Пора свиданий - Бенцони Жюльетта - Страница 10

На какое-то время внезапность нападения давала ей преимущество. Клинок вонзился в плечо солдата, взвывшего от боли. Он потерял равновесие и покатился по земле. Катрин вцепилась в него, как разъяренная кошка: «Мерзавец! Тебе больше не придется издеваться над стариками!» Как жало осы, ее кинжал впивался еще и еще раз в визжавшего охранника. Ярость удесятеряла силы Катрин, придавала ей смелости. Но уже другие солдаты пришли в себя и бросились на нее, словно стая ворон. «Бей шотландца! — кричал один из них. — Убивай его!»

Для Катрин этот крик был спасением, потому что с другого берега ему ответил другой: «Вперед! Во имя святого Эндрю!» Надсмотрщики бросились врассыпную. Отряд всадников мчался на них через пенистую воду реки с копьями наперевес. Катрин, подхваченная десятком рук, поднялась с земли. У ее ног был поверженный противник. С открытыми глазами он лежал на снегу, залитом кровью. Катрин поняла, что убила человека, но странным образом не испытывала ни сожаления, ни угрызений совести. Возмущение все еще кипело в ней. Она спокойно направилась к реке, отмыла кинжал от крови, вложила его в ножны и оглянулась вокруг. Схватка между охранниками и ее неожиданными спасителями еще продолжалась. В одном из сражавшихся Катрин узнала Готье, который дрался плечом к плечу с высоким белокурым шотландцем. Рядом с ними бился с десяток солдат-шотландцев. «Мак-Ларен и его люди!» — Радость охватила сердце молодой женщины:

— Слава Богу, он нашел их!»

Идя вдоль берега реки, где по колено в воде стояли изумленные рабочие, она присоединилась к брату Этьену и Cape, укрывшимся у разрушенной стены. Сара бросилась к Катрин, как тигрица, нашедшая своего детеныша, обняла ее, разрыдалась, а потом дала звонкую пощечину.

— Сумасшедшая! Ты хочешь, чтобы я умерла от горя?

От удара Катрин закачалась, схватившись рукой за щеку. Она еще горела, а Сара бросилась к ногам своей воспитанницы, прося прощения, проливая поток слез и оправдывая пощечину своим страхом. Катрин привлекла ее к себе, ласково гладя рукой голову бедной женщины. Она посмотрела на брата Этьена, и их взгляды встретились.

— Я убила человека, отец мой… но не жалею!

— Кто будет сожалеть об этом человеке? — вздохнул монах. — Во время мессы я помолюсь за этого безбожника, если вообще молитвой можно помочь его черной душе! А вам я даю отпущение грехов!

Сражение закончилось. Убитые и раненые охранники теперь валялись на снегу, а Мак-Ларен собирал своих людей. Готье спрыгнул с лошади и подошел к Катрин. Его глаза блестели от радости.

— Вы не пострадали, госпожа Катрин? Слава Одину! Я решил, что мне мерещится, когда увидел маленького шотландца, бросившегося с ножом на этого громилу. И вы живы, живы!

Он порывисто обнял ее за плечи и встряхнул, с трудом сдерживая желание покрепче прижать к своей груди и поцеловать. Вдруг тело Катрин обмякло в сильных руках нормандца. Жгучая боль пронзила ее плечо, она почувствовала головокружение и сквозь шум в ушах едва расслышала голос:

— Готье, посмотри на свою левую руку, она в крови! Ты видишь — госпожа ранена!

Катрин потеряла сознание. В пылу схватки молодая женщина даже не заметила, как ей в плечо вонзился нож! Обморок избавил ее от излишних треволнений. Готье взял Катрин на руки и положил на свою лошадь. В это время Мак-Ларен приподнялся на стременах и воскликнул:

— Надо спешить, нельзя задерживаться здесь. Я вижу большой отряд, выезжающий из аббатства. Через некоторое время они бросятся нам вдогонку. Быстрее!

— Но ей надо оказать помощь! — возразила Сара.

— Это мы сделаем потом. Сейчас нужно выбраться отсюда. Залезайте на лошадей к моим людям, и вы и монах. Вперед!

Два здоровенных шотландца помогли Саре и брату Этьену взобраться на лошадей и поскакали галопом, преследуемые проклятиями солдат, бежавших за ними с луками и арбалетами. Отряд Мак-Ларена удалился в сторону Орияка. Несколько стрел просвистело рядом с ними, никого, впрочем, не задев.

Смех Мак-Ларена прогремел, как раскат грома:

— Солдаты аббатства ничуть не лучше монахинь, надевших шлемы! Им бы перебирать четки да гоняться за девушками, а не натягивать тетиву!

