Пора свиданий - Бенцони Жюльетта - Страница 11

Вечером они остановились в сарае у одного запуганного крестьянина, который не посмел отказать им в черном хлебе и козьем сыре. Сара устроила ее подальше от мужчин, поскольку хотелось лечь ближе к огню, разведенному между трех камней, это расстояние не было столь уж значительным. Катрин продрогла, умирала от усталости, а ее рана, растревоженная ездой, неприятно ныла. Кровь стучала в плече и в висках, она хотела заснуть, когда к ней подошел Мак-Ларен.

— Вы нездоровы, — сказал он, посмотрев на нее своими светлыми, пронизывающими насквозь глазами. — Нужно лечить рану иначе. Покажите ее мне!

— Я сделала все, что нужно, — возразила Сара. — Больше не надо ничего делать, только ждать, пока рана не заживет.

— Сразу видно, что вы никогда не лечили ран, нанесенных медвежьими когтями, — парировал шотландец, слегка улыбнувшись. — Я сказал-покажите, что у вас там!

— Оставьте ее в покое! — раздался сзади сердитый голос Готье. — Без моего согласия вы не притронетесь к госпоже Катрин.

Тяжелая фигура нормандца отгородила Мак-Ларена от огня, и Катрин подумала, что он похож на одного из этих медведей, которого только что упомянул лейтенант. Лицо Готье стало угрожающим, а широкая ладонь легла на рукоятку топора, заткнутого за пояс.

Катрин испугалась, когда поняла, что эти двое готовы схватиться в драке.

— Приятель, ты начинаешь раздражать меня. Кто ты, конюх мадам Катрин или нянька? Знай свое место… Я хочу вылечить ее. Может быть, ты предпочитаешь, чтобы ее плечо загноилось?

— Готье, я себя плохо чувствую, — мягко сказала Катрин. — Если он сможет облегчить боль, я буду ему очень признательна. Помоги мне, Сара!

Готье ничего не ответил. Он повернулся спиной и отошел в самый дальний угол. Его лицо словно окаменело. С помощью Сары Катрин встала, размотала широкое шерстяное полотнище, в которое была укутана.

— Отвернитесь все! — приказала Сара солдатам, которые еще не спали.

Она сняла сюртук, свитер и, когда на Катрин остались только рейтузы и грубая желтая рубашка, посадила ее и высвободила раненое плечо. Встав на колени, Мак-Ларен так засмотрелся на Катрин, что та покраснела. Его необыкновенные глаза бесстыдно пробежались по ногам, рукам, остановились на груди, затянутой куском грубой материи, что, правда, не скрыло ее формы. Она ничего не сказала, &

Позволила снять с плеча повязку, пока Сара ходила за горячей головешкой. Мак-Ларен негромко присвистнул и нахмурил брови: рана ему не понравилась. Кожа вздулась и приняла оттенок, не предвещающий ничего хорошего.

— Недолго и до заражения, — проворчал он, — но я приведу все в порядок. Хочу предупредить, будет больно. Надеюсь, у вас хватит мужества.

Он отошел и вернулся с флягой из козьей шкуры и небольшим мешочком, откуда достал льняную тряпочку. Встав на колени, взял свой кинжал, острый как бритва, и быстрым движением вскрыл рану. У Катрин не было времени даже вскрикнуть. Кровь потекла тонкой струйкой. Шотландец обмакнул тампон в жидкость из фляги, потом немилосердно принялся чистить рану.

— Предупреждаю сразу, — сказал он, прежде чем начать процедуру, — будет жечь.

Действительно, жгло, как в аду. Ей хотелось кричать от боли, слезы брызнули из глаз, но она все перенесла молча. Одна слезинка упала на руку Мак-Ларена. Он поднял глаза, посмотрел неожиданно нежно и улыбнулся.

— Вы храбрая, я так и думал. Теперь уже все позади.

— Чем вы ей обработали рану? — спросила Сара.

— Жидкостью, которую мавры называют «дух вина» и пользуют в лечебных целях. Было замечено, что промытая ею рана не нарывает.

Рассказывая, он помазал рану мазью и наложил чистую повязку. Руки его стали удивительно нежными, и вдруг Катрин забыла боль и затаила дыхание. Одна рука скользнула по ее спине, ласково задержалась меж лопаток, и молодая женщина смутилась, почувствовав, как по ее телу пробежала Дрожь. Беспокойство, вызванное ладонью мужчины, пробудило грусть о загубленной молодости. Она уже считала, что ее тело обречено на холодную безответность, потму что в сердце надежда умерла, и вот неожиданно он опроверг это. Она отвернулась, желая избежать его ищущего взгляда, и подняла рубашку быстрым жестом.

