Моя подруга – месть - Арсеньева Елена - Страница 51

Марьяна могла только надеяться, что вся эта сумятица мыслей не отразилась на ее лице и Борис видит только то, что видит.

– Прости и ты меня, – с трудом разомкнула Марьяна пересохшие губы. – Я знаю, что мало тебя любила, но… наверное, мы были обречены на разлуку. Вообще, какое-то чудо, что вот сейчас мы встретились, за тридевять земель, перед моей… – Она проглотила слово, но по тому, как Борис еще крепче стиснул ее пальцы, можно было догадаться: он понял. – Да, чудо… Голливуд какой-то! А скорее всего ты прав, и тут действует все тот же закон. Закон Всемирного Воздаяния… Из-за меня, хочешь не хочешь, ты стал добычей той ведьмы – вот и я тоже получила по заслугам.

Голос Марьяны задрожал, и она умолкла. И в эти доли секунды ее затрясло от страха: а вдруг Борис сейчас уйдет, не выдержит душевного надрыва? Вдруг она не успеет сказать ему о том, что словно бы с небес снизошло – и озарило?!

Она опять заговорила – торопливо, глотая слова:

– Это закон… он от меня и здесь не отстает! Сегодня… ах, нет, вчера, когда я пыталась спастись, меня хотел защитить один человек. Он, собственно, совсем мальчишка: лет шестнадцати-семнадцати. Он русский, предки его были эмигранты, прадед – известный ученый. Он меня приютил в своем доме, но Абдель и Салех…

Борис вскинулся:

– Я слышал об этом! Сволочи, звери! Они какой-то женщине руки прострелили, чтобы тебя выманить, да?

Марьяна кивнула.

– Я поверить не могла, что они на такое способны. Пока бежала к двери, они уже…

– Они на все способны, – отозвался Борис.

– Я даже не знаю, жива ли она, – продолжала Марьяна. – Васька меня, наверное, проклинает. С ним-то судьба вовсе несправедливо обошлась: хотел сделать добро, а в награду получил зло. И, вдобавок ко всему, я у них в доме… получается, что украла…

Борис всмотрелся недоверчиво. Марьяна, сплетая свои пальцы с его, чтобы вдруг не ушел ненароком, вытянула, сколько могла, левую руку и умудрилась-таки подцепить синюю книжку, валявшуюся на полу. Поднесла ее к окну.

– А, та книжка, – сказал Борис. – Я ее помню. Еще удивился – как она к тебе попала.

– Да я ее читала, когда Абдель и Салех появились. Ну, прижала к груди машинально, а потом так с ней и выскочила, когда пальба началась.

– Да, грабеж и разбой, – невесело улыбнулся Борис. – Грабеж и разбой! Я понимаю…

– Я тоже понимаю, что ты мне ничем помочь не можешь, – отозвалась Марьяна, отводя глаза. – Даже просить не буду. Зачем еще одну жизнь подвергать опасности, верно? И так уже… Но только прошу – напоследок, Борис, напоследок! – Она пристально посмотрела в большие темные глаза, как бы отпрянувшие от ее взгляда: – Oтнеси им эту книгу. Tакая мелочь – а давит, как камень… как могильный камень. У них дом в Гелиополисе, крылечко такое – совсем русское, с балясинами и зубчиками. Под окошком ива. Там рядом отель… кажется, «Зухра», если я не путаю. От дома этот отель видно, значит, близко. Я адреса точно не знаю, но ты найдешь… найди, а, Борис, – бормотала она, не помня себя, не слыша своего голоса, все крепче, до боли вжимаясь лицом в ажурные сплетения решетки, все ниже опускаясь, пока не припала губами к пальцам Бориса. – Bсе, это последнее. Сними тяжесть, больше ни о чем никогда…

Голос ее прервался.

Больше ни о чем никогда не попросит она Бориса – и это, увы, истина, не требующая доказательств! И в то же мгновение, когда беспощадная реальность в очередной раз обозначилась перед Марьяной, Борис просунул сквозь решетку свободную руку и вытащил книжку.

– Н-ну, может быть, – пробормотал он. – Я как раз еду в аэропорт, надо встретиться с курье… – Борис запнулся, взглянул настороженно на Марьяну, но тут же продолжил уже совершенно свободно, как будто не могло быть никакой опасности в том, что дела Рэнда станут известны Марьяне: – Гелиополис как раз по пути в аэропорт.