Рана Катрин не была серьезной. Узкое лезвие проникло в мякоть плеча не больше чем на дюйм. Кровь сочилась довольно обильно, но боль была терпимой. Плечо и рука отяжелели, однако на ветру она быстро пришла в себя. Когда Мак-Ларен решил, что они достаточно удалились, он приказал сделать привал. Пока его люди закусывали, Сара отвела Катрин в сторону и осмотрела рану. Ее ловкие руки быстро сделали повязку из разорванной рубашки, найденной в узле с вещами, и можжевеловой мази, приготовленной на бараньем жиру, которую дал один из шотландцев. Потом женщины поели хлеб с сыром, запили вином и стали ждать сигнала Мак-Ларена. Катрин чувствовала слабость. Ночной марш от Везака до Орияка и шок после сражения утомили ее. Клонило в сон, и ей с большим напряжением удавалось держать глаза раскрытыми.

На этот раз она взобралась на круп лошади командира. Несмотря на гневные возражения Готье, Ян Мак-Ларен решил сам позаботиться о ней.

— Твоя лошадь и без того устала под такой тяжестью, — заявил он сухо, — ее больше нельзя перегружать.

— Госпожа не удержится сзади вас, — возмущался нормандец. — Разве вам не видно, что она засыпает от усталости?

— Во-первых, я ее привяжу, во-вторых, здесь распоряжаюсь я.

Готье пришлось подчиниться, но Катрин перехватила его сердитый взгляд, адресованный молодому шотландцу, не обращавшему на него никакого внимания.

Мак-Ларен, вероятно, принадлежал к тем людям, которые, однажды выбрав дорогу, не дрогнут и не повернут назад ни при каких обстоятельствах. Привязав ее покрепче ремнем, он тронулся в путь во главе отряда. Шотландцы и четверо беглецов углубились в самое сердце гор.

Прислонившись к спине Мак-Ларена, Катрин дремала, убаюкиваемая мерным покачиванием лошади. Их окружала тишина пустынной горной цепи с ее потухшими вулканами и лесными массивами, прорезанными глубокими скалистыми каньонами. Редкие селения, одинокие хижины пастухов, попадавшиеся на пути, наглухо скрывали от посторонних глаз жизнь их обитателей. Лишь тонкие серые струйки дыма, образовывавшие на снежном фоне причудливые арабески, выдавали присутствие людей. В маленьких хижинах из черного вулканического камня ютились крестьяне и их маленькие рыжие коровки с вьющейся шерстью, которые с приходом весны разбредутся яркими пятнами по густому зеленому ковру горных лугов…

Катрин думала о красоте этого сурового края, покрытого снегами. Она погрузилась в блаженное состояние, несмотря на глухую боль в плече и жар во всем теле. Человек, к которому была привязана молодая женщина, передавал ей свое тепло. Его мощный торс стал преградой всепроникающему ветру. Катрин прислонилась к нему головой и закрыла глаза. Ей казалось, что между ней и этим незнакомым человеком образовалась связь, более прочная, чем скреплявший их ремень. Между тем никогда ранее она не обращала внимания на Мак-Ларена.

Заключенная в скорлупу своего горя, отгороженная от всех траурной вуалью, она не видела людей, охранявших Карлат, и в первую очередь этих иностранцев, пришедших издалека. Все они были для нее на одно лицо, перед ней возникал только невидимый воочию лик… Странно, но лишь в этом необычном для нее наряде она вновь почувствовала себя женщиной. И, несмотря на свою неизлечимую, безнадежную любовь, не могла запретить себе любоваться свое образной красотой Мак-Ларена. Высокая худая фигуре этого человека поражала гибкостью, трепетной, словно клинок шпаги. Ястребиный профиль узкого гордого лица, твердый рот, волевой подбородок свидетельствовали о непреклонности и силе духа. Холодные, глубоко посаженные голубые глаза, опушенные густыми светлыми ресницами смотрели насмешливо. У него были довольно длинные светлые волосы, укороченные на лбу, с губ не сходила странная надменная улыбка.

Обняв Катрин за талию, чтобы посадить на свою лошадь он заглянул ей в глаза. Этот взгляд пронзил ее, как кинжал Улыбнувшись, он ничего не сказал. Перед лицом этого незнакомого человека она почувствовала себя совершенно безоружной. Этот взгляд как будто говорил, что лишена своей траурной вуали мадам Монсальви была такой же женщиной, как и все остальные, вполне доступной, в кони концов. Катрин никак не удавалось разобраться в том, npиятное или неприятное впечатление производил на нее Maк Ларен.