Помоги другим умереть - Арсеньева Елена - Страница 42

Женя с трудом оторвалась от фотографий, но не переставала оглядываться.

Да… Похоже, тот старый спектакль оказался для его участников событием куда более роковым, чем могла себе представить даже Аделаида-Глюкиада! Ее душой вдруг овладела странная жалость к этой неведомой Алине. Чего ищет она в жадной, исступленной охоте за молниями? Только ли эффектных кадров, которые приносят деньги и славу? Жене приходилось читать о поразительных случаях, когда человек, в которого ударяла молния, не умирал, а обретал некие необычайные свойства. Старику, давно ослепшему и оглохшему, молния вернула зрение и слух. Женщина после удара небесным огнем стала ясновидящей и теперь точно может указывать на карте местонахождение давно пропавших людей. С другой женщиной произошел типичный случай реинкарнации: она возомнила себя королевой древних кельтов и, забыв современный английский, разговаривает только на кельтском, которого, разумеется, не могла знать прежде. Еще какой-то человек сделался воистину сексуальным гигантом, начал даже подумывать о переезде на Восток, принятии мусульманства, чтобы обзавестись на законных основаниях гаремом и дать выход своей небывалой энергии.

Алина ловит молнии, в этом Женя не сомневалась. Ищет не созерцания их, но встречи с ними.

Почему? Чего ждет от этого свидания, которое может оказаться роковым?

Может быть, искупления ищет ее душа? Невероятной встречи с давным-давно умершим, которого она сама толкнула в объятия смерти? Или та старая история уже забыта ею и не осталось ничего, кроме вечно неудовлетворенного тщеславия, непременного свойства и истинного художника, и обычного честолюбца?

Из-за двери, к которой они крадучись приблизились, доносились приглушенные голоса и – Олег не ошибся! – звон стекла.

– Я же говорил! – усмехнулся он и осторожно, словно опасаясь спугнуть добычу, потянул на себя дверь. Открыл ее почти наполовину, но люди, собравшиеся в кабинете, его не замечали.

Женя изловчилась и, потеснив Олега, тоже заглянула внутрь.

Здесь и правда пили: человек пять потрепанных мужиков сгрудились вокруг журнального столика, уставленного бутылками и кульками с какой-то закуской, и торопливо, даже не чокаясь, угрюмо осушали рюмку за рюмкой. Еще несколько человек тихо беседовали. Все курили, и сквозь густую сизую пелену не сразу можно было разглядеть на письменном столе большой фотопортрет, подпертый со всех сторон стопками книг и коробкой с шахматами, чтобы не падал.

Очевидно, фотографию только что поместили в рамку под стекло: мужчина в синем рабочем халате аккуратно собирал со стола обрезки стекла и инструменты.

Это был портрет совсем еще молодой женщины, судя по одежде, сделанный лет десять назад. Хотя время и успело ожесточить ее черты, оно еще не настолько изменило их, чтобы Женя не смогла узнать ту развеселую девицу, которая так беззаботно улыбалась в «салуне» Глюкиады. И здесь Алина еще молода и столь же улыбчива, но боже мой, как же старил, как гробил ее этот тусклый, безжизненный взгляд!

Казалось, она только притворяется молодой – молодой, веселой, живой.

Невысокая седая женщина приблизилась к фотографии, критически оглядела ее, зажав в углу рта нещадно дымящую сигарету, а потом вдруг с необычайным проворством, прямо-таки жестом фокусника, нацепила на край портрета черную ленту, завязав ее небрежно-изысканным бантом, слишком красивым для траурного знака.

– Бог наказал, чего же еще?

Олег и Женя переглянулись. Они уже с полчаса топтались у подъезда серо-голубой блочной девятиэтажки в Прибрежном микрорайоне. Две куцые лавочки были облеплены бабулями. Однако это племя, обычно столь разговорчивое и, судя по книжкам, просто-таки обязанное удовлетворять потребность государственных и частных сыщиков в информации, на сей раз держалось отчужденно и непривычно молчаливо. Может быть, конечно, они уже устали отвечать на вопросы любопытных: ведь трагедия произошла еще ночью, с утра бабки заступили на нелегкую вахту у подъезда, а сейчас как-никак уже шесть вечера. Поневоле устанешь!

