Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта - Страница 30

У обоих друзей при виде дворца перехватило дыхание: им показалось, будто они входят в замок Спящей красавицы. В последней четверти прошлого века султаны постепенно перебрались из Старого Сераля, где было слишком много трагических призраков, в новую резиденцию Долма-Бахчу, выстроенную на берегу Босфора. Впрочем, и Мустафа Кемаль Ататюрк, новый правитель Турции, приезжая в Константинополь, любил там работать.[7] Войдя во двор Дивана, куда вели ворота, некогда закрывавшиеся за приговоренными к смертной казни, Морозини ощутил явственное удовольствие оттого, что этот дворец оказался сонным приютом теней. Ему очень не хотелось бы увидеть здесь суетливых служащих, снующих взад и вперед с пером за ухом и папками под мышкой. Здесь, в этом дворе, где росли столетние платаны и кипарисы и откуда в просвете между зданиями служб Сераля открывался прекрасный вид на Мраморное море, мечта могла тем легче расправить крылья, что правительство, похоже, заботилось о садах. Они содержались в куда большем порядке, чем залы, в которых некогда проходили судебные заседания, или комнаты султанов и их приближенных-мужчин – к помещениям бывшего гарема и близко подойти было нельзя! – где слой пыли покрывал и черные, и белые мраморные плиты, и позолоченное дерево, и даже чудесные старинные изразцы стен.

У человека, встретившего их у входа в бывший зал суда – здание с колоннадой под крышей с широким навесом, из-под традиционной черной одежды выглядывал воротничок с отогнутыми концами, а на голове красовалась феска, напоминавшая куличик, вылепленный из красного песка еще неумелыми детскими руками. При каждом движении, стоило ему повернуть голову, вокруг фески начинала порхать длинная шелковая кисть. Лицо было почти полностью скрыто огромными закрученными усами и сверкающими стеклами пенсне. На виду оставался лишь выдающийся нос, из-под усов торчали, как у зайца, два передних зуба, а подбородка, казалось, не было вовсе. Вот таким был Осман-ага, неусыпно охранявший оставшиеся в полной неприкосновенности сокровища бывших своих хозяев; правда, ему помогали вооруженные до зубов стражи, которых становилось все больше по мере приближения к кладовым. И это зрелище лишало прелести и прекрасные здания, и чудесные сады, и восхитительный вид на синюю морскую даль.

– Как неприятно здесь их видеть! – заметил Морозини, незаметно указав другу на одного из этих охранников. – На мой взгляд, они несколько портят пейзаж...

– Да ладно! Раньше вместо них были янычары, ничуть не более привлекательные, хотя, конечно, выглядели они куда более живописно...

Вслед за Осман-агой они вошли в небольшую комнату, всю обстановку которой составляли стол, заменявший письменный, стул и множество толстых книг в выцветших красных переплетах. Перед роскошной тяжелой бронзовой дверью стояли два солдата с ружьями наготове...

– Вам разрешено посетить сокровищницу, – сказал хранитель. – И все же позвольте подвергнуть вас небольшой процедуре.

Еще два солдата, вошедшие вслед за ними, тотчас принялись обыскивать посетителей под одобрительным взглядом Осман-аги.

– Дипломатия – это само собой, – елейным тоном пояснил тот, – а предосторожность никогда не бывает излишней. Прибавлю к этому, что при выходе вас снова обыщут... Разумеется, при этом мы принесем вам наши нижайшие извинения!

– Доверия ни на грош, – проворчал Морозини, который терпеть не мог, чтобы к нему прикасались чужие руки. – Я-то думал, что любезное разрешение, выданное вашим правительством...

– Несомненно, несомненно! Но даже самым выдающимся людям иногда бывает трудно устоять перед искушением... Через несколько минут вы и сами поймете, почему мы так поступаем.

Стражи отворили бронзовую дверь, она с чудовищным скрежетом медленно повернулась, и перед вошедшими открылись два просторных зала, освещенные слабым светом, лишь проникающим через крохотные окошки в барабанах высоких, словно в мечети, куполов, заменявших потолки. Ночью залы освещались лампами, свисавшими на цепях из центра каждого купола, но Альдо с Адальбером на них и не взглянули, настолько их заворожило представшее перед ними зрелище.

