Безумное танго - Арсеньева Елена - Страница 55

Стараясь держаться прямо и помнить, что в темноте не видно состояния ее костюма, она дошла до подъезда и на ощупь набрала цифры кодового замка. Лампочка на крыльце давным-давно перегорела, и ни у кого не находилось ни времени, ни желания ее заменить. Фаина Павловна, каждый вечер мысленно покрывавшая проклятиями человеческую черствость и жадность (сама она в прошлый раз меняла лампочку за свой счет и совершенно резонно считала, что настал черед других жильцов), сейчас поблагодарила своих нерасторопных соседей.

Выходя из лифта, она вдруг ощутила прилив жуткого, панического страха: а что, если этот поганый маньяк подкарауливает ее на площадке?! Но там, к счастью, никого не было.

Руки у Фаины Павловны тряслись, она не сразу попала ключами в скважину, возилась так долго, что потом, когда пошла звонить и отключать сигнализацию, девица, дежурившая на телефоне, обругала ее за медлительность:

– Мы к вам уже машину отправили!

Только милиции ей сейчас и не хватало.

– Отзовите вашу машину, – мрачно посоветовала Фаина Павловна. – У меня тут замок заело, бывает.

– Ладно, – согласилась дежурная, – сейчас отзовем.

Но еще несколько минут Фаина Павловна с дрожью прислушивалась: не раздастся ли грозный звонок в дверь? Нет, объяснение с кем бы то ни было по какому бы то ни было поводу не входило сейчас в ее планы! Разве что с одним человеком…

Она замочила юбку в «Ариэле», ну а жакетик вроде не очень пострадал, можно просто почистить – и все. Беда, что нежнейшая блузка пропиталась острым запахом пота, прямо-таки звериным каким-то. Фаина Павловна сперва принюхивалась, удивляясь: вроде бы от ее мучителя не пахло ничем, кроме какой-то туалетной воды – это было смешно и страшно одновременно, надушенный убийца! – а потом вдруг поняла, что это разит ее собственным потом, это она так взмокла от страха, что начала испускать отвратительный, козлиный запах!

Это было последней каплей в чаше ее ярости. С отвращением затолкав блузку в мыльную воду, Фаина Павловна, как была, голая, ринулась к телефону и набрала номер, по которому звонила только раз, но который по ряду причин прочно врезался ей в память.

– Да-а? – отозвался протяжный женский голос, при звуке которого у Фаины Павловны свело челюсти от ненависти, но она все-таки смогла выдавить:

– Здравствуйте, Белла Михайловна. Это… Фаина Малютина. Помните такую?

– О, да-ра-гая, – со своим отвратительным, протяжным акцентом пропела женщина, которая на самом деле была никакая не Белла, а вообще Бюль-Бюль Мусатовна, то есть Соловей Мусатовна, и, наверное, она однажды решила, что лучше покончить с собой или назваться Беллой, чем выставлять себя на посмешище. – О да-ра-гая, как же я ра-да, как же ра-да слышать вас! Как вы поживаете, да-ра-гая, без-цен-ная наша?

«Ах ты, сучка усатая!»

– Насчет того, как я поживаю, я вам немного погодя расскажу, Белла Михайловна, – голосом, не предвещающим ничего доброго, проговорила Фаина Павловна. – Но сначала вы мне скажите: где Рашид?

Мгновенная пауза сообщила ей больше, чем слова, хотя тут же бурным потоком полились и слова:

– Ой, ну как это – где? В Нижнем Новгороде, канэшна . – Она всегда говорила именно так, жутко и смешно: канэшна вместо конечно . – Он, канэшна, собирался навестить свою двоюродную бабушку в Гёкчае, вы же знаете, что туда еще в декабре уехал брат моего мужа Максуд, однако Максуд прислал телеграмму, что бабушке становится лучше, он сам скоро вернется, и Рашид остался, потому что работа, вы понимаете, канэшна…

– Белла Михайловна, – с трудом вклинилась Фаина Павловна в этот поток гортанных, протяжных, сладких, как рахат-лукум, словесных оборотов, – я вас спрашиваю, где Рашид находится сейчас. В данную минуту!

