Солдат удачи - - Страница 21

Идеи широкой экспансии, колонизации необитаемых планет или создания звездных империй не привлекали анхабов. Бесплодное, нелепое занятие для долговечных существ, мораль которых определяется запретом хийа; для них Анхаб всегда являлся родиной, а его цивилизация и культура мнились чем-то единым и неделимым, не подлежащим пересадке в иное место. В том месте, куда уносил их системный корабль, можно было остаться на год или на век, но и в последнем случае они возвращались не в смутное будущее, а домой, к своим современникам. Впрочем, будущее не так уж резко отличалось от прошлого – перемены в мире долгожителей шли неторопливо. Жизнь была великим сокровищем, а потому превыше всего ценились стабильность и безопасность.

Полеты, однако, не прекращались на протяжении долгих времен, до самой эпохи Жатвы. Летали с разными целями: ученый искал знаний, художник – творческого вдохновения, кого-то гнали любопытство или желание прикоснуться к источникам чужой культуры, кто-то хотел поразвлечься, приняв инопланетный облик и окунувшись в непривычный мир. Казалось, так будет всегда: прекрасный и древний Анхаб дарил своим обитателям чувство нерушимой безопасности, вечные странствия среди звезд, приносившие свежесть впечатлений, подстегивая волю к жизни, и долгое счастливое существование. Это существование было удивительной чашей со сказочными подарками: творчество, любовь и приключения, нескончаемый праздник тела и духа…

Но человечество взрослеет и стареет, и детские игрушки, дары технологии, искусства и собственная увядшая плоть уже его не веселят. Приходит осень, время Жатвы, за коим видится зима, и мир, предчувствуя ее, вдруг спрашивает: куда же мы идем?.. Куда мы уходили – веками и тысячелетиями? Что там, за гранью жизни, за стенами вечной тьмы? Мрак, конец и полное забвение? Или иной мир, неощутимый и невидимый, пока не настанет смертный час и эфемерные души не улетят в последнее из своих странствий?..

Такие вопросы – свидетельство зрелости цивилизации; их задают, когда реальный мир измерен, взвешен, оценен и человек обращается к иным проблемам, более сложным и серьезным, – к Великой Тайне Бытия, к Вселенной собственной души, к загадке жизни и загадке смерти. Цивилизация должна найти ответы и доискаться вечных истин, пока не угас ее творческий пыл, не иссякло мужество и гедонизм не убаюкал ее в сладких снах. Ответ необходим, ибо другая альтернатива – пустота. Полная, бездумная и безысходная пустота золотого века, который медленно сползает в пропасть забвения…

Голос Констанции смолк. Созвездия на кольцевом экране стали блекнуть, и темный занавес, служивший им фоном, чуть порозовел, предвещая конец затянувшейся ночи. Под каменные своды незримо и осторожно вползала тишина; все, очевидно, было сказано, а не вошедшее в первую лекцию приберегалось для будущих встреч.

Но Дарт не хотел покидать этот сумрачный зал и расставаться с миражами прошлого; играя свисавшей на камзол цепочкой, он не спускал с Констанции глаз. Его тянуло к ней с неудержимой силой. Чем-то, помимо внешности, она отличалась от беззаботных женщин Анхаба, даривших его благосклонным вниманием. Может быть, тем, что была из Ищущих?.. А это значило, что ее жизнь имеет цель и смысл.

Он произнес:

– Я смотрел мнемонические записи и знаком кое с чем из рассказанного. Но это неважно, ма белле донна, совсем неважно… Я слушал тебя с удовольствием.

Ее ресницы сомкнулись, притушив мягкое сияние фиалковых зрачков.

– Хочешь о чем-нибудь спросить, Дарт?

– Если будет позволено. Ты сказала, что воинственных джерасси усмирили… Но как? Огнем, бичом и раскаленным железом? Или упрятали в темницы? Или велели иразам четвертовать их и выставить головы на площадях?

Она отступила, в растерянности всплеснув руками; видно, сама мысль о пытках и казнях была ей нестерпима.

– Нет, о нет! Они провели свою жизнь в довольстве, долгую жизнь на северном материке Дайон… Их не лишили свободы и даже не отказали в праве иметь потомство.

– Значит, появились новые джерасси?

– Их не было. Взяв власть, сторонники ориндо ввели генетический контроль. Все нежелательные рецессивы исправлялись… да, исправлялись еще в материнском чреве, и к началу эпохи Плодоношения на Анхабе уже не было лишенных запрета хийа.

