Ночная кобылка - Пирс Энтони - Страница 25

— Из Мандении! — испуганно заржал белый конь, ноздри его стали бешено раздуваться и глаза расширились.

— Да, но он дружественный нам житель Мандении, — успокоил его Гранди, — ему тоже не нравится, когда Ксант опустошается. К тому же он очень любит наших нимф!

— А чем он занимается с этими нимфами? — оживленно поинтересовалась Аймбри.

— В основном разглядывает их ноги, — сообщил голем, — он ведь слишком старый для того, чтобы бегать за ними. К тому же я не уверен, что он знает, что нужно делать с нимфой, даже если ему когда-нибудь удастся поймать одну из них, но он все-таки любит мечтать. Ты можешь его не бояться, лошадушка! — теперь уже голем более дружелюбно разговаривал с Аймбри.

— Можно его не бояться, — эхом повторила Аймбри, — но в любом случае эти мечты лучше тех снов, которые я доставляла!

Тем временем дневной конь принялся трясти головой и бить копытами по деревянному полу этой импровизированной пещеры: — Я вообще терпеть не могу людей из Мандении, потому что слишком хорошо их знаю. Ни одному из них нельзя доверять!

— Ты верно говоришь! — заметил Гранди. — Ты ведь вместе с ними прибыл в нашу страну. Ты можешь сообщать нам о них все, что нас может заинтересовать! Из какого временного измерения и какой именно части Мандении пришли эти захватчики?

— Временное измерение? Часть Мандении? — конь непонимающе захлопал глазами.

— Мандения существует в разных временных измерениях, и она очень велика, — терпеливо сказал голем, — временное измерение насчитывает тысячи лет, а размеры территории намного значительнее, чем наш Ксант. Нам нужно знать, из какой эпохи и какой части вашей страны ты прибыл сюда. Тогда Икебод сопоставит твой рассказ с теми книгами о жителях Мандении, которые есть у него, и тогда мы уже сможем кое-что узнать о нашем противнике!

— Но я совсем ничего не знаю об этом, — ответил дневной конь, — единственное, о чем я могу рассказать подробно, так это о том, как проклятый Всадник вставлял мне в рот уздечку и вонзал в бок свои ужасные шпоры, чтобы заставить меня скакать, куда ему нужно!

При этих словах Аймбри всхрапнула — она хорошо понимала чувства своего бывшего товарища по несчастью.

— Не может этого быть, — вскричал голем, — не могу поверить в то, что ты прожил столько лет в Мандении, бок о бок с ними, и совершенно ничего об этом не знаешь!

Но дневной конь упрямо мотнул мордой, давая понять, что он действительно ничего не знает.

— Все животные в Мандении так же глупы, как и Хамелеон сейчас, — вмешалась в разговор Аймбри, — как же он мог видеть какие-то детали из жизни в Мандении, а тем более их запоминать.

— Ты права, — согласился с ней Гранди, — он наверное и говорить-то как следует не умел до тех пор, пока не очутился у нас.

Затем голем осторожно, едва слышно, чтобы дневной конь не услышал, прошептал: — А ведь он может и выдать нас этим манденийцам. Он-то до конца не осознает, что это за экспедиция и какое значение она для нас имеет!

— Это действительно так, — печально согласилась с ним Аймбри, — он чертовски приятен, но он здесь чужак!

К тому же, подумала Аймбри, в нем нет и капли того ума, что у ночного коня, и это еще более прискорбно.

Наконец они снова заговорили о предстоящей экспедиции. — Мы должны убедить тебя помочь нам, — сказал голем дневному коню, — только представь себе: люди из Мандении захватят нашу страну, и тогда ты уже нигде не скроешься от них. Жители Мандении будут повсюду!

Это ошеломило Белого: — О нет, этого я совсем не желаю!

— Конечно, — продолжал Гранди, — тебе немного легче будет скрыться от людей из Мандении, если ты в конце концов снимешь с ноги эту медяшку!

Дневной конь обреченно посмотрел на свою переднюю ногу, на которой все еще болтался медный браслет: — Я никак не могу с ним справиться, — проговорил он.

— Почему нет? Ведь пока медный браслет находится у тебя на ноге, Всадник будет знать, что именно ты его лошадь. Если ты снимешь браслет, он может подумать, что ты другая лошадь, просто похожая на сбежавшего от него коня, особенно если мы тебя перекрасим, допустим, в какую-нибудь темную масть!

