Твой враг во тьме - Арсеньева Елена - Страница 28

– Ну, коли бабушка послала… – Николай Васильевич улыбнулся и после некоторых усилий открыл пацанам дверь.

Заглянул в гаражную темноту, полюбовался очертаниями темно-серой «Волги», бросил было завистливо: «Живут же люди!» – но тут же вспомнил, что с этой радостью надо возиться круглые сутки, на одном бензине разоришься, а если поедешь куда-то в гости, то сиди как дурак, когда все кругом пьют от пуза. Махнул рукой и заспешил дальше, на берег оврага, где его под осинками уже поджидали дружки.

– Ну, видал? – солидно спросил Санька, входя в гараж и по-хозяйски поглаживая гладкий, прохладный бок автомобиля. – А раз машина есть, значит, и папка есть!

– Скажешь, ваша машина? – заносчиво пробормотал недоверчивый Славик. – Тогда давайте залезем туда, если ваша!

Соединенными усилиями открыли дверцу, забрались на переднее сиденье и долго, совершенно забыв о времени, до блаженного изнеможения рулили, давили на все педали и щелкали всеми кнопочками, какие только могли найти. Славик хотел подудеть, но сигнал в полной темноте гаража звучал до того странно, что всем стало жутковато.

– А «дворники»-то сломанные! – закричал вдруг Славик торжествующе. – И вся машина сломанная! Мы рулим, а она не едет. И «дворники» не шевелятся!

Костик захныкал от обиды, но Санька посмотрел на старшего дружка как на дурачка:

– Ты что? Как же она может ехать, если мотор не включен? Его завести надо, только я не знаю, где ключи.

– Ключи за-жи-га-ния, – по слогам, важно сказал Костик.

– Да, – согласился Санька. – Когда ключи в машине что-то зажигают, она делается вся такая тепленькая-тепленькая! Она нагревается, как телевизор, и все в ней начинает работать.

– Нагревается? – задумался Славик. – Так давайте ее нагреем!

В это время дверь в гараж открылась, и мальчишки, не сговариваясь, пригнулись… Сосед Николай Васильевич, возвращавшийся домой, обратил внимание, что ключ в замке так и торчит.

«Вот же пацанва! – сердито подумал он. – Убежали, а дверь запереть? В наше время пооставляй-ка так гаражи! Чего доброго, угонят «волжанку»!»

На всякий случай он заглянул в пахнущую бензином тьму, но никого не увидел. Конечно, убежали.

Николай Васильевич не без усилий запер дверь и побрел домой. Он хотел по пути занести ключ Асе Семибратовой, но для этого пришлось бы пройти мимо собственного крыльца. А на крыльце стояла его, Николая Васильевича, родная жена, которая первым делом спросила, где стиральный порошок. И только тут Николай Васильевич вспомнил, почему ему удалось так запросто сбежать нынче из дому. Его же послали в «Хозяйственный», за порошком! Вот же бес оплел – забыл, забыл начисто!

– А у меня стирка стоит! – кричала жена. – А ты там под забором пьешь!

Не говоря ни слова, Николай Васильевич развернулся и на рысях понесся на соседнюю улицу, к «Хозяйственному». Пришел он аж за пять минут до начала перерыва, но Валюха, продавщица, уже навешивала на дверь замок.

– У тебя часы отстают, – нахально сказала она. – После обеда приходи.

Уперлась – и ни в какую, зараза!

Как ни улещал ее Николай Васильевич, Валюха отмахнулась и начала спускаться с крыльца. И вдруг как рвануло что-то, как грохнуло – Валюха оступилась да и села на ступеньки, схватившись от ужаса за щеки.

Николай Васильевич обернулся – о господи! Над гаражами взмыл черно-красный клуб огня и дыма…

Потом уж, много позже, следователь сказал: мальчишки развели огонь в салоне автомобиля. Зачем? Почему? Где взяли спички? Этого никто не знал. А бак был заправлен, да и бензин, похоже, подтекал где-то. Вспыхнуло мгновенно. Перепуганные мальчишки, пытаясь сбить пламя с одежды, еще успели добежать до дверей гаража, но двери были заперты. Тут и рвануло.