— Благодарю вас, мессир. Уже почти не болит. Я постараюсь заснуть.

Ян Мак-Ларен опустил руки, поклонился вместо ответа и удалился, провожаемый подозрительным взглядом Сары. Раскрасневшаяся Катрин поспешно оделась, а потом зарылась в сено. Она уже прикрыла глаза, когда Сара наклонилась к ней. Пламя догорающего костра играло на ее зубах, глаза насмешливо блестели.

— Дорогая моя, — шептала цыганка, — не надо убивать в себе жизнь! Будут еще и у тебя радости…

Катрин предпочитала не отвечать. Она крепко закрыла глаза с намерением заснуть и ни о чем не думать. Вокруг нее уже похрапывали спутники: глухо сопели шотландцы, почти мелодично — брат Этьен. Вскоре к их хору присоединился основательный голос Сары. Этот необыкновенный концерт долго мешал Катрин уйти в сон и забыть тревожные мысли.

Угасавший костер еще отбрасывал красные тени, потом потух, и молодая женщина лежала с открытыми глазами в полной темноте.

В противоположном углу сарая Готье тоже никак не мог уснуть.

На улице стояла тихая холодная зимняя ночь, но первобытный инстинкт лесного человека уже подсказывал ему, что весна не за горами.

Глава третья. УДАР ТОПОРА

Пришло утро, и все готовились в путь. Катрин чувствовала себя лучше: жар, кажется, спал. Воспользовавшись моментом, она попросила Мак-Ларена дать ей лошадь. Теперь она побаивалась близкого контакта в дороге с молодым шотландцем, но он встретил ее просьбу холодным взглядом.

— Где я возьму для вас лошадь? Я отдал лошадь вашего оруженосца Фортюна нормандцу. Монах и Сара едут по двое с моими людьми. Я не могу забрать еще одну лошадь у кого-то, пересадив его к другому. Это будет двойная нагрузка для животного. И все ради того, чтобы вы гарцевали в свое удовольствие. Вам так неприятно ехать со мной?

— Нет, — ответила она поспешно, — нет… конечно… но я думала…

Он наклонился к ней так, чтобы никто не слышал их разговора.

— Вы боитесь, зная, что для меня вы не просто закутанная в черную вуаль статуя, на которую смотрят, но боятся Приблизиться, а женщина во плоти, которую можно обожать и не бояться сказать ей об этом.

На прелестных губах Катрин появилась презрительная улыбка, но щеки заметно порозовели.

— Не обольщайтесь, мессир, тем, что вы можете пользоваться моей слабостью, тем, что я ранена и почти беззащитна. Коль вы утверждаете, что близость с вами волнует меня, я сумею опровергнуть это. А теперь по коням! Если не возражаете.

Пожав плечами и взглянув на нее лукаво, он вскочил

В седло и протянул ей руку. Когда она села сзади, он хотел привязать ее ремнем, но Катрин отказалась.

— Сегодня у меня есть силы сидеть самостоятельно. Мне не впервой ездить верхом, мессир Ян!

Он не стал настаивать и подал сигнал двигаться. День прошел без приключений. Дорога была пустынной, и одни и те же пейзажи проплывали мимо. Вид вооруженных людей заставлял разбегаться редких крестьян, встречавшихся на пути. Война настолько надоела этим людям, настолько опустошила, ограбила, заставила пролить столько слез и крови, что они даже не пытались узнать, на чьей стороне были те, кого. они встречали. Друзья или враги, им было все равно: и те, и другие были одинаково жестоки и опасны. При виде блестящих на солнце копий закрывались двери и окна. Можно было догадаться, что за глухими стенами люди с учащенно бьющимися сердцами, покрытые холодным потом, от страха затаили дыхание, и Катрин не могла отделаться от ощущения вины и испытывала почти физические муки.

Лошадь, которую они оседлали вместе с Мак-Лареном, была руанской породы, сильная, но не грациозная, настоящая верховая лошадь, созданная для сражений, выносливая, но не быстрая, не приспособленная для быстрых скачек, лесных погонь, галопирования по пустынным горным плато, к прыжкам через кусты, стремительным гонкам. Да, это была не Морган! При воспоминании о небольшой кобылице сердце Катрин сжалось. Она смахнула набежавшую слезу. Какая она была глупая, что так привязалась к этому животному! Морган привели ей из конюшен Жиля де Рэ; она оставила ее другим хозяевам с такой беззаботностью… и все-таки это воспоминание было неприятным для Катрин. Уезжая, она просила Кеннеди приглядеть за Морган, но разве у него не было других забот, кроме как ухаживать за кобылой, пусть даже породистой?