– Ах вон вы о чем! Я вас не поняла, да-ра-гая, – хрипло хохотнула Белла Михайловна, – вы знаете, я в последнее время стала такая заторможенная, до меня все доходит с баль-шим трудом. Это так на меня непохоже, я всегда была очень бойкая, как птичка! Как настоящий бюль-бюль – соловей! Кстати, да-ра-гая, я хотела посоветоваться с вами как со специалистом. Может ли быть, что эти явления моей забывчивости – первые признаки климакса? Как вы думаете, у меня уже настал возраст, подходящий для климакса?

– Блядь, – громко и отчетливо сказала в трубку Фаина Павловна, – блядь, если ты мне не скажешь, где твой поганый сын, я тебе устрою климакс прямо по телефону! Мало не покажется!

Бюль-Бюль что-то булькнула потрясенно, потом голосок все же прорезался:

– Да как вы… Да что вы со мной…

– Блядь, – с ненавистью повторила Фаина Павловна, – только попробуй бросить трубку – и я сию же минуту позвоню в милицию и сообщу, что твой ублюдок на меня напал сегодня ночью, буквально полчаса назад, хотел изнасиловать и чуть не задушил. Если бы не соседка, которая подняла шум, он бы убил меня, убил! Так что у меня есть свидетельница, которая его разглядела. Вдобавок он еще и обоссал меня, я вся в его вонючей моче, можно анализы сделать, и у меня горло все расцарапано! – кричала Фаина Павловна, с болезненным наслаждением описывая свои реальные и вымышленные страдания, а то, что она употребляла для этого самые грубые слова, которые раньше и мысленно-то произнести считала для себя зазорным, еще усиливало это наслаждение. Но самым лучшим была неведомо откуда вынырнувшая соседка-свидетельница, это просто класс, что такое вдруг пришло ей в голову!

– Да-ра-га… – начала было Бюль-Бюль, но умолкла, словно подавилась.

Фаина Павловна вспомнила, как она сама давилась криком, когда руки Рашида стискивали ей горло, – и злорадно хохотнула:

– Вот вам и дорогая! О, теперь это вам и в самом деле дорого обойдется! Я вам покажу, что со мной такие игры не проходят! Я вам кто – наемный киллер, которого убирают после того, как он выполнил заказ?!

– Ради Аллаха, – простонала Белла Михайловна, – умоляю вас, да-ра… – И она осеклась, видимо, вспомнив угрозу собеседницы и сообразив, что означали эти слова. – Ско… сколько вы хотите?

– Прежде всего мне нужны гарантии, что ваш поганый сынуля больше не сунется ко мне со своим поганым разбитым сердцем и грязными руками! – отчеканила Фаина Павловна. – И, чтобы обеспечить эти гарантии, моя соседка сейчас же, прямо сию минуту, запишет все, что она видела сегодня вечером, опишет, в каком состоянии она меня нашла, все эти пятна мочи…

Она всхлипнула: ей никогда не составляло особого труда заплакать, а уж теперь-то…

– Я тоже все напишу: все , вы меня поняли? Мне ничего не грозит, мое участие в том деле доказать будет довольно сложно, а то и вовсе невозможно, вы мне сами об этом говорили, Белла Михайловна, помните, в декабре? Помните? – вдруг гаркнула она, испугавшись мертвенной тишины в трубке: а вдруг чертова Бюль-Бюль там сдохла от страха? Это никак не входило в планы Фаины Павловны, хотя бы потому, что из Беллы Михайловны еще много чего можно было выкачать!

– Помню, помню, канэшна, не надо так кричать, да-ра-гая…

Ну, жива, слава богу! Но она еще смеет что-то советовать Фаине Павловне, которая, можно сказать, держит в кулаке и ее жизнь, и жизнь ее мерзкого сыночка!

– Эти показания будут храниться в надежном месте, вы до них не доберетесь даже со всей вашей мафией с Мытного рынка, – пригрозила она. – Но если со мной что-нибудь случится, они немедленно станут достоянием гласности, и от вас от всех пух и перья полетят! Вы сами знаете, как относятся в городе к кавказцам, а к этому рынку – тем паче. Если мои свидетельства станут достоянием широкой гласности, отношение вряд ли изменится к лучшему! Скоро выборы, такую выгодную карту только дурак не согласится разыграть! А я уж позабочусь, чтобы копии моих свидетельств попали и к Чужанину, и к Мертваго, и к другим кандидатам.

Фаина Павловна перевела дух. Хватит угроз. Пора переходить к делу. Бюль-Бюлька сейчас в таком состоянии, что из нее можно любые фигуры лепить.