И вот наконец одна расщедрилась на словечко: бог, видите ли, наказал. Перехватив быстрый взгляд, которым обменялась досужая парочка, усмотрела в нем недоверие и обиделась:

– А чего же? Молния – это только для дураков электричество, а для умных она – перст божий. Коли человек нечестив и грешен, не миновать ему небесной кары. Второе пришествие Христово будет как молния!

– Ну, пока до него еще время есть, – улыбаясь с некоторым ехидством, сказал Олег. – Но почему вы думаете, что эту несчастную бог покарал? За что, собственно?

– Грешила покойница, царство ей небесное, – сурово сообщила информаторша. – Любодействовала без меры, буйствовала плотью, учиняла шум.

– Да молчала б ты, Людмила Васильевна, – не выдержала другая бабуля, не столь аскетичного облика и с не выцветшей еще человечностью в глазах. – Молодая женщина померла все-таки, а ты ее честишь. Сама-то и не такое небось в молодые года проделывала. Одинокая она была, бессемейная, а с одиночки что за спрос?

– А я говорю – перст божий! – гнула свое Людмила Васильевна. – Потому как молния, гром, гроза для того господом сотворены, чтоб человек смирялся в страхе! Услышал гром – затвори окна, двери, сотвори крестное знамение, умоляй господа нашего Иисуса Христа и Пресвятую Деву о милосердии в те поры, когда бьет он грешных и полчища врага рода человеческого. А эта… покойница что выделывала? Выйдет на лоджию – и ну божьи дива фотографировать! Тут небось вся нечисть за ее левым плечом сбиралась, злорадствовала на неверный промысел, на слабую для бесовских ков душу любуючись! И то чудо, что господь ее давным-давно не покарал, ну да он ведь многотерпеливец.

Проповедь вполне могла затянуться до бесконечности, да, к счастью для слушателей, непреклонная Людмила Васильевна воздела очи горе – и в ее, фигурально выражаясь, зобу дыханье сперло:

– Опять! Опять они по крышам лётают! Черти окаянные!

Олег и Женя снова быстро переглянулись, в полной уверенности, что проповедница, хлебнув через край религиозного экстаза, погнала гусей, однако, к их изумлению, возмущением зажглись и взоры прочих бабок:

– Руфоры чертовы!

– Переломают ноги, поубиваются!

– Серафима, а ты куда глядишь? Твой Санька вовсе от рук отбился, скоро вообще с крыши слезать не будет!

– Да ты на своего Серегу посмотри, чего меня честишь? Сам мало что двоечник, так еще и ведро всегда мимо мусоропровода вываливает. Давеча я ему говорю: «Подбери, Сереженька, чего грязищу развел?» А он мне: «Тебе надо, ты и подбирай!»

Олег подмигнул, и Женя осторожно шагнула в сторону. Их уход остался незамеченным.

Около соседнего подъезда лавочек не было, поэтому там царило относительное безлюдье, а пышные кусты сирени с лилово-бурой уже привядшей листвой создавали надежное укрытие от рентгеновских старушечьих взглядов.

– Вот так вот, – тихо сказал Олег. – Перст божий, ни больше ни меньше.

Она молча кивнула. Тяжко на сердце было именно потому, что Алина Чегодаева погибла этой ночью, когда бушевала гроза – та самая гроза, которая и бросила Олега и Женю в объятия друг друга. Правду говорят: что одному жизнь, то другому смерть…

Конечно, вполне может быть, что ее поразила одна из первых молний, та, что разорвала небо над Амуром, пока Олег с Женей неслись сломя голову по набережной. Если бы Женя знала, что это именно так, она чувствовала бы себя лучше. Вроде бы не очень виновата. И все равно: если бы они с Олегом вчера думали не о том, как бы затащить друг друга в постель, а вспомнили о цели Жениной командировки, если бы все же встретились с Алиной, она, возможно, осталась бы жива. Позаботилась бы об осторожности, не вышла ночью на балкон, не приняла бы в голову убийственный заряд – очередного проклятого, рокового совпадения не случилось бы.