Но неожиданно дневной конь возразил, причем возражение его было пропитано какой-то особой логикой: — Если я вообще сниму этот браслет, и люди из Мандении меня поймают, то им сразу станет ясно, что я дезертир, и тогда они пустят меня на колбасу; если же они меня поймают, а браслет останется у меня на ноге, то они могут подумать, что я просто потерялся, и потому не накажут меня слишком жестоко!

Гранди утвердительно кивнул:

— Для твоего уровня мышления это вовсе неплохая мысль. Значит, для тебя этот кусок меди своего рода страховка. Очевидно, они могут подумать, что ты слишком глуп для того, чтобы догадаться сбежать от них, и тот факт, что ты не убежишь при их приближении, только подтвердит эту уверенность!

— Это так, — согласно кивнул дневной конь. Он, оказывается, вовсе не был так глуп!

— Да, — снова заговорил Гранди, — но вот если ты будешь возить Икебода и люди из Мандении потом все-таки тебя поймают, они могут подумать, что мы поймали тебя и заставили возить своего человека. Они решат, что ты не вернулся к ним потому, что не мог бежать от нас! Это ведь тоже неплохая страховка!

Дневной конь призадумался; очевидно, мысль эта показалась ему здравой. — А этот ваш житель Мандении, он пользуется шпорами или нет? — настороженно спросил он.

— Нет, ведь Икебод уже пожилой человек и до этого ему ни разу в жизни не приходилось ездить на лошади. Ему случалось ездить верхом на кентавре, да и то только потому, что у него есть друг, кентавр по имени Арнольд, но ведь лошадь и кентавр — это далеко не одно и то же. Тебе придется ездить очень осторожно, чтобы Икебод случайно не свалился с твоей спины!

Конь стал обдумывать это предложение — оно вроде бы не содержало ничего угрожающего его безопасности. — Вы это серьезно? — на всякий случай переспросил он.

— У нас в Ксанте вообще не знают, что такое шпоры. Люди ездят на животных по их собственному согласию. Вот, посмотри, Аймбри возит меня, поскольку знает, что я не могу передвигаться с такой скоростью, как она. Но разве при этом ты видишь уздечку у нее во рту?

В конце концов страх белого коня рассеялся под напором логики голема, и он согласился возить Икебода при условии, что ему не придется напрямую сталкиваться с людьми из Мандении. — Я даже не хочу видеть этих манденийцев, — сказал дневной конь, — если я увижу их, то они могут заметить меня, если они заметят меня, они непременно погонятся за мной и могут меня поймать!

— Но ведь ты можешь спокойно убежать от них! — возразил голем.

— Да, но они могут пронзить меня своими стрелами! Поэтому-то я и не хочу приближаться к ним!

— Достаточно разумно! — согласился Гранди.

Они выбрались из Баобаба, захватили с собой архивариуса и направились на север. Вышло именно так, как и предполагал Гранди: у Икебода совершенно не было опыта верховой езды, и поэтому он, чтобы не упасть со спины белого коня, мертвой хваткой вцепился в его гриву. Но постепенно он привык и даже позволял себе немного расслабиться, да и белый конь тоже свыкся с обстановкой, поскольку везти на спине человека и при этом не чувствовать силы уздечки и шпор было совсем другое дело. Поэтому вскоре путешественники прибавили скорости.

Теперь Аймбри осознала и еще одну сторону совместных действий в коллективе. Она везла на себе Хамелеон, о существовании которой дневной конь до этого не подозревал. При их продвижении на север дневной конь бросал на прекрасную Хамелеон любопытные взгляды, и Аймбри стало ясно, что они могли бы не потерять столько времени, если бы с ними внутрь Баобаба пошла Хамелеон и именно она уговорила бы белого коня поехать с ними в экспедицию — у нее это наверняка получилось бы намного быстрее.

Дневной конь оказался великолепным скакуном — животная сила и выносливость с лихвой компенсировали недостаток ума, поэтому Аймбри испытывала к нему смешанные чувства. Она была в восторге от его телосложения, но скудоумие Белого приводило ее в ужас. Впрочем, думала Аймбри, она обожала Хамелеон, хотя та тоже не блистала умом. Хотя, может, и потому, что Хамелеон была человеком, а не животным.