который спокойно поджидал беглянку, только делая вид, будто мается дурью с петухом… А если это так, если все здесь разыграно как по нотам, выходит, Ноздрюк прекрасно знает, кто она и откуда?

Лёля вскинула измученные глаза, и староста осклабился, отвечая на невысказанный вопрос:

– Да ты не бойся, не тронем. Господин доктор наказали, чтоб тебя непременно в целкости – ха-ха! – доставили. В целкости и сохранности. Одного не пойму: ну, ты чужая, не знаешь, что у нас почем, а эта-то, ведьма старая, неужто вовсе одурела с годами? Да ведь ясно, где беглую искать: только у нее! Из крепких людей никто бродягу к себе в избу не пустит, а если бы и пустил, то сразу бы ко мне приперся с докладом. Через кордон ты тоже не проходила, а значит, не миновала еще деревни. Не в речку же кинулась! А уж когда я вот эти штаны в сенцах Дунькиных увидал, сразу понял: прилетела птичка в сети! – Он выхватил из кармана какой-то листок, издевательски помахал, и Лёля только головой качнула. Полинявшие от воды розовые облака, голубенькие фигурки, расплывшиеся буквы: мамочка… Юля… Лёля… А над всем этим старательно выведено: РАЙ.

Неужели Олеся знала, что случилось с Юлей и что ожидает новую подружку?.. Да какая теперь разница! А рисунок староста, конечно, вытащил из ее джинсов в сенях… Но теперь неважно и это.

– Ну, будет стоять, комары зажрали! – Староста звонко шлепнул по могучему плечу, а потом поскреб ногтями укушенное место. – Пошли, нагулялась. А вы, мужички, нас проводите до самой усадьбы, не то мало ли… Девка длинноногая, проворная, шмыгнет в сторону – и поминай как звали!

– Проводим, конечно, господин староста, как не проводить? – солидно отозвался Геннастый.

Лёля оттолкнулась от перил мостка и побрела в гору так медленно, словно за нею волочились прудовые кандалы.

– Давай шевелись, – больно ткнул ее в спину кнутовищем Ноздрюк. – Не заставляй барина ждать!

И тут Лёля вспомнила, что сегодня же 20-е. Хозяин приехал…

Дмитрий. Июль, 1999

– Вот здесь она спала. У нее была спина раненая, но я пошептал – и все прошло, – сказал мальчик, доверчиво подняв глаза на Дмитрия, и тому показалось, будто они мерцают в темноте лунным, опаловым светом.

Впрочем, это ощущение тотчас прошло. Все прошло – осталось только одно непомерное, почти физическое ощущение счастья: Лёля жива, он ее нашел, след ее не затянуло пылью, Виталя Кабаков (дай бог ему здоровья, отморозку!) не ошибся, ничего не перепутал! Осталось совсем немножко потерпеть – и они снова будут вместе, теперь уж навсегда…

Но тут же блаженная минута истекла: странный мальчик Леша опять начал плакать.

Андрей со вздохом обнял его за плечи и притянул к себе:

– Ну, тише, тише. Не бойся, мы тебя не оставим.

– Он бабушку убил, – завел Леша все ту же страшную песенку, которую он тянул всю дорогу, пока, оставив старосту привязанным к дереву, они шли опушкой леса, потом пробирались задами – аки тати нощные, словно входили в мирно дремлющее селение с недобрыми намерениями.

Что и говорить, намерения были если и не злые, то и не очень добрые. Совсем ни к чему было, чтобы вот сейчас, на исходе пути, их повязали селяне и препроводили в узилище, выслуживаясь перед своим барином. Каков поп, так сказать, таков и приход.

Дмитрий не больно-то доверчиво воспринял бы слова голодного, оборванного мальчишки, который был явно не в себе и мог, конечно, бог весть каких ужастей нагородить, но одно не подлежало сомнению: тот дикий страх, который отразился на лице старосты при виде мальчика с козленком.

Он влип в осину спиною и прошептал:

– Свят, свят!…

Он перекрестился бы, да руки ему Дмитрий связал даже покрепче, чем вязал «станцию». Тогда староста завел глаза и взвыл неразборчивым, жалким голоском, как бы моля о пощаде… Такое состояние человек может испытывать, если вдруг увидел, к примеру, ожившего мертвеца. Это доказывало: Леша рассказывал правду о своих злоключениях. Хотя рассказ звучал, как бы это помягче выразиться, несколько фантастично… Староста преследовал его, тоже хотел прикончить, когда понял, что перепуганный мальчик видел расправу над своей несчастной бабушкой. Леша петлял по лесу до тех пор, пока вовсе не обессилел и не сунулся под какой-то огромный выворотень. Собаки старосты гнали мальчишку по пятам, словно дикого зверя, и принялись азартно наскакивать на его укрытие. Леша, дрожа от страха, протискивался все глубже и глубже в нору, как вдруг мимо него с угрюмым ворчанием пролезла какая-то темная, пахнущая зверем фигура и со страшным рычанием набросилась на собак. Судя по отчаянному визгу, те неслись, не помня себя от страха, до самой деревни. Леша слышал беспорядочные выстрелы: староста небось пытался отбиться, ему удалось убежать. За время боя к Леше подкатились два мохнатых клубочка и принялись всячески с ним забавляться. Хозяин берлоги – правильнее, впрочем, будет сказать: хозяйка! – хозяйка, стало быть, берлоги вернулась невредимой, но злой и принялась обнюхивать незваного гостя с угрожающим ворчанием. Но малышня захныкала, заскулила – и мамаша оставила детей в покое. Вскоре она ушла по каким-то своим медвежьим делам, а когда уснули маленькие мохнатики, выбрался на свет божий и Леша. Его изрядно поцарапали «детские» коготки, но большого урону не причинили. Староста-то, конечно, был уверен, что «дурня» задрала рассерженная медведица, – то-то так перепугался, увидев его живым и здоровым!