Ася не знала, где дети, когда бежала к гаражам. Услышала, крикнул кто-то: «Гаражи горят!» – ну и кинулась со всех ног, в домашних тапочках, как была. По пути надо было спускаться по лестничке с деревянными, покосившимися ступеньками. Ася запуталась в расшлепанных тапочках, оступилась – и упала с лестницы. И тут же ей стало не до «Волги»: боль пронзила тело. Ася попыталась вскочить, но скорчилась на тротуаре, обхватив руками живот.

Соседка Галина, кинувшаяся на пожар вместе с ней, сгоряча пробежала несколько шагов, потом вернулась.

– Ты что? – спросила испуганно. – Ногу подвернула?

Ася покачала головой, еле переводя дыхание от внезапно подступившей тошноты.

– «Скорую»… – выдавила она, стискивая зубы. – Как бы не было выкидыша…

На исходе был четвертый месяц беременности, и докторша в консультации не больно-то обнадеживала, что удастся выносить ребенка.

– Вы же помните, какой был токсикоз, как рожали в последний раз? – сказала угрюмо. – Или уж ложитесь давайте на сохранение, или… честное слово, вам бы лучше аборт сделать!

Ася тогда только улыбнулась. Она уже не помнила, как тяжело носила и рожала Костика: помнила только, какое это было счастье – увидеть его родившимся. И никакого аборта она делать не собиралась: а вдруг будет девочка? Николай так хотел дочку – и чтоб вылитая Ася. Сама-то Ася твердо знала: дочка должна быть похожа на отца, тогда будет счастливая. Сыновья – на мать, дочка – на отца. Она пока не говорила мужу, что беременна. Решила подождать: если до трех месяцев доходит и не выкинет – тогда скажет. И вот уже почти четыре проходила, можно бы и Николая обрадовать, а тут такое… Хоть бы «Волгу» не тронуло!

– Галя, если меня в больницу заберут, ты посмотри за мамой, за мальчишками, – пробормотала она, чувствуя, как кровь пошла, пошла из нее толчками, – и заплакала от обиды на судьбу. – Галя, а вдруг это девочка? Вдруг я девочку потеряю?

Она не знала, что двоих своих детей уже потеряла, – думала только об этой третьей, нерожденной…

– «Скорую»! – в панике закричала соседка пробегавшим мимо мужикам, которые неслись на пожар сломя голову, не обращая внимания на двух скорчившихся на обочине женщин.

– Вызвали уже! – крикнул один из них, не оборачиваясь.

Потом, вспоминая все это, он скажет: подумал, что женщина перепутала, что она имела в виду «пожарную» – ведь горело как!

– Ася, ты погоди, погоди, – пробормотала Галина и долго еще твердила что-то примолкшей подруге, пока не поняла: та без сознания.

«Скорая» все не ехала. А под Асей натекала и натекала кровь. Кругом собрались женщины, давали разные советы, кто-то пытался остановить мужиков, бегавших туда-сюда… «Скорая» появилась наконец – ее вызвали пожарные, обнаружившие к тому времени трупы детей… Им уже не нужна была помощь. И к Асе она опоздала: пока довезли, пока лежала в коридоре, пока вызвали бригаду реаниматоров, которые воспользовались затишьем в больнице, воскресным днем – и собрались отметить день рождения анестезиолога, пока осматривали беспамятную женщину…

Она умерла от потери крови.

Галина уже вечером дозвонилась в больницу – ей все и сказали. С несколькими соседками она долго стояла перед зеленым домиком, в котором оставалась прикованная к постели Асина мать. Ни у кого не хватило смелости пойти и сказать, что случилось с ее дочкой и внуками. Она еще ничего не знала.

Наконец решились-таки – вошли в дом. И первое, что увидели, – мертвую Марию Гавриловну, в нелепой позе лежавшую у подножия лестнички, которая вела из мезонина. Она уже и закоченела.

Потом – опять же потом! – гадали, как было дело. Наверное, Мария Гавриловна тоже услышала про пожар, а вернее, увидела сверху пылающий гараж. Ее потому и поселяли на лето в мезонине, чтобы могла видеть всю округу из окошка и не скучала. Видна ей была и та лестничка, на которой оступилась Ася. А зрение у матери было отменное – не по годам. Может быть, она поняла, что с дочерью несчастье случилось… А может быть, сорвало с места предчувствие беды: ни дочь, ни внуки не появлялись уже много часов. Решила хоть ползком выбраться на улицу, да скатилась с лестницы и сломала шею.