На закате волшебства - Лофтинг Хью - Страница 1

ПРИКОСНОВЕНИЕ К ЧУДУ

«Этому нет объяснения!» — восклицает в замешательстве один из героев книги. А уж его удивить трудно, ведь Иоганн — «профессор математики, химии и, Бог знает, каких еще наук». Однако многознайство ученого разбивается о ракушку в детских руках. Правда, ракушку не совсем обычную. И роль ее в повествовании столь велика, что автор вынес это даже на обложку. Полное название у Хью Лофтинга звучит так — «Закат волшебства, или говорящая Раковина».

Вы наверняка знаете этого писателя. Через Айболита Корнея Чуковского. Айболит — переодетый Чуковским Доктор Дулитл, сотворенный англичанином Лофтингом. Правда, писал он в Америке. Но душа его принадлежала старой Англии. Здесь он родился и рос, здесь на всю жизнь привязался к миру животных. В детстве у него был даже свой зоопарк, который размещался в старом… платяном шкафу. Казалось, Хью прямой путь в зоологи или ветеринары. Однако он выбрал другое: после института строил железные дороги. В Африке, в Вест-Индии, в Канаде. Только от рельсов его все более тянет к перу. Его имя появляется в журналах под забавными историями и уморительными рисунками к ним. Кто знает, дописался бы так Лофтинг до своего бессмертного Доктора, не случись первая мировая война. Отсидеться за океаном, когда твоей родине грозит опасность, было не в правилах Хью Лофтинга. И вот тридцатилетний инженер уже в форме ирландского гвардейца долбит окоп в земле Фландрии. А дома ждут его писем. Он обещал детям сообщать новости с фронта. Но, по признанию Лофтинга, «новости были скучными или ужасными». Разве не ужасно видеть, как в мгновение ока рушатся годами возводимые дома, мосты, даже Божьи храмы? А когда рядом замертво падают те, с которыми час назад делил кашу в котелке и табак? Нет, не случайно в книге встретятся строки: «… чего хорошего, когда люди вырастают, держась за меч, и с его помощью пытаются решить все вопросы?» Но прежде чем так заговорил в повести Король, об этом задумался в окопе Хью Лофтинг.

Страдали на войне не только люди. А кони? Их оторвали от привычного плуга, телеги, кареты и заставили тягать пушки, подвозить патроны, нести всадников в атаку. Как и солдаты, они падали с развороченными боками, перебитыми ногами, травились газами. И некому было им помочь. Да и не спросишь у животного, где застрял осколок. Раненых лошадей обычно пристреливали. За что? Чем они-то виноваты, что люди делят-делят и никак не могут поделить несчастный мир?! Эх, знать бы лошадиный язык… Пусть нет такого знатока вокруг. Но можно представить, что он есть. Лофтинг исправляет несправедливость жизни в письмах детям. С картинками и историями про Доктора, которому ведом язык четвероногих. Вместо собственных невеселых приключений на войне.

Из армии Лофтинга уволили по ранению. Элизабет и Колин бережно хранили его письма. Перечитывая их с детьми, рассматривая рисунки, набросанные у походного костра, Лофтинг увидел, как из всего этого прорастает книга. В 1920 году американский читатель получил «Историю Доктора Дулитла», а два года спустя «Путешествия Доктора Дулитла», тут же удостоенные национальной премии. И пошло! Что ни год, выходит новая история с полюбившимся читателям героем. Пока сам писатель не устал от него. И решил он сплавить Доктора на Луну. Нет, Лофтинг не отложил после того перо. Он обмакнул его в другую чернильницу. И вышла из нее во многом другая книга. Она перед вами.

«Превосходная повесть из средневековой жизни» — оценил ее один критик. Соглашаясь, что она «превосходная», другой нашел, что «герои живут непонятно когда и где». Действительно, выхватим глазом одну из первых реплик юного Жиля: «Эти денежные дела — какое-то проклятье. Как бы я хотел, чтобы люди обходились без них!» Это что — крик средневековья? А не услышано вами на сегодняшней улице?

