Причуды богов - Арсеньева Елена - Страница 50

Ванда прикусила губу, отвернулась.

– Сейчас принесут тебе одежду, Юлия, – сказала Эльжбета, направляясь к двери. – И уходи поскорее, поскорее.

– Не то – что? – вновь начала задираться Ванда. – Не то передумаешь?

– Теперь уж нет, не передумаю, – светло, юно улыбнулась Эльжбета. – Теперь Тодор навеки со мной будет! И, может быть, теперь… Я ведь не так еще стара, в конце концов! Может быть, теперь я смогу родить ему сына!

Она торопливо вышла.

– Сына! – взвизгнула Ванда. – Miserable! [62] Пресвятая Дева, Матерь Божья! Нет, ты видела когда-нибудь таких старых дур?!

Юлия молчала. Она смотрела в окно, но ничего не замечала. Зеленая прелесть апреля дробилась, плыла, сверкала в слезах, неожиданно застлавших глаза.

Любить не за что, а вопреки… Не о ней ли это сказано?

19. «Дай слово!»

Сколько помнила Юлия, они и прежде молчали с Вандою в дороге, а не трещали сороками, но никогда еще молчание не было таким тяжелым и давящим. В Бэз им указали короткий путь к переправе через Буг, и слова эти Юлия вначале пропустила мимо ушей, а потом они заставили ее призадуматься. За то время, какое она провела в беспамятстве, картина войны вновь переменилась, и русские части приблизились с востока к Варшаве. Конечно, был риск сейчас нарваться на поляков, однако лишь на какой-нибудь случайный отряд. Тоже ничего хорошего, но если… Если прежде Юлия не сомневалась, что Ванда выпутает ее из всякой передряги, то сейчас такой уверенности не было. Ванда, которая прежде так рвалась в Вильно, теперь без спора повернула обратно.

Почему?! Что изменилось в ее планах?! Она ничего не объясняла, но коня погоняла неутомимо, словно спешила изо всех сил. Да и то – унылые равнины, иссеченные множеством маленьких речек, словно в сеть ими схваченные, кого угодно могли раздосадовать. Собственно, только об этих речках путешественницы и говорили, когда давали себе труд разомкнуть неприязненно поджатые губы. Кони боязливо храпели, входя в неведомые, непонятной глубины водоемы. Ванда нервничала, готова была все их объезжать, петляя и рискуя заблудиться, но Юлия присматривалась внимательно и там, где пологий берег и широко разлившаяся вода обещали мелководье, пускала коня вброд. Ванда с неохотою следовала ее примеру, и Юлия несказанно удивилась, догадавшись, что та боится воды.

В одном месте они весьма рисковали. Ванда, чуя недоброе, нипочем не хотела ехать напрямую, но, когда Юлия с пригорка окинула окрестности и увидела, какой крюк им придется сделать по раскисшей луговине, чтобы добраться до конца речушки, а потом воротиться на дорогу, она уперлась крепко. Они могли потерять не менее двух часов, а ведь солнце уже шло на закат, и этот крюк означал, что в темноте им не сыскать переправы, придется ночевать на берегу. Но где? В прошлогоднем, чудом уцелевшем стоге? Добро, ежели такой еще и отыщется.

Словом, Юлия, устав спорить и раззадорясь, направила коня в воду, не особо заботясь, следует ли Ванда за нею: куда ей деться! Однако через несколько шагов началась глубина: вода дошла коню до колен, потом выше и вот-вот грозила залить стремена. Конечно, апрельский день был теплым, однако сизая вода еще пахла студеным талым снегом. Да и вообще ехать с мокрыми ногами?!

Юлия всмотрелась в воду и по некоторым признакам поняла: дно будет еще понижаться. Отец научил ее, что делать в таких случаях. Осторожно, стараясь не запутаться в широкой юбке, она встала коленями на седло, схватившись левой рукой за луку, а в правую собрав поводья.

Оглянулась. Ванда заставила своего коня остановиться – он нервно поводил ушами, раздувал ноздри – и с нескрываемым ужасом смотрела на Юлию, тоже вынув ноги из стремян и держа их на весу над водой.

– Делай, как я, – спокойно сказала Юлия.

– Нет. Ты что? Я не могу! – пролепетала Ванда.

Как это ни было трудно, Юлия заставила своего коня повернуть и приблизиться к гнедому Ванды.

