Солдат удачи - - Страница 59

Затем раздался его собственный голос:

– Прошу простить меня, сударыня, за то, что я недостойным дворянина обманом вызвал ваш гнев. Сам же я прощаю вам убийство моей возлюбленной и вашу жестокую месть. Я прощаю вас от всего сердца и оплакиваю вашу участь! Умрите с миром!

Лодка тронулась, и пленница прошептала:

– Где я умру?

– На том берегу, – отозвался палач. Весла в его руках вздымались и опадали, словно маятники, отсчитывающие последние секунды жизни. Один берег приближался, другой удалялся. Оставшиеся там опустились на колени, склонив головы и сложив перед грудью руки; бледный, с мрачным лицом, поднял шпагу, держа ее за лезвие. «Крест, священный символ, знак искупления грехов», – подумал Дарт, скорчившись на мокрых досках. Сердце сжималось в отчаянии.

Однако его ли сердце?

Он почувствовал, как днище лодки заскребло по песку, вскочил, перепрыгнул через борт, ринулся вверх по откосу. В его – или в ее? – сознании царила одна мысль – бежать! Бежать от этого страшного человека, держащего в руке меч с широким лезвием, которое предназначено не для битвы, а для казни. Бежать! Он неповоротлив, не догонит, а ее ноги так легки… Бог поможет ей, бог милосерден и справедлив, он не допустит ее смерти… Ей рано умирать! Она так молода и так красива…

Поскользнувшись на влажной земле, Дарт упал на колени. Не он – та женщина, с которой в этот миг соединилась его душа… Дар Предвечного, принадлежавший ей, бился и трепетал в тоске и муке, надежда покинула ее, небо отказало в помощи; она была сосудом, который ждет, когда обрушится карающий удар.

Палач неторопливо подошел к ней, вскинул руки, и в лунном свете блеснуло лезвие его широкого меча.

Дарт очнулся, но сидел с закрытыми глазами, чувствуя, как пот стекает по спине и как растворяется, исчезает льдина под сердцем. То, что он видел, не было сном или воспоминанием, подаренным деревом туи; он сам стал этой женщиной, сам испытал ее страх, ужаснулся ее душе, переполненной злобой, и проводил ее под клинок палача… Там, под городом Армантьер, на берегу полноводного Лиса… Это было жутко! Но самым жутким казалось то, что душа этой твари, сгубившей Констанцию, обитала, если верить Нерис, где-то за стеной, воздвигнутой в его сознании. Вольно или невольно он дал ей убежище! А шира вернула ей жизнь – пусть на миг, но самый тяжкий, самый неприятный для него!

Впрочем, что за ерунда… будто он верит в переселение душ и в то, что их можно призвать из-за какой-то стены магическими манипуляциями! Это всего лишь гипноз, пробуждающий в памяти тени былого и извлекающий их из бездны, в которой хранится разное, хорошее и дурное… Не потому ли Джаннах иногда говорил, что кое о чем не стоит вспоминать и есть потери, которые благо, а не зло? Может, сцена этой казни как раз из них?

Он открыл глаза, перекрестился и вытер выступившую на висках испарину. Нерис смотрела на него. Лицо ширы казалось утомленным, зрачки были темны, словно океанские воды в безлунную ночь, а голос звучал неуверенно и хрипло.

– К тебе из-за стены явился враг? – спросила она с сочувствием. – Ненавистник, сраженный тобой? Он пришел, чтобы мучить тебя?

– Нет. Я вспомнил о женщине, причинившей мне горе… не только мне – моим друзьям и многим людям… Она ненавидела меня, но я не поднял на нее руки… своей руки, во всяком случае… Она была красива и умна, но обладала душой убийцы. И убивала, не щадя никого… Дьявол, а не женщина! – Он судорожно вздохнул, уставился взглядом в землю, потом медленно, с запинкой, произнес: – Мы… мы, мои друзья и я… судили ее и обрекли на смерть. Как эта женщина кричала!.. Как молила нас!.. Но мы ее не пощадили. Палач… тот человек, который наказывает… он отрубил ей голову. Волосы у нее были золотыми… такими же, как твои…

Нерис вздрогнула и побледнела.

– Женщина-убийца… судьи, которые выносят смертный приговор… и человек, который рубит головы… Неслыханно, клянусь Предвечным! Ты говорил, что существует много солнц и ты явился с одного из них – но если это правда, то не вся: ты не явился, ты сбежал! Сбежал из страшного мира, где женщины убивают! А мужчины дарят им не жизнь, а смерть!