Кивнув, Дарт приблизился к ней, заглянул в лицо, взял маленькую нежную ладонь. Пальцы Констанции были теплыми, тонкими.

– Ты многое мне рассказала… Для чего?

– Тебе пригодится. Там, куда ты отправишься.

– Но ты рассказала не все. Я хотел бы послушать о тайнах ориндо, об Ушедших Во Тьму, об эпохе Жатвы и о вашей гильдии Ищущих… Кто ее основал? Когда и с какой целью? И почему вас так мало?

– Не торопись. Об этом мы еще поговорим.

– Значит, мы еще встретимся?

Она улыбнулась и отняла руку.

– Встретимся. Не раз.

Глава 7

Ночью они лежали в объятиях друг друга и слушали шелест дождевых капель, тихое посапывание Броката, свернувшегося на мешке, и плеск волн, бивших о берег. В синий период, когда раскрывались шлюзы меж кольцевыми океанами, течение было таким стремительным, что не позволяло плыть, хотя в светлое время их живой корабль двигался быстрее даннитских плотов и галеры тиан. Однако ночью здесь не путешествовали, и это правило касалось вод и суши: воды ярились и бушевали, а в темном лесу, среди чудовищных деревьев, таились свои опасности – те же каннибалы криби, обитавшие не только на острове, но вдоль всего речного побережья. Встреча с другой их шайкой могла оказаться не столь удачной, как с племенем Вау.

Мягкий мох слегка светился, разгоняя тьму, плотный шатер ветвей и листьев защищал от струй дождя, меж ними мелькали огоньки – рой светящихся мотыльков кружил в древесных кронах словно танцующие в воздухе эльфы. Нерис вздыхала, доверчиво прижимаясь к Дарту; в этом мире – как казалось ему, примитивном, лишенном анхабского легкомыслия – секс полагали самой крепкой связью, соединяющей людей. Во всяком случае, так было у рами, тири и даннитов и у других рас за исключением тиан, не ведавших плотской любви; любовь у них заменялась размножением, делом обыденным, не вызывавшим порывов страсти и экстаза.

Тиан – так звал их Вау. Нерис произносила мягче, напевнее – тьяни, и это понятие на фунги обладало определенным смыслом. «Тья» – частица, обозначающая отсутствие, «ани» – женщина-предок; вместе получалось «не имеющие матерей». Если верить объяснениям Нерис, самки тиан были существами неразумными, просто животными, коих оплодотворяли самцы, так что родство у этой расы считалось по линии сильного пола, тем более что забота о яйцах и подрастающем поколении тоже лежала на мужчинах. Но родственная связь у них была чрезвычайно сильна: род – или турм – являлся общественной ячейкой, производившей потомство, добывавшей пищу, делавшей орудия и превращавшейся при надобности в свирепый боевой отряд. Теперь Дарт понимал, что там, на острове, на берегу лагуны, погибла целая семья, родитель-старейшина со всеми своими потомками.

Привстав, Нерис оседлала его и принялась щекотать шею. Он погладил ее груди с затвердевшими сосками, прикинул, что игры начинаются в третий, если не в четвертый раз – правда, ночи здесь долгие, будто задумали их и создали с расчетом на долгий сон и долгую любовь. Он не чувствовал усталости, но страсть уже не бурлила в крови и не кружила голову, сменившись другим желанием – поговорить и выведать что-то новое об этом загадочном мире. Или о женщине, что склонялась над ним…

Ее губы и руки уже подбирались к животу, ноготки царапали кожу. Дарт строго промолвил:

– Пресветлая шира! Нерис Итара Фариха Сассафрас т'Хаб Эзо Окирапагос-и-чанки! Ты хочешь растерзать меня? Прошу, начни с другого места.

– О! Клянусь Предвечным! – Нерис округлила глаза. – У тебя хорошая память!

– В том, что касается женщин, – подтвердил Дарт. – Стараюсь не забывать их имен и титулов.

– И многие ты помнишь?

Он вздохнул.

– Не так много, как хотелось бы… Видишь ли, моя прекрасная госпожа, я больше странствую, чем развлекаюсь с женщинами. Я – солдат удачи: иду, куда прикажут, ищу, что велено, а при необходимости – сражаюсь и проливаю кровь. Ты спросишь, ради чего? Не знаю… Но должен признаться, мои владыки не позволяют мне скучать.