Отрава для сердец - Арсеньева Елена - Страница 77

Увы… не удалось! Призраки ведь молчат, а Троянда не смогла сдержать испуганного вопля, когда увидела… увидела Цецилию, лежащую посреди кельи, разбросав руки и выгнувшись дугой. Грудь ее окаменела в последнем вздохе, под сердцем торчал нож, вогнанный по самую рукоять, а над Цецилией… над Цецилией, почти касаясь ее пальцами босых ног, висел человек, уронивший голову на грудь.

Это был Гвидо. Он висел на потолочной балке, которая была хорошо знакома Троянде, вернее, Дарии… Но теперь веревка не оборвалась.

В тот же миг рядом оказался Григорий: прижал Троянду к себе, а Васятка кинулся вперед, обхватил висящее тело, дернул с силой – и сорвал с крюка. Положил на пол, провел ладонью по лицу, пытаясь закрыть незрячие глаза, но печально отстранился:

– Уже окоченел. Поздно.

Троянда зашлась сухим, коротким рыданием и замерла, уткнувшись в грудь Григория, – без мыслей, без чувств, сознавая и ощущая лишь одно: поздно!

Они пришли слишком поздно: Гвидо умер, и с Цецилией уже не поквитаться, а главное, тот порыв раскаяния, который заставил Троянду рисковать жизнью своей и других людей и приведший ее сюда, тоже запоздал, ибо смерть Гвидо была начертана в Книге судеб.

Она почувствовала, что рубаха Григория стала мокрой, и поняла, что плачет, давно уже плачет, а он прижимает ее к себе все крепче, гладя другой рукой по голове и тихо шепча:

– Не кручинься, голубка. Судьба… что ж! Бог дал, бог и взял, ты еще молодая – найдешь свое счастье.

«Нашла уже, – подумала Троянда, вздыхая и касаясь губами его рубахи, теплой и сырой от ее слез. – Это ты…»

Но сейчас такие мысли отдавали кощунством, поэтому она отогнала их и, отстранившись, сказала, стараясь не глядеть в лицо Григория:

– Храни тебя бог за твою доброту. Но… пора идти.

Васятка вздохнул с явным облегчением и шагнул к потайной двери. Григорий же не двинулся с места:

– Мы пришли за живым, но, если хочешь, унесем с собою мертвого. Будет у тебя хоть могилка, куда поплакать придешь.

Троянда задумалась. Обратный путь по узкой темной лестнице с этим тяжелым, громоздким телом будет тяжел, возможно, и опасен. Риск быть схваченными увеличивается в десятки раз. Да, это так, но… Гвидо заслуживает лучшего, чем попасть вместе с трупами бродяг неприкаянных, преступников, жалких самоубийц в какую-нибудь общую могилу, о которой не будет знать ни одна родная, добрая душа, или просто в море! И если эти люди сами предлагают ей помощь, она примет ее.

Троянда кивнула:

– Мы похороним его здесь, на монастырском кладбище.

– Ночью, на кладбище?! – в ужасе выдохнул Васятка – и тут же осекся под острым взглядом Григория.

Троянда приподняла голову Гвидо, но Григорий отстранил:

– Нет, мы сами. Только скажи, Христа ради – это кто? Почему она тут? Кто убил ее?

Он с жалостью смотрел на Цецилию, и Троянду это нисколько не удивило. Это для нее Цецилия – враг, предательница, уничтоженная опасность; и все, что она испытывает при виде ее трупа, – это облегчение. Ну а Григорий видит просто убитую женщину – еще молодую, очень красивую, смерть которой необъяснима – тем более здесь, в этой келье.

– Наверное, он убил ее, а потом себя, – со вздохом сказала Троянда. – Но… не знаю, откуда мне знать! И никто не знает, что здесь случилось, кроме них двоих! – Она кивком указала на мертвых – и окаменела, услышав тихий, безжизненный голос:

– Нет. Я знаю… я тоже знаю, что здесь произошло. Гвидо не убивал Цецилию Феррари. Это я убил ее.

В глазах у Троянды все померкло, она повалилась вниз лицом на тело Гвидо, но тут же горячие руки Григория подхватили ее, встряхнули – и жизненная сила перелилась через них в ее тело, заставила очнуться и понять, что этот голос исходит из темного, надежно скрытого тенью угла и принадлежит не мертвому, а вполне живому человеку, который наконец вышел на свет, и Троянда увидела лицо, которое много лет преследовало ее в кошмарах.

Лицо Марко Орландини!

Он приблизился, склонился, заглянул в глаза Троянды. Григорий резко вытянул руку, пытаясь его остановить. Орландини слабо отмахнулся:

– Не бойся. Я ей ничего не сделаю. Это она сделала все, что могла… поквиталась со мной. – Он хрипло усмехнулся. – Думал, не было в моей жизни дня страшнее, чем тот, когда призрак Анисьи явился передо мной. Но нет… увидеть любимого брата в петле – это, оказывается, и есть самое страшное.

– Брата? – прошелестела Троянда сухими губами. – Он твой брат? Монах?..

– Он мой брат, монах. Потому я и продал тебя в монастырь, что не знал для человека участи хуже. Хотел, чтобы Анисья страдала на небесах, глядя на твои земные страдания.

– Страдала?! Но ведь ты убил ее – за что же ей страдать еще? Это ты заслуживал бесконечных мучений! – вскрикнула Троянда.

– Успокойся, Дария, – примирительно махнул рукой Марко. – Господь и так покарал меня… Куда уж больше! Как это там говорится? «Замышляй и поступай как знаешь, но помни о последствиях». Да, все правда… а тебе тоже надо бы запомнить эти слова, хорошенько запомнить!

– Почему мне?

– Да потому, что это ты его погубила, разве нет?

– Это Цецилия, – прошептала Троянда, но Марко покачал головой:

– Придумала все Цецилия, но ты стала орудием. Ты – монахиня, которая совратила Гвидо! Цецилия призналась перед смертью в ваших кознях, ничего не утаила. Мы ведь знакомы с ней давно, еще с того дня, когда я продал тебя в Мизерикордию. И потом, когда понял, что не призрак Анисьи донимал меня в тот страшный день, а живой человек, и что только одна душа могла знать обо мне и Анисье, я снова пришел в эту проклятую богом обитель. Но Цецилия сказала, что тебя не достать, что ты сбежала к богатому любовнику. Я и не пытался…

Но ты… ты не успокоилась до тех пор, пока не отняла единственного человека на свете, которого я любил… после того, как умерла твоя мать.

– После того, как ты убил мою мать, – пробормотала Троянда, и Марко обреченно опустил голову:

– Убил, да… Но и ты должна была убить меня, а не моего брата. Почему ты погубила Гвидо?!

– Я не знала, что он твой брат, клянусь! – горячо сказала Троянда. – Я пыталась спасти монастырь, действовала по наущению Цецилии… да сгноит господь ее дьявольскую душу.