Сделка с дьяволом - Бенцони Жюльетта - Страница 47

Мармон рассмеялся.

– И она тоже? А я-то еще совсем недавно думал, что я один. Но все равно идти к ней тоже неосторожно. Слишком много женщин в этом деле!

– Вы полагаете, нам не сравниться с мужчинами в мужестве и решительности?

Внимательно посмотрев на молодую женщину, маршал взял ее руку и поцеловал.

– Клянусь честью, я ни минуты не сомневался ни в вашей храбрости, ни в храбрости ваших подруг. Но вам втроем не под силу спасти полковника. Разрешите мне увести его.

– Вы хотите его увести? – воскликнула Фелисия. – Но куда?

– К себе, конечно. У меня квартира на Иоганнесгассе и старый слуга, тоже бывший солдат. Никто и не подумает искать его у меня. Но надо достать другую одежду вместо этих лохмотьев. Ищут ведь нищего…

Это оказалось настоящей проблемой. Единственным мужчиной, который мог предоставить свою одежду, был Тимур, но из-за огромной разницы в размерах лекарство, как говорится, могло стать опасней болезни. Дюшан предложил кому-нибудь сходить к Пальмире за его одеждой, и Тимур тотчас отправился туда. Гортензия спустилась в кухню приготовить что-нибудь поесть. Дюшан буквально умирал с голоду, да и остальные не прочь были перекусить. Вскоре все с аппетитом уплетали легкий ужин, состоявший из ветчины, пирога с мясом и нескольких пирожных. В квартале постепенно восстановилась тишина. Толпа медленно разошлась, и полиция приступила к работе. С балкона было хорошо видно, как полицейские входили и выходили из домов на Миноритенплац, собирали сведения, задавали вопросы, возможно, даже обыскивали. Кажется, благодаря ночной тьме никто не заметил, в каком направлении скрылся бродяга-убийца. Это, конечно, успокаивало, и все же Дюшану необходимо было быстрее покинуть дворец.

Вернулся Тимур, и полковник быстро переоделся в туалетной комнате Фелисии, а принцесса сожгла лохмотья нищего в единственной еще горевшей печи. Мармон и Дюшан собрались уходить.

– Он останется у меня столько, сколько нужно, – сказал маршал. – Но, может быть, ему лучше покинуть Австрию?

– Я не считаю, что это необходимо, – ответила Фелисия. – Почему в нищем должны признать учителя фехтования Грюнфельда? Пусть он проведет эту ночь у вас, а завтра утром мы попросим Пальмиру, его соседку, узнать, как обстоят дела на Кольмаркте. Если все тихо, он спокойно вернется к себе. Теперь поспешите! А вы, Дюшан, забудьте о желании вновь попытать счастья. Вы подвергнете опасности всех нас, я вообще ужасно сожалею, что поделилась с вами этой безумной идеей.

– Не такой уж безумной! – упрямо возразил Дюшан. – Мы еще поговорим об этом.

Было около одиннадцати часов. На улице стояла тишина, нарушаемая только цоканьем запоздалых экипажей да стуком закрывающихся дверей. Фелисия взяла с камина подсвечник и пошла проводить мужчин, а Гортензия вновь открыла окно. Ей не хватало свежего воздуха, лицо ее пылало. Ночь стояла тихая, было влажно из-за выпавшего в конце дня дождя, в воздухе пахло мокрой землей, свежей травой, весенние запахи заглушали смрад от горящих фонарей. Она услышала скрип парадной двери, и вскоре внизу показались силуэты двух мужчин. Они вышли из дворца и медленным прогулочным шагом пошли по улице – так возвращаются домой после приятного вечера, проведенного в кругу друзей. Полицейских больше не было видно, они так и не зашли во дворец Пальм. Капризный характер герцогини де Саган был хорошо известен, поэтому никому и в голову не пришло явиться к ней во дворец с расспросами, на что Фелисия в общем-то и рассчитывала. Благодаря ей резиденция пользовалась как бы правом неприкосновенности в ведомстве Седлинского.

Идя по улице, Мармон и Дюшан буквально излучали мир и спокойствие, и успокоенная Гортензия улыбнулась. Безумная авантюра, к счастью, окончилась благополучно. В гостиной раздался голос Фелисии:

– Гортензия, идите в дом, вы простудитесь! Бросив последний взгляд на удаляющихся мужчин, она уже было хотела послушаться подругу, как вдруг на улице разыгралась драма. Из приоткрытой двери дома, мимо которого они проходили, выскочил какой-то человек и бросился на Дюшана. Сверкнуло лезвие кинжала, раздался глухой крик, затем шум упавшего тела. Гортензия застонала почти одновременно с раненым.

