Когда под ногами бездна - Эффинджер Джордж Алек - Страница 68

— Дар? — Я никак не мог понять, при чем здесь Никки, мой модифицированный мозг и несчастные, заброшенные обитатели Будайина.

Брови Фридландер-Бея сошлись в единую линию; неожиданно он стал похож на великого воина пустынь, подобного могучим военачальникам, за многие сотни лет до него поднимавшим гигантские армии на битву. Причем каждый потрясал непобедимым мечом Пророка.

— Джихад, — прошептал он.

Джихад. Священная война. Один из пяти столпов ислама.

В ушах зашумело, кожа на мгновение покрылась мурашками. Теперь, когда бывшие великие державы становились все более и более беспомощными, истерзанными голодом и распадом всех связей, настало время для ислама завершить завоевание мира, начатое много столетий назад. В глазах Папы сейчас горел тот же огонь безумия, который я видел у Хана.

— Все свершится по воле Аллаха, — сказал я. Фридландер-Бей шумно вздохнул и одарил меня благосклонной улыбкой. Он не заметил иронии в моем тоне. Папа был гораздо опаснее, чем я когда-нибудь мог предполагать. В нашем городе он обладал абсолютной властью; если прибавить еще сверхпочтенный возраст и эту идеюфикс… С ним надо держаться особо осторожно.

— Ты очень обяжешь меня, если примешь это. — Он протянул мне очередной конвертик. Люди его уровня полагают, что деньги — идеальный подарок для того, кто имеет все. Другие посчитали бы такое оскорбительным. Я взял конверт.

— Не могу выразить словами, как я благодарен…

— Не ты, а я твой должник, сын мой. Ты хорошо потрудился, а я всегда награждаю тех, кто претворяет в жизнь мои желания.

Я не заглянул в конверт: даже некультурный идиот вроде меня знает, что такой поступок везде и всюду считается неприличным.

— Ты отец щедрости! — сказал я.

Сегодняшний визит проходил просто замечательно. Я понравился ему намного больше, чем во время нашей первой встречи — кажется, с тех пор прошла целая вечность!

— Я быстро утомляюсь, ты должен простить меня, сын мой. Водитель доставит тебя обратно. Вскоре мы снова встретимся и тогда поговорим о твоем будущем.

— Клянусь зеницей своего ока, о властитель из властителей, моя жизнь в твоем распоряжении.

— Нет мощи и силы, кроме Аллаха, Великого, Могучего. — Его ответ напоминал формулу, завершавшую обмен любезностями, но на самом деле подобное восклицание обычно приберегают на случай внезапной опасности или перед каким-то серьезным испытанием. Я вгляделся в лицо старца, пытаясь найти разгадку, но он уже отослал меня. Попрощавшись, я покинул кабинет Папы и всю дорогу до Будайина размышлял над событиями последних дней.

Уже стемнело; у Френчи, как всегда по понедельникам, собралась порядочная толпа народу. В основном, моряки военного и торгового флота, пришедшие сюда из порта за пятьдесят миль; пять-шесть туристов мужского пола, которые жаждут развлечений, но обретут нечто совсем иное, и несколько путешествующих парочек, стремящихся услышать как можно больше удивительных, исполненных местного колорита историй, чтобы дома пересказывать их ахающим соседям. Были и бизнесмены из города, которые, скорее всего, знали здешние нравы, но все равно пришли, чтобы выпить и поглазеть на обнаженных девочек.

Ясмин сидела между двумя моряками. Они радостно гоготали и перемигивались поверх ее головы: ребята решили, что нашли то, за чем явились сюда. Ясмин тянула коктейль. На столике перед ней выстроились семь пустых бокалов. Ясно видно, что это она нашла то, за чем приходила сюда. Френчи брал за каждый коктейль восемь киамов, и часть денег отдавал девочке, заказавшей выпивку. Моя милая уже нагрела веселых повелителей морей на тридцать два киама, и, судя по их виду, успешно продолжит потрошить их — ведь вечер только начинается… И это не считая чаевых! Ясмин замечательно умела вытягивать чаевые. На такую работу просто приятно смотреть: она могла извлечь хрустики у клиента быстрее всех, кого я знаю, за исключением разве что Чири.

Возле стойки оставалось несколько незанятых сидений: одно у двери и еще несколько в конце бара. Не люблю сидеть рядом с выходом, как какой-нибудь тупой турист. Я направился туда, где царил полумрак. На полпути передо мной выросла Индихар.

— Вам будет гораздо удобнее в кабинке, господин, — предложила она.

