Охота на красавиц - Арсеньева Елена - Страница 45

Вот именно! Собери клочья своей растоптанной гордости, Кира! Все, что он сделал, он сделал не ради тебя, а ради другой женщины. Этой самой Сашечки-Шурочки. Де-тек-тив-щи-цы…

И вдруг с болезненной, нет, убийственной ясностью Кира поняла, что на Карадаг с Алкой отправился отнюдь не задастенький Фридунский. С ней был Максим, и подруга не соврала, посулив Кире: «Увидишь – упадешь!»

Упала. На самое дно упала, ниже – некуда!

– Что-то я не пойму, – раздался рядом недоумевающий говорок, и Кира, напряженно сдвинув брови, какое-то время смотрела на таксиста, прежде чем вспомнила, кто это и как здесь оказался.

– В чем дело?

– Да вон, видишь? – Таксист мотнул головой назад: – Уже полчаса бежит за нами какой-то «москвичок», на пятки наступает. Я под сто пятьдесят иду, а он все висит на хвосте и висит. Что там за автогонщики, что за каскадеры такие сидят?!

Кира откинулась на спинку. Руки безвольно упали на колени. Eй не было нужды оборачиваться, чтобы поглядеть на загадочный «Москвич». Всей кожей, всем существом своим она чувствовала, знала, кто это. Каскадеры, каскадеры, каскадеры!

– Во, сигналят, – озадаченно пробормотал таксист. – Может быть, что-то случилось? Остановиться, что ли?

И он сбросил скорость.

– Не надо! – Кира схватила его за руку, и в этот миг свет беспощадно залепил кабину. – Они гонятся за мной!

Мгновение таксист смотрел на нее остановившимся взором, беззвучно шевеля губами, потом резко нажал на тормоз. «Волга» возмущенно завизжала и остановилась.

– Нет! – отчаянно вскрикнула Кира, хватая таксиста за руку. – Они убьют меня!

Тот сбросил ее руку, словно ядовитую змею.

– Крутые, да? – пробормотал прыгающими губами. – Нет уж, сами разбирайтесь, если крутые!

И с проворством, очевидно, отработанным долгой практикой, выскочил из автомобиля, встал, подняв руки, залитый светом фар подлетевшего «Москвича».

Выскочили двое.

– Мужики, мужики, все о'кей, – донесся до Киры перепуганный голос шофера.

Не обращая на него внимания, двое с двух сторон сунулись в «Волгу», схватили Киру за руки, как в пьесе Бертольта Брехта «Кавказский меловой круг». Потом оба враз отпустили ее.

– Выходи лучше, – посоветовал Новорусских, и Кира послушалась.

Новорусских тотчас вцепился в ее плечи и втолкнул на заднее сиденье «Москвича», а сам встал рядом, придерживая дверцу и не без замешательства глядя на Максима, который вдруг схватил таксиста за грудки:

– Что она тебе говорила? Что?

– Гово… вори… – запрыгал губами таксист, голова которого моталась так, что чудо как не отваливалась, – …рила, не оста…ста…навливайся, они меня у-у-убьют!

– Убьют! – бешено крикнул Максим. – Убьют! Что ж ты остановился, сука? Как ты посмел остановиться? Ах ты…

Вцепившись в комок шоферской рубахи левой рукой, он замахнулся правой, обмотанной какой-то тряпкой. Однако Новорусских издал громоподобный протестующий рык, и Максим не ударил таксиста, лишь с силой отшвырнул его от себя, так что тот влип в желтый бок своей машины – и с вытаращенными глазами сполз наземь. Впрочем, он довольно быстро восстановил дыхание и обрел способность соображать, потому что уже в следующий миг ужом скользнул на брюхе под защиту колес и заблажил оттуда:

– С ума сошел! Сам не знаешь, чего тебе надо!

– Тварь! – рявкнул Максим, пнув в бессильной ярости колесо. – Как будто не нижегородец!

– Максим, теряем время! – сердито прикрикнул Новорусских, и тот, напоследок шарахнув ногой по ярко-желтому боку, так что название автопредприятия «Нижегородец» подавилось вмятиной, вернулся к «Москвичу».

– Санька, сядь за руль, – попросил он. – А я сзади. Нам поговорить надо.

