Полуночный лихач - Арсеньева Елена - Страница 68

– Вот, что ты будешь? Коньяк, спирт? В принципе разницы нет, все очень крепкое, так что отключиться удастся быстро. А утром эффект примерно одинаков.

– Да ладно, глупости. Не буду я напиваться, ты не волнуйся, – смущенно улыбнулась Нина. – Немножко выпью – и все. Коньячку для храбрости.

Николай налил ей. Ну и себе, но это просто так, за компанию: преступлением казалось сейчас туманить мозги алкоголем, потом, наутро, будешь думать, приснилось тебе все это или было на самом деле, как она сидела здесь, и ты смотрел на нее, и был для нее единственным человеком на свете… нет, просто другом, конечно, ничего такого!

– Слушай, – сказала вдруг Нина, сделав крохотный глоток и нерешительно двигая бокал по столу, – а как ты относишься к случайным связям?

Николай покачнулся:

– Что?..

– Ну, наверное, это будет не совсем случайная связь, – сообщила Нина бокалу. – Мы же с тобой уже раньше виделись, ты мне даже спасал жизнь и сейчас выручаешь; вдобавок этот медальон ты сохранил, потому что думал, он мой. Это ведь не случайно, правда?

Бокал подмигивал хрустальными гранями и хитренько отмалчивался. Делать нечего – пришлось отвечать Николаю:

– Нет. Да. В смысле, правда.

Нина опять сделала крохотный глоток и отставила бокал, виновато улыбнувшись:

– Жжется. Ну, я вроде бы уже расхрабрилась. А ты? До чего же глупо я тебя соблазняю, ужас просто! Забавно, в жизни бывают такие повторения…

– Да, – сказал Николай, сам себя не слыша и не понимая, о чем говорит.

Она сидела сгорбившись и смотрела на выцветшие квадратики клеенки. А Николай смотрел на нее. Вдруг Нина вскинула голову, глаза ее влажно блеснули:

– Но тебе совершенно не обязательно меня слушаться. Я как-то не подумала: вдруг ты не хочешь? А то я говорю, говорю, а ты все сидишь и ничего не делаешь.

– Откуда ты знаешь, может, я еле сдерживаюсь, чтоб не накинуться на тебя, как дикий зверь? – хрипло выговорил Николай.

– Да-а? – Она удивилась, но, кажется, не обиделась. Даже наоборот. – Тогда, может быть… А мы будем… ну, будем здесь, на кухне, – она нерешительно усмехнулась, – или все-таки пойдем куда-нибудь?

И только тут он наконец поверил…

Конечно, так все и вышло: сдержать себя он не смог, накинулся на нее, как этот самый зверь. Но она не испугалась. Поэтому все началось именно «здесь, на кухне», – под хрустальный звон разбившихся теткиных бокалов. А где продолжалось, Николай потом и вспомнить не мог. Такое впечатление, что везде.

Его разбудил звонок. Антон выскочил из спальни, побежал в коридор, к двери, потом сообразил, что это звонит телефон, – и замер над аппаратом, не решаясь снять трубку и мрачно считая гудки.

Звонил кто-то очень упорный. Когда телефон наконец смолк, Антон поглядел на часы – ого, уже девять! Звонок мог оказаться самым безобидным, например, от доктора Федора Ивановича, который обещал назначить какие-то там процедуры, психологические тесты, – однако даже с ним Дебрский сейчас не хотел общаться. Тем более с ним! Потому что Федор Иванович уверял, будто эти тесты и процедуры помогут возвратить больному память, а Дебрскому еще предстояло понять, хочет ли он вернуть утраченное и вспомнить забытое. Пока этот процесс не доставил ему особенной радости…

Его поражало, что он мог до такой степени оказаться под женским каблуком, чтобы из-за Инны убить человека. Пусть этот Голубцов был омерзительным, пусть это было ничтожнейшее создание природы, однако живой человек, а ведь Антон прикончил его из мести за Иннину дачу. Тот поджег дачу, а верный любовник Дебрский взял такой грех на свою душу…