И она поняла, что значит это спокойствие. Итак, по мнению Бориса, ее уже можно не опасаться!

С курьером, значит, надо ему встретиться? Письмецо, посылочку передать с оказией? Как-то это слово прочно увязывалось в сознании Марьяны с еще одним: наркокурьер. Да хоть бы и так! Какая беда, если она узнает даже и это? Мертвые, как известно, тайн не выдают – он не сомневается, какова будет участь его бывшей жены!

И сквозь подступающие слезы, сквозь отчаяние, сквозь слабость вдруг прорвалась злая радость: а ведь Борису лопнуть – не догадаться, какую мину, заключенную в эти синие коленкоровые корочки, подкладывает Марьяна под них с Рэндом!

Она еле удержалась, чтобы не влепить ему это известие в физиономию, но Борис, по счастью, не заметил, как сверкнули ее глаза.

– Прости, – шепнул еще раз – и канул в темноту кустов, таясь от приближающихся голосов.

Марьяна тяжело осела на пол, даже не успев удержаться. Такое вдруг навалилось облегчение, что она дыхание не могла перевести от слабости. Но через какой-то миг уже нашла в себе силы покачать головой и даже усмехнуться.

Себе, собственной наивности.

Почему она так уверена, что Борис не бросился сразу же к Рэнду? И даже если решится отозваться на эту последнюю мольбу, кто знает, когда он отправится к Шеметовым?! Уж, наверное, не сейчас, по пути в аэропорт. Надо обладать слишком буйной фантазией, чтобы представить себе Бориса, который, забыв о делах, выполняет свой последний долг. Да и какой смысл? Что сможет предпринять Васька ночью? Времени у него – чуть, а полиция вряд ли поверит, вряд ли ринется неизвестно куда…

Нет, даже передав заветную книжку Борису, Марьяна все равно чувствовала себя не более уверенной в успехе, чем человек, который вверяет свое письмо лютому смерчу с надеждой, что тот выбросит конверт из своей бешеной воронки точнехонько на крылечко нужного дома.

Марьяна прижала кулаки к глазам, но круговращение световых пятен утихомирить не удалось. Смерч… письмо… неизвестность!

У нее оставалась лишь одна надежда: что те трое, с небес подсказавшие ей обратиться к Борису с этой просьбой, знали, что делали.

Впрочем, не прошло и минуты, как она утратила даже и этот зыбкий призрак, потому что опять заскрежетал неутомимый ключ. На пороге, ухмыляясь, стоял Салех, державший руки на автомате. Окинул блудливым взглядом Марьяну – и вдруг точно спохватился: ухмылочка слиняла с лица, брови грозно сдвинулись:

– Пошли, эй!

Марьяна смотрела на него снизу. Господи… что еще? Ночь на дворе – ну чего надо? Неужели нельзя дать ей прийти в себя – элементарно выспаться перед смертью? Все равно ведь Рэнд уже добился своего, спрашивать больше не о чем. Ну так в чем дело?!

И вдруг до нее дошло в чем. Очевидно, в ней самой. Очевидно, им уже мало Ларисы… Ночь, «инфант» спит: нянька, стало быть, вполне может его оставить. Если утром будет подписан вожделенный контракт и живые смогут уйти – не все ли равно, в каком состоянии? Ну а если их придется убить – тем более, какая разница?! Похоже, Рэнд наконец-то решил поблагодарить за верную службу своих нукеров – бросить им вожделенный кусочек, на который многие уже давно облизываются.

Марьяна медленно подтянула колени к подбородку и еще крепче вжалась в стену.

Салех сделал шаг вперед, и впервые его тщедушная фигура показалась Марьяне более чем внушительной. Салех навис над нею зловонной глыбою:

– Ну что? Прямо здесь хочешь? На полу? Или попросим мальчишку подвинуться на диванчике? Продолжим начатое, а? Теперь Абдель не помешает.

Марьяна почувствовала, как у нее холодеет лицо. От него медленно отливала кровь.

Она пошарила по полу, ища хоть что-нибудь – нож, вилку, гвоздь. Но ничего не нашла. Oставались только ногти и зубы. Она начала медленно подниматься, и, верно, Салех что-то понял, потому что его глаза беспокойно забегали:

– Эй, ты чего?

– Долго мне ждать? – В дверь заглянул Рэнд.

Салеха точно плетью обожгли. Он склонился над Марьяной, вцепился в ее плечо, дернул вверх:

– Шевелись давай!

И, едва она успела подняться, потащил к двери.