Можно сказать: Хью Лофтинг смотрел издалека и смотрел далеко. Кто знает, может, со временем появится и устройство, делающее то, что умела Раковина. Каких чудес не бывает! Но в них надо уметь верить.

В книге вы почувствуете горечь писателя от людской подозрительности ко всему, что «попахивает волшебством». Упомянутый затворник Иоганн старается для людей денно и нощно — его преследуют. Невежественный доктор Сеймур не умеет лечить — перед ним распахивают двери.

В начале истории Жиль и его сестра Энни совсем дети, но решать им приходится отнюдь не детскую задачу: как спасти семью от разорения? Кажется, где им, когда выхода не видят родители. Но здесь и выясняется: взрослые с годами попадают в плен ложных представлений, а у детей более ясные глаза. Или более зоркое сердце. Оно и приводит детей к хижине Агнессы, которую в городе считают ведьмой. За ее спасительной дверью они и войдут в соприкосновение с чудом.

Пройдут годы, повзрослевший Жиль стал Королевским Искателем. Но пусть не покажется вам, что все у него сводится к поиску пропавших во дворце вещей. В поиске и он, и Энни, и их приятель Люк, и молодой Король, и виконтесса Барбара. А ищут они, порой мучительно, как жить не в разладе с Правдой. Людям это дается плохо до сих пор.

Хью Лофтинг пережил еще одну мировую войну. Это было слишком для чуткого сердца писателя. В шестьдесят лет автора Дулитла и говорящей Раковины не стало. Однако не печалью повеет на вас с последних страниц нашей повести. Да, исчезла волшебная Раковина. Но ее просто унес поток. Да, пропала Агнесса. Но за нею просто закрылась дверь. Где-то на дне морском покоится Раковина. Где-то бродит по свету старая Агнесса. Значит…

«Нет-нет, волшебство не умрет, пока светит солнце и в людях живет дух искательства!» — возглашает в роковую минуту Жиль.

Запомните — «пока живет дух искательства». Постарайтесь же сберечь этот бесценный дар. Никто ведь не хочет прожить, так и не прикоснувшись к чуду.

Правда, герои Лофтинга дорого уплатили за это. Но чудо и не дается даром.

КНИГА I

1. Жиль и Энни

Как-то вечером, а было это давным-давно, близнецам все не спалось. Снизу к ним на мансарду доносился стук ножей и вилок. Брат с сестрой любили угадывать, кого именно родители пригласили на ужин. Они знали многих друзей дома в лицо и по имени, но сами еще были слишком малы, чтобы сидеть за ужином со взрослыми, кроме, конечно, Рождества и их общего дня рождения. В те времена к детям относились построже, чем теперь. Мальчика звали Жиль, девочку — Энни, и было им по девять лет.

Здесь, наверху, они могли слышать также звон колокольчика, которым отец вызывал прислугу сменить блюда. Было очень забавно по запахам еды, звону посуды и столового серебра отгадывать, какие кушанья в ту минуту на столе.

— Сейчас они принялись за пудинг, — определила Энни. — Слышишь, Жиль, как хлопнула дверца духовки?

— Тише! — призвал брат шепотом. — Не забывай, наша дверь открыта, а мама с папой думают, что мы спим. Нет, пожалуй, они покончили с пудингом. Слышишь, папа колет орехи? А может, это старый брюзга доктор Сеймур. Его голос трудно спутать с другим. Да и мама что-то обронила о его приходе.

— Как поздно летом наступает ночь! — вздохнула Энни. — Попробуй тут усни, когда солнце еще светит в окно!

— И так душно! — добавил Жиль, сбрасывая одеяло. — Я открою второе окно.

Он тихо встал, проскользнул к слуховому окну, аккуратно отодвинул задвижку и распахнул раму. И не удержался, чтобы не взглянуть вниз, на улицу. Там никого не было. Городские часы ударили дважды — полвосьмого. На черепичной крыше дома напротив в остатках заката лениво потягивался черный кот.

— Энни, — позвал мальчик. — Кати сюда, но тихонько.