Он пожал плечами. Ради Инны?! Это не укладывалось в голове. Красивая, сексуальная, рисковая, сильная, загадочная – да, все эти качества присутствовали в ней с избытком, но Дебрский воспринимал их, особенно при трезвом свете дня, совершенно умозрительно. И снова пришло ему в голову, что, если забвение освободило его от избытка страстной привязанности к этой опасной женщине, то, пожалуй, не стоит торопить возвращение памяти, чтобы снова не попасть в зависимость от Инны. Надо попробовать пожить самостоятельно, своими заботами, которых у него столько, что голова пухнет. Например, впереди похороны Нины…

При одной только мысли о связанных с этим хлопотах голова натурально начала пухнуть – во всяком случае, в висках заломило. Звонить ее деду, все объяснять, успокаивать дочку, ехать в морг, забирать труп – жуткий, обгорелый труп, заказывать гроб и все такое, поминки какие-то там, на кладбище выбирать место…

«Не позвонить ли Инне? – мелькнула трусливая мыслишка. – Она, наверное, не откажется помочь…»

Что-то подсказывало: не откажется. И вновь возникло смутное ощущение, что Инна не раз помогала ему в жизни, брала на себя решение самых трудных вопросов, самых опасных дел, что у нее стремительный ум, способный мгновенно оценить любую, самую сложную ситуацию – и отыскать из нее выход, и не раз, не раз она уже выводила Антона из таких ситуаций…

Дебрский строптиво вскинул голову. Ладно! Это было давно, в прошлой жизни, он тогда был один, а теперь другой, он теперь все для себя будет решать сам. Существуют же, в самом деле, какие-то агентства, похоронные конторы, которые берут на себя все эти неприятные хлопоты. В конце концов, деньги делают все!

Кстати, о деньгах…

Он отыскал среди разнокалиберных бумажек, к которым уже начал привыкать, телефон фирмы «Вестерн» и позвонил туда. Красноштанов оказался на месте, был суетливо-любезен, прокудахтал, чтобы Дебрский и не думал прервать больничный раньше времени, надо как следует вылечиться, «вспомнить все», как в том кино со Шварценеггером, потому что в безднах его памяти содержалась какая-то суперценная, нигде более не зафиксированная бизнес-информация. Конечно, вспомнить ее нужно как можно скорее, потому что иначе в фирме могут возникнуть осложнения… А насчет жалованья пусть не беспокоится – за деньгами можно прийти в любое время. Нет, лучше после обеда, а то кассир только что ушла в банк. Кстати, не исключено, что, если та самая информация так и останется погребенной в недрах его памяти, размер этого самого жалованья может существенно сократиться… «Будь здоров, Антон, звони!»

Дебрский положил трубку и какое-то время тупо смотрел на нее. Какая бизнес-информация? Какое кино? Кто такой Шварценеггер?

Забыл.

Все-таки надо связаться с Федором Ивановичем. Не обойтись без возвращения этой паршивой памяти!

Он позвонил в больницу и узнал, что доктор будет во второй половине дня. Ну вот, сговорились они с кассиршей, что ли?

Дебрский нетерпеливо заходил по квартире. Теперь он не мог понять, как буквально несколько минут назад желал постоянно пребывать в этой пустоте и темноте сознания. Вспомнить, надо вспомнить… Но еще не факт, что Федор Иванович сможет что-то сделать. Он уверял, что возвращение памяти – это долгий процесс, который могут, конечно, подтолкнуть определенные шоковые ситуации, но эти же самые ситуации могут и окончательно застопорить воспоминания. «Мозг – это подлинная терра инкогнита!»

Дебрский уныло кивнул. Перспективы никакие… Но насчет шока Федор Иванович был определенно прав. Вчерашний разговор с Катериной Ивановной был для Дебрского шоком – и пожалуйста, он вспомнил убийство Голубцова.

И еще один момент… Когда во время погони за Инной его окающий водитель подрезал на светофоре джип, Дебрский определенно начал что-то вспоминать. Шоссе, лес, ночь, он за рулем, а рядом с ним… ну кто мог быть рядом с ним? Нина, конечно! То есть к нему в тот опасный момент подкралось воспоминание об аварии.

Логично! Тот самый шок, о котором говорил Федор Иванович. Память проснется от того же, что ее усыпило. Дебрский все забыл во время аварии – значит, вполне может вспомнить все во время аварии же!

Он криво усмехнулся. Устроить столь же кошмарное ДТП, которое он уже пережил, всколыхнуть эту чертову память, в самом деле вспомнить забытое – и заплатить за это жизнью… Кажется, это и называется – ирония судьбы?