– Дюшан! Его убили!

– Тимур! – закричала Фелисия. – Тимур! Быстро! Бежим!

Мгновение спустя все трое уже бежали по улице, спотыкаясь о выступающие булыжники и сбивая в кровь ноги, обутые в легкие шелковые туфельки. Мармон уже спешил им навстречу, держа на руках тело своего спутника.

– Что случилось? – спросила Гортензия, слезы текли по ее щекам, и она не в силах была их остановить. – Он мертв?

– Не знаю. По-моему, он еще дышит. Что касается случившегося, я увидел, как из двери выскочил человек, вооруженный кинжалом. Он бросился на этого несчастного, всадил в него кинжал и с криком: «Ты больше никогда к ней не приблизишься!» – убежал. От неожиданности я растерялся и плохо запомнил нападавшего, но, по-моему, у него были рыжие волосы.

– Здесь не место и не время болтать, – проворчала Фелисия, поддерживая близкую к обмороку Гортензию под руку. – Вернемся в дом. Необходимо уложить Дюшана, вызвать врача…

Они быстро, насколько было возможно, вернулись во дворец. Любопытные обитатели окрестных домов высовывали головы из открытых окон. Но, полусонные, они не успели увидеть ничего особенного. Однако Фелисия с облегчением вздохнула, когда дверь их жилища закрылась за ней и ее друзьями. Дюшана вновь уложили на ту же кушетку. Мармон и Гортензия склонились над ним.

– Тимур, ступай за врачом! – приказала Фелисия. – Быстрее! Здесь недалеко живет один…

Но Мармон остановил уже приготовившегося бежать турка.

– Незачем, друг мой! Посмотрите…

На губах Дюшана выступила кровавая пена, печать смерти лежала на его лице. Глаза уже почти не видели, а рука, с трудом приподнявшись, вцепилась в руку Гортензии. Губы умирающего шевельнулись, и, понимая, что Дюшан хочет что-то сказать, молодая женщина нагнулась к нему. Губы его почти беззвучно прошептали.

– Умереть… у ваших ног!.. Сча… счастье…

Гортензия еще ниже склонилась над умирающим и мокрыми от слез губами слегка прикоснулась к его губам. Гримаса страдания на лице Дюшана сменилась выражением бесконечного блаженства. На губах промелькнула улыбка… Все было кончено… Рука, которую держала Гортензия, стала мягкой, взгляд застыл в бесконечности.

Молодая женщина разрыдалась, все еще продолжая вытирать платочком струйку крови. Затем между своим лицом и лицом полковника она увидела огромную руку Мармона: он закрыл покойному глаза.

В светлой уютной гостиной слышались лишь рыдания Гортензии. Фелисия, стоя на коленях с другой стороны кушетки, молилась. Затем раздался гневный голос Мармона:

– Умереть на улице от кинжала какого-то подлеца! Какая нелепая смерть для солдата императора!

– Мы отомстим за него! – прошептала Фелисия. – Преступник непременно попадет к нам в руки.

– Так вы знаете, кто он?

– Человек, с которым Дюшан дрался на дуэли вечером во время бала в Редуте. Если вы заметили рыжие волосы, убийцей мог быть только он… Трус! Удар кинжалом в ответ на удар шпагой!

– Я не успел как следует его разглядеть, но, возможно, вы правы. Это ужасно, я понимаю вашу боль, но нам все же необходимо сейчас решить один вопрос.

– Какой?

– Что мы будем с ним делать? – тихо сказал маршал, показывая рукой на безжизненное тело.

– А что мы можем сделать? Вызвать полицию? Рассказать, чему были свидетелями?..

– Нет! – Это воскликнула Гортензия. – Полицию? Отдать этого замечательного человека в руки полицейских? А почему бы не выдать его как убийцу Меттерниха? Неужели вы не понимаете, что мы не имеем права так поступать. Только подумать, что полиция может с ним сделать… Бросить его в общую могилу, его, солдата императора?..

– К сожалению, многих, таких же, как он, постигла эта участь, – грустно ответил Мармон. – Но у меня, кажется, есть идея.

– Какая? Не тяните! – возбужденно спросила Фелисия. – Что нужно для ее осуществления? Что вы придумали?