Огнерожденный - Афанасьев Роман Сергеевич - Страница 33

– Точно. – Прогудел великан.

Жрецы разом повернулись, дружно, как по команде и растворились в темноте. Мергон легонько встряхнул Фараха.

– Держись парень, – сказал он. – Тебе повезло. Будешь жить при храме, выучишься, может, пробьешься в жрецы. Кузнецом оно тоже неплохо, но раз у тебя есть дар, надо его развивать, заботиться о нем.

– Кто это был? – тихо спросил Фарах.

– Это? Это брат, Эшмар Каван-сарский, его светлость настоятель храма пришествия благого Энканаса. Советник короля. Понял?

– Понял. – Тихо ответил Фарах. – Главный жрец Сальстана.

Подмастерье смотрел в темноту, вслед ушедшим жрецам, и понимал, что опять не он выбрал судьбу, а она его. И что так было всегда и будет впредь. Косар был прав, когда сказал, что судьба не любит упрямцев и не стоит ей перечить, иначе она отомстит. Фарах хотел обмануть ее, начать новую жизнь, пристроиться к Танвару, к вольному люду. А это не его путь. Он чувствовал это, знал. И все же попытался переломить себя, изменить свою жизнь, приспособиться. Обмануть судьбу. И она – отомстила.

Часть вторая

Тихая гавань

1

Снег едва слышно поскрипывал под кожаными подошвами сапог. Даже не поскрипывал – чуть повизгивал, словно восторженный малец, впервые взобравшийся в седло отцовского скакуна. Стужа приятно пощипывала кончик носа и норовила забраться за ворот. Все шло своим чередом. В город пришла зима.

Фарах шел медленно, наслаждаясь каждым шагом. Несмотря на то, что подметки были сделаны на совесть, он все равно чувствовал, как подошва проваливается в пушистый снег, давит его. Он словно шел по рассыпанному гусиному пуху. Это ощущение ему очень нравилось. Как и сам снег, и зима, пришедшая в Таграм.

Снег выпал неожиданно – на третий месяц осени. Горожане шептались, что это неспроста и что воинства Тайгрена близко. "Быть беде" – говорили старухи на рынках, – "Великой беде". Фарах их не слушал, пусть говорят. Волшебство застывшей воды его завораживало. Осенью он увидел снег первый раз в жизни и сразу его полюбил. Полюбил причудливые кружева льда на стеклах, снежинки – колкие и хрупкие как осколки стекла, и даже метель. Ему было даже немного жаль, когда стаял первый снег. Но это было лишь начало. Через неделю снег снова пришел в столицу Сальстана. Теперь уже – надолго.

Зима представлялась Фараху красивой женщиной – холодной и недоступной северянкой. Ему казалось, что это самое прекрасное время года. Конечно, при условии, что тебе есть во что одеться, и есть где согреться. У Фараха было и то и другое, и он уже целый месяц наслаждался красотой ледяной красавицы.

С той поры, как он попал в приют для сирот при Великом Храме Всеблагого Энканаса, прошло всего лишь четыре месяца. Но иногда бывшему подмастерью казалось, что прошло четыре года. За это время он превратился из наивного деревенского парня в обычного молодого горожанина, благочестивого и молчаливого. При том он научился врать в лицо собеседнику и не краснеть, бить в полную силу, держать язык за зубами и не верить никому. Это все далось ему не так уж легко. Воспитанный строгим дедом, проведший полжизни в маленькой деревушке, Фарах был доверчивым и наивным парнем, склонным без раздумий правдиво отвечать на любые вопросы. Но чтобы выжить пришлось стать другим.

После боя на улице, смерти Танвара и чудесного спасения, подмастерье думал, что жизнь кончена. Но ему повезло. Жрецы, отбившего его у Темных, увели Фараха с собой. Эшмар Каван-Сарский, настоятель самого большого в Таграме, да и во всем Сальстане, Великого Храма Всеблагого Энканаса, почему-то озаботился судьбой деревенского паренька. Сначала Фарах подумал, что Эшмар просто пожалел земляка, – ведь оба они были родом из Каван-Сара. Но заблуждался он не долго. Уже утром, когда с ним побеседовал брат Марион, – тот самый важный толстяк, гулявший с Эшмаром, – бывший подмастерье понял, что это не так. Брат Марион оказался помощником настоятеля и одновременно покровителем приюта для сирот при Великом Храме Всеблагого Энканаса.

Он объяснил Фараху, что огонь, появляющийся в его руках, это дар Всеблагого, встречающийся не так уж редко. По его словам выходило, что Фарах мог в случае беды обратиться к Богу Огня, и получить ответ. Энканас слышал его и давал силу защитить себя. Именно поэтому Фарах и заинтересовал Эшмара. Конечно, в каждом человеке есть частица истинного пламени, но не каждый может ее разбудить. Фарах – смог. Он должен был учиться дальше, развивать этот дар, чтобы, в конце концов, выучиться на жреца. Если, конечно, сможет пройти обучение, послушание и стать достойным этого высокого звания. Но подмастерье не был исключением. Дар встречался и у других таграмцев. Как правило – слабый, едва заметный. Взрослыми занимались Жрецы храмов. Марион и его помощники следили за детьми, у которых проявлялся дар, и самых талантливых забирали к себе, на воспитание. Дети богатых родителей попадали в школы при храме, а сироты, такие как Фарах – без роду, без племени – отправлялись в приют, к Мариону. Разумеется не все, а только те, у которых дар проявлялся достаточно сильно. И если воспитанник занимался усердно, был сообразителен и умен, то он мог стать послушником. А там уж и до звания Жреца недалеко.

Покровитель приюта все говорил и говорил, описывая Фараху жизнь воспитанников, а тот не мог и слова вымолвить. Он спрашивал себя – это ли его судьба? К этому ли он шел по дорогам Каван-Сара и Сальстана, и ради этого погиб Танвар? Выходило – да, ради этого. Стать воспитанником, послушником, а потом жрецом – счастье. Он сможет вымолить прощение у Всеблагого. Искупить службой Энканасу грехи свои, а возможно и всего своего рода. И помолиться за душу Танвара, набравшего, несомненно, грехов на пару жизней вперед.

Осознав, какой шанс дает ему судьба, Фарах заплакал. Марион занервничал: здоровый лоб восемнадцати лет, заливавшийся слезами как сопливый пацан – явление необычное. Покровитель приюта попытался утешить его, сказав, что его судьба будет лучше, чем у многих сирот Таграма. И Фарах, утерев слезы грязным рукавом, испачканным в крови Танвара, ответил, что плачет от счастья. Марион облегченно перевел дух. Связываться с ненормальными сиротами ему не хотелось. Их он повидал достаточно.