– Сбежал, – согласился Дарт, решив, что гибель от ядра во Фландрии можно, в общем-то, считать бегством. – Но мир мой не так уж плох, как тебе кажется, маленькая шира. Было в нем и хорошее… было, хотя временами наши владыки сражались из-за земель и сокровищ, лукавили и лгали, казнили невинных, а девушек вроде тебя жгли на кострах… Но об этом я не хочу вспоминать, ма белле! Пошли мне другие видения – о женщине, которую я любил, моих друзьях и моей юности. Пошли, если можешь!

Он протянул к ней руку жестом мольбы, но Нерис лишь покачала головой:

– Ты думаешь, я разбудила твою память? Ты говоришь: я вспомнил о женщине, причинившей мне горе, и ты считаешь, что она – твое видение? Ты ошибаешься, маргар! Я – шира, а не дерево туи, я отворяю врата перед умершими! И то, что явилось тебе, – не видение, а дар Элейхо, принадлежавший женщине-убийце, на время слившейся с тобой.

Голос Нерис смолк, но мир за тонкой стенкой шатра полнился тихими звуками: монотонной дроби ливня аккомпанировал ветер, шуршали листья и поскрипывали камешки под ногой прошагавшего рядом часового. Знакомая песня синего времени, ставшая столь же привычной, как тяжесть и полумрак…

– Пусть, – вымолвил Дарт, чувствуя, что спокойствие возвращается к нему, – пусть не видение, а ее проклятая душа, что просочилась сквозь стену… Пусть! Если нет другого способа, сгодится и этот. В конце концов, я могу узнать не только о своем прошлом, но и о мыслях моих врагов. Что они думали о себе, а главное, обо мне… Прекрасный способ, чтобы избавиться от греховной гордости!

Нерис улыбнулась.

– Да, способ хорош, но такое нельзя повторять слишком часто, Дважды Рожденный. Ни шире, ни тому, кто обратился к ее помощи… То, что я сделала, – мой прощальный дар, и хоть он горек, но останется с тобой. А сейчас… сейчас я ожидаю ответного подарка… – Она придвинулась ближе к нему и зашептала: – Мы оба устали, ты и я, но это не телесная усталость, а утомление пережитого. И если оно было горьким, если растревожило нас, то нужно примириться и подарить друг другу каплю радости. Хотя бы каплю, на прощание, перед разлукой… Или я не права?

Дарт обнял ее, коснулся губами тускло мерцавшего раята и прошептал в ответ:

– Права, мон шер ами. Конечно, ты права.

Глава 17

Бхо спускались по склону холма, осторожно переступая длинными суставчатыми ногами. Первым шел носильщик, груженный имуществом ширы, скафандром и пухлыми бурдюками с медовым напитком и молочным соком; видимо, он выбирал путь, а остальные трое в точности повторяли его движения. Вожатые, сидевшие поверх груза, в этом почти не участвовали. Функции их были простыми: поглаживая тот или иной нервный узел, они задавали общий курс и скорость. Бхо могли двигаться по любой местности, в горах и в лесах, форсировать мелкие реки, преодолевать овраги, и при этом, как заметил Дарт, их грузовые платформы всегда располагались горизонтально. Несмотря на препятствия, они шагали с изрядной резвостью, вдвое быстрее бегущего человека, и несли солидный груз – корзины с сушеными плодами, бурдюки с питьем и прочные мешки с запасом метательных раковин. Однако, наблюдая за ними, Дарт пришел к мнению, что в прошлом транспортировка грузов вовсе не являлась их задачей. Платформы выглядели совершенно плоскими, мешки и корзины приходилось привязывать, пропуская ремни под брюхом бхо, так как крепежных колец или крючьев у них было столько же, сколько у лошади или осла. Правда, долгая процедура погрузки не задерживала отряд – люди выступали пораньше, а бхо со своими вожатыми их нагоняли. Дарт полагал, что у Темных им отводилась роль скакунов, и это служило еще одним свидетельством различий, существовавших между людьми и прежними хозяевами Диска. Чтоб управлять пловцом-левиафаном, была нужна не пара рук, а длинные гибкие щупальца; с такими конечностями можно ехать и на платформе носильщика, цепляясь за ее края.