– Нет уж! – отказался Новорусских, тяжело умащиваясь рядом с Кирой. – Сам веди свою таратайку. Я вообще не пойму, как ты из нее скорость выжимаешь. Мне подавай что-нибудь покрепче: «Чероки», «Мицубиси», «Тойоту», «Даймлер», «Патрол»… – Он хихикнул: – Или «Шевроле»… Давай, давай, не тяни время, – прикрикнул он на Максима, который в растерянности держался за дверцы, но все еще не садился за руль. – Саша и Василий Иваныч уже давно в аэропорту, они там, наверное, с ума сходят. Сколько можно откладывать эту чертову регистрацию?!

Максим вскочил в автомобиль, бросив быстрый взгляд на Киру, – и с места взял такую скорость, что пассажиров прижало к спинке сиденья.

– Только не говори, что здесь родной двигатель! – пытаясь перекрыть рев мотора, воскликнул Новорусских. – «Мерсовый», что ли?

Максим только кивнул – и еще набавил скорость.

С воем и ревом просвистели они по проспекту Гагарина и слетели по Автозаводскому мосту так стремительно, что Кира ничуть не удивилась бы, перелети они на крутом спуске через бортик. Гораздо сильнее, впрочем, удивляло, насколько мало взволновала ее перспектива кануть в черные волны Оки.

Саша, значит, уже в аэропорту. Максим, очевидно, должен передать ей термостат. Ну и чудно: устроить такую цепь засад на Кирином пути и не суметь вскрыть ее квартиру без ключей. Рисковали Максим и вся его банда: а вдруг случилось бы что-то в дороге? А вдруг Кира прозрела бы раньше и ускользнула от своего охранника где-нибудь на полпути?

Ответом мог быть только недоуменный вздох. Черта с два она прозрела бы. Только когда доказательства принялись просто-таки хлестать ее по лицу, она удосужилась открыть свои несчастные слепенькие глазенки, оторваться от упоенных размышлений о том, что наконец-то полюбила – да так, как не любила никогда!..

«Никогда. Ни-ког-да!» – свистел за окошком ветер.

Зачем они ее волокут за собой в аэропорт, интересно знать? Пристрелили бы – да и кинули на дороге, вместо того чтобы тратить время на эту идиотскую сцену с шофером. Рискуют, рискуют… а вдруг он заявит в милицию? Впрочем, где там! Этот трус небось до сих пор валяется под защитой своей канареечно-желтой «Волги».

Целый автопарк окружал Киру эти два дня! А началось все с несуществующего белого джипа… такого же нереального и фантастического, как все, что происходило в эти дни с ее сердцем.

Aвтозавод промелькнул, будто стеклышки в калейдоскопе. Южное шоссе… Аэропорт рядом.

Ну и скорость! И с такой же скоростью начали разворачиваться, налетая одно на другое, события, словно Кириной судьбе надоело плестись враскачку – и она понеслась во всю прыть, рискуя сломать голову. Ну и на здоровье!

…Интересно, супруги Исаевы поцелуются перед долгой разлукой – или будут слишком обременены заботами о предстоящей операции? А может быть, Максим улетит сегодня вместе со своей Шурочкой и Кира больше никогда не увидит эти лживые зеленые глаза?

Скорее всего так и случится. Где-нибудь на подъезде к аэропорту Новорусских пристрелит ее – и отгонит «Москвич» в глубь приаэропортовских строений. А Максим со своей японовидной, миниатюрной, прехорошенькой Сашечкой…

«Никогда, никогда! – снова запел свою песню беспечный летун ветер, для которого ничего не существует, кроме скорости, полета и новых, опять новых впечатлений. – Никогда, никогда, никогда!»

Кира закрыла глаза и зажмурилась изо всех сил, чтобы преградить путь слезам. Но они все же прорвались: медленные, тяжелые, обессиливающие – и поползли по щекам. Кира давила рыдания, пытаясь не всхлипывать. Было невыносимо, что Максим и Новорусских заметят ее слезы и решат, будто она плачет, желая разжалобить их и вымолить пощаду.

Да что там!.. Разве не о пощаде молило ее стиснутое тоской сердце?..

– Максим, – сердито сказал Новорусских, – давай и правда я поведу, а ты садись на мое место.

Максим покосился в зеркальце, но только мотнул головой, еще крепче стиснув руль и угрюмо сгорбившись.

Новорусских тяжело вздохнул и умолк.

Разноцветные огни аэропорта, сменившие полную тьму подъездной аллеи, заиграли на лице Киры. Она ощущала их даже сквозь закрытые глаза.

Подняла отяжелевшие, опухшие веки.