– Это нетрудно, – проговорила она. – Нужно только сохранять равновесие. Дно здесь плотное, ровное, и…

В это мгновение ее вороной переступил, одна нога его провалилась, верно, меж клубков травы, он нервно выдернул ее и… Юлия сама не могла бы сказать, какие силы помогли ей не свалиться в воду. Мгновенный жар охватил ее до костей, а когда тьма в глазах разошлась, она поняла, что все еще стоит в седле на коленях, вцепившись в гриву и уронив поводья, которые плыли по воде. Теперь только не хватало, чтобы ее вороной в них запутался, тогда уж точно не миновать ледяной ванны!

– Я поеду назад! – вскрикнула Ванда. – Уж лучше ноги промочить!

– Тогда через час у тебя начнется жар! – силясь сдержать дрожь в зубах, вызванную напряжением всего тела, а потому очень тихо сказала Юлия. – А вернувшись, мы потеряем время. Давай, залезай! Только не урони поводья! Правь, езжай вперед – я за тобой.

– Нет! – воскликнула Ванда истерически. – Я не хочу! Почем я знаю, может быть, ты только и ждешь, чтобы столкнуть меня в воду?!

– Я ведь не могу править, поводья упали, мой конь пойдет вослед за твоим, – проговорила Юлия, и только потом до нее дошел смысл сказанного Вандой. Это была такая нелепость, такое безумие, что она не нашла ничего лучше, как ответить: – Здесь все равно слишком мелко, не утонешь! – И не сразу сообразила, что ее слова нелепы, более того – двусмысленны.

Но что может быть более дурацким, чем пререкаться, когда твой конь по брюхо погружен в ледяную воду, а ты балансируешь у него на спине, словно циркачка?

– Езжай! – сквозь зубы прошипела Юлия, имея в виду, что ей все равно, как поступит Ванда, и была немало удивлена, когда та не повернула коня, а подобрав ноги в седло (ведь встать на колени без опоры на стремена ей было невозможно), так что теперь по воде плыли лишь самые края ее широкой юбки, и сидя в такой шаткой, неуверенной позе, направила коня к берегу. Тот опасливо косился на воду безумным глазом, но шел очень осторожно и в две-три минуты благополучно достиг берега. Вороной тоже нервничал, верно, опасаясь запутаться в поводьях, но все же прошел речку, не сбиваясь с шага, след в след с гнедым, и, казалось, вздохнул облегченно в лад с Юлией, когда та неуклюже распрямила затекшие ноги и с трудом спустилась с седла.

Ванда оказалась проворнее. Соскользнув на землю, подскочила к Юлии и влепила ей пощечину, да так внезапно, что та ни уклониться не успела, ни даже за щеку схватиться. Так и стояла с пылающим лицом, хлопая глазами.

Ей приходилось видеть, как люди дуреют от страха, но каков был особый страх в том, чтобы ноги вымочить или даже на худой конец грянуться в воду?! Конечно, мало радости вымокнуть до нитки, а все же не столь это стоящее дело, чтобы за него схлопотать пощечину.

Ванда стояла, выставив вперед скрюченные пальцы, словно ждала, что Юлия сейчас на нее ответно кинется, и приготовилась к обороне. Это было самое несуразное, что можно вообразить!

– С ума сошла?! – Юлия только и могла что плечами пожать. – Чего это ты?!

Ванда тяжело выдохнула, прищурилась подозрительно, но рук не опустила; пальцы хищно, опасно пошевеливались, и Юлию даже дрожь пробрала: а вдруг набросится как кошка?

Она не рассердилась, просто обида взяла. Так хорошо им было вместе в опасном пути, и душа ее всегда была обращена к Ванде, хотя сердце страдало от ревности. Не шел, нипочем не шел из памяти Зигмунд, хоть она и кляла себя за бездумную страсть. Чужой муж! Враг! Жестокий охальник! На что он ей?! Но вот ведь Ванде он нужен на что-то?! Ох, Боже великий!.. Да уж не в том ли причина безумства недавней подруги?! Не в ревности ли? Неужто за два месяца не забылся ею последний их разговор? Что-то здесь не так… Смутная догадка посетила Юлию.

– Ванда, почему ты поехала со мной? – спросила она прямо. – Почему обратно, к Варшаве, а не в Вильно?

Ванда опустила руки, улыбнулась хитровато:

– Думаешь, не знаю, почему ты от Эльжбеты так спешно ринулась?