Я ухмыльнулся. Девочка не узнала завсегдатая без бороды, облаченного в галабийю. Она пригласила меня в кабинку, потому что за стойкой не сможет устроиться рядышком и избавить меня от лишней монеты. Как я уже говорил, Индихар — хорошая девочка, я никогда не ссорился с ней, но ответил:

— Сяду у стойки. Хочу поговорить с Френчи. Она слегка передернула плечами, отвернулась и орлиным взглядом окинула толпу; выделила из стада ягнят подходящую жертву — троих неплохо выглядевших купцов, сидящих с фемой и обрезком. Где устроились две, всегда найдется место для третьей. Индихар устремилась к ним.

Помощница Френчи, Далия, подошла к новому клиенту, волоча по стойке мокрую тряпку. Она раз-другой махнула передо мной тряпкой.

— Пиво?

— Джин и бингара со льдом. Она подозрительно прищурилась.

— Марид? Ты?

— Как тебе нравится мой новый облик? Она уронила тряпку и молча уставилась на меня. Так продолжалось, пока я не занервничал.

— Эй, Далия! Ты в порядке? Она открыла рот, захлопнула его, снова открыла.

Наконец обрела дар речи.

— Френчи! — завопила Далия. — Он пришел, Френчи!

Все вокруг обернулись, чтобы посмотреть на меня. Ничего не понимаю. Френчи поднялся со своего стула возле кассы и вразвалку подошел ко мне.

— Марид, — торжественно произнес он. — Я слышал, ты вычислил и уделал парня, который кокнул Сестер.

До меня дошло, что я теперь герой квартала.

— А, ну да. Вообще-то, он меня вычислил и чуть было не уделал. Да, у него это здорово получалось, пока я не рассердился.

Френчи ухмыльнулся:

— Ты единственный, кто не наложил в штаны и выручил всех нас. Даже лучшие люди города плелись в десяти шагах позади тебя. Ты спас много жизней, Марид. С этого дня будешь получать бесплатную выпивку в моем заведении и по всей Улице.

И никаких чаевых. Я поговорю с девочками.

Это был единственный жест, на который способен Френчи, и я оценил его.

— Спасибо! — Не успев как следует освоиться с ролью героя, я уже знал, что иногда она может здорово раздражать.

Мы немного поговорили. Я попытался внушить Френчи, что на свободе остается второй убийца, но он не хотел об этом слышать. Френчи предпочитал верить, что все опасности позади. В конце концов, какие у меня доказательства? С тех пор, как погибла Никки, неизвестный ни разу не использовал сигареты в качестве орудия пытки.

— Кого именно ты ищешь? — спросил Френчи. Я перевел взгляд на сцену, где танцевала Бланка. Это она обнаружила тело Никки.

— У меня есть одна улица в качестве улики; кроме того, я примерно знаю, что ему нравится делать со своими жертвами. — Я рассказал о модике, который нашел в сумочке у Никки, и об ожогах, порезах и кровоподтеках на телах убитых.

Френчи задумался:

— Знаешь, — произнес он медленно, — я помню, кто-то говорил мне о подобном клиенте.

— Да ну? Клиент пытался прижечь девочку, или как?

Френчи покачал головой:

— Нет, нет. Какая-то девочка рассказывала, что, когда она стянула с клиента одежду, увидела ожоги и шрамы от порезов — точь-в-точь как ты говорил.

— Чей это клиент, Френчи? Мне надо с ней поговорить.

Он напряг память:

— Ага! Вспомнил! Мирабель.

— Мирабель?! — Я не верил своим ушам. Это била старуха, восседавшая сейчас в углу у стойки. Она всегда устраивалась там. Возраст дамы — где-то от шестидесяти до восьмидесяти лет; полвека назад, когда она еще обладала нормальным телом и личиком, Мирабель работала танцовщицей. Когда миновала первая молодость, бросила развлекать полупьяную публику и сосредоточилась на тех аспектах индустрии развлечений, которые приносили хрустики гораздо быстрее.

Достигнув еще более почтенного возраста, вынуждена была уменьшить запросы, чтобы ее не вытеснила с рынка напористая молодежь. Теперь на голове у Мирабель красовался роскошный ярко-красный нейлоновый парик, сочный и упругий, как искусственные лужайки в европейском квартале города. Мирабель так и не накопила достаточно денег, чтобы модифицировать тело или мозг. По контрасту с окружающими ее великолепными телесами — лучшими, которые можно купить за хрустики, — ее лицо казалось даже более старым и сморщенным, чем на самом деле.