– Да это пещера Али-Бабы! – прошептал в изумлении один.

– Точно. Кажется, мы попали в какую-то из сказок «Тысячи и одной ночи», – отозвался другой. – Я действительно начинаю понимать причину их недоверия: здесь столько искушений!

И впрямь, захватить что-то с собой казалось неправдоподобно легким делом. Надо было всего лишь наклониться и запустить руку в один из больших медных или бронзовых тазов для варенья, до краев наполненных одни – аметистами или бирюзой, другие – розовыми бериллами, александритами, топазами и другими полудрагоценными камнями. Более дорогие – алмазы, рубины, изумруды, жемчуга и сапфиры – украшали множество обиходных предметов, посуду, кофейные или чайные сервизы, вазы, кувшины, а над всем этим возвышались четыре трона различных эпох, один другого пышнее. Здесь же было и оружие, роскошное, с насечками золотых и серебряных узоров и украшенное прекрасными камнями. В числе прочего был великолепный кинжал, висевший поверх кафтана из золотой парчи – в этом же зале находились и парадные одежды – и украшенный тремя изумрудными кабошонами такой красоты, что у Альдо сердце дрогнуло. Тем не менее он быстро опомнился: ведь они пришли сюда не за этим! В представленной им своеобразной экспозиции было полным-полно и драгоценных украшений, кое-как разложенных в витринах, и среди них – сказочный розовый бриллиант, ограненный в форме сердца. Камней было слишком много, и, глядя на все эти несметные богатства, друзья почувствовали себя немного растерянными и даже подавленными: как можно здесь хоть что-нибудь найти, когда прекраснейшие в мире драгоценности лежат чуть ли не кучами?

– Красиво, правда? – произнес Осман-ага, явно очень гордый тем, какое впечатление произвели сокровища на этих гяуров, с которых всегда так трудно бывает сбить спесь, уж очень они самодовольные.

– Великолепно, – совершенно искренне признал Альдо, – но я надеюсь, что у вас все же существует опись всего этого богатства. Хотя и не представляю, как это можно описать!

– Для молодой Турции нет ничего невозможного! Все учтено, вплоть до самого мелкого камешка, все записано в книги, которые находятся в соседней комнате.

– И вы знаете, где... где помещается каждый предмет?

– Это немножко другое дело. Знаем... в общих чертах. К примеру, вот здесь лежат тысяча сто двадцать три аметиста, – пояснил он, указывая на первую попавшуюся чашу.

– В таком случае не могли бы вы сказать нам, – перебил его Адальбер, – где находятся драгоценности, принадлежавшие султану Мураду Второму, отцу Завоевателя? Мы пишем о нем книгу, и нам необходимы все подробности, какие только можно найти...

Хранитель сокровищницы жестом бессилия широко развел руки:

– Они здесь, среди всех других, и это вполне естественно, потому что после Мурада их носил его прославленный сын, а после того – его наследники. Наиболее старинные драгоценности находятся вот в этой витрине.

– Не могли бы вы ее открыть? Довольно трудно разглядеть, что там внутри. Дело в том, что драгоценности лежат... в некотором беспорядке.

– Но ведь это лишь усиливает впечатление богатства и роскоши! Разве не так?

– Тем не менее эти витрины меня несколько шокируют: в древние времена довольствовались тем, что складывали драгоценности в ларцы. А то, что мы видим, слишком напоминает прилавок торговца и, как мне кажется, выглядит не совсем достойно!

Вытащив из кармана маленький ключик, Осман-ага открыл указанный ему длинный стеклянный ящик, и Морозини, запустив туда длинные ловкие пальцы, стал поочередно извлекать украшения и раскладывать их на соседней витрине. Но ничего, напоминавшего «Свет» и «Совершенство», он не нашел. Вот разве что золотую цепь, к которой была подвешена очень крупная грушевидная жемчужина с чудесным блеском, и эта жемчужина явно должна была дополняться двумя другими камнями, потому что по обеим сторонам от нее висели пустые колечки...