Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Жвачка и спагетти - Эксбрайя Шарль - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Сайрус А. Вильям сидел как на иголках. И это – следствие! Так могли действовать разве что в средние века!

– Может быть, вы расскажете, синьора, как это произошло?

– Надо вам сказать, что каждое утро, чуть я проснусь часов в шесть, в полседьмого – с тех пор, как я овдовела, а тому уж срок немалый, потому что мой бедный муж (да будет ему Мадонна заступницей перед Богом, ведь Рафаэле при жизни был сущим пропойцей) умер тридцать два года назад в Пентекоте – я первым делом протягиваю руку поверх одеяла, чтобы погладить Ромео.

Лекок подскочил:

– Еще один?

Те двое поглядели на него строго.

– Еще один Ромео?

Тарчинини, улыбаясь, шепнул:

– Я вас предупреждал, синьор, в Вероне вы не раз услышите это имя.

А синьоре Меккали, недоумевавшей о причине волнения Сайруса А. Вильяма, комиссар повторил обычное объяснение:

– Е un americano...

Лекок постиг унизительную истину: эти двое итальянцев смотрят на него примерно так, как его бостонские сограждане на алабамских негров – с презрительной снисходительностью. Он был глубоко уязвлен и решил больше не открывать рта. Тем не менее синьора великодушно пояснила:

– Ромео – это мой кот, синьор; превосходное животное и мой лучший друг! Обычно по ночам он от меня не уходит, но в мае месяце его дома не удержишь, и я оставляю окно приоткрытым, чтоб он мог вернуться. Так вот, сегодня утром нет Ромео. Ну, София, говорю я себе, с Ромео что-то случилось; и, накинув пальто на ночную рубашку, выхожу и принимаюсь звать кота. Я знаю его привычки, так что сразу пошла к Адиче по тем улицам, где он обычно гуляет. Я не переставала звать Ромео, как вдруг мне послышалось жалобное мяуканье моего голубчика! Кинулась я на голос и нашла его, наконец: шерсть дыбом, а когда я хотела взять его на руки да поругать за неблагодарность и за беспокойство, которое он мне причинил, я споткнулась о тело, распростертое на земле.

Голос Меккали прервался, она была близка к обмороку. Во избежание этого Тарчинини поспешил налить ей стакан aqua di Firenze, который та залпом осушила. Восстановив свои силы, она продолжала:

– Я сперва подумала, что это какой-то бродяга, и выругала его как следует! Но, удивившись его неподвижности, я наклонилась... Ах, Боже мой!.. это зрелище будет преследовать меня до самой смерти, клянусь вам!.. Я увидела кровь! Как я кричала, синьор комиссар, вы не представляете, я кричала невесть сколько времени, пока наконец не прибежал полицейский с несколькими любопытными. Этот полицейский был очень вежлив, хотя сначала вообразил, что это я убила того беднягу! Вы только подумайте! Я живо поставила его на место, и он извинился. Я приняла извинения и пошла домой сварить себе крепкого кофе. Мне это было совершенно необходимо.

– Вы, случайно, не заметили, синьора, пистолет, из которого застрелился несчастный, был около него?

– Нет, синьор комиссар, я была так потрясена, что только кричать и могла.

– Я вас понимаю, синьора, и на вашем месте, наверное, поступил бы так же.

Сайрус А. Вильям подскочил. Офицер полиции признается посторонней женщине в недостатке хладнокровия – неслыханно! Одного этого было бы достаточно, чтобы Тарчинини вылетел из бостонской полиции, если бы, упаси Бог, в ней состоял.

Тарчинини распрощался с синьорой Меккали со множеством поклонов и комплиментов, на которые добрая женщина отвечала не меньшими любезностями. Все это напоминало бесконечный, разыгрываемый как по нотам балетный номер. Лекок был не в состоянии долго терпеть этот дурацкий спектакль. В Бостоне фараон при прощании подносит палец к козырьку и буркает что-то сквозь жевательную резинку – что-то таксе, чего на памяти человечества никто еще не разобрал, но что ради экономии времени сходит за любезность. Он твердо взял комиссара за локоть:

– Так мы идем?

Те двое резко остановились. Они не привыкли к подобным манерам. Меккали, которой испортили такое удовольствие, чуть не вспылила, но Тарчинини предотвратил бурю, заметив лишний раз конфиденциальным тоном:

– Е un americano...

И Сайрус А. Вильям почувствовал живейшее желание дать ему по физиономии.

* * *

В машине, пробиравшейся по веронским улицам, где пешеходы уступали дорогу только на грани несчастного случая, Лекок дулся. Его спутник явно противопоставил себя ему, дав понять Меккали, что он разделяет ее мнение о грубости, якобы свойственной американцам. Как будто оперативность не важнее всего! Сайрус А. Вильям поглядел на часы: одиннадцать! Человек – труп которого они даже не видели – мертв уже не меньше семи часов, а следствие практически и не начиналось! В Бостоне оно было бы уже закончено! Но в Бостоне комиссары полиции не зовутся Ромео и не считают своим долгом затевать флирт с каждой привратницей под предлогом, что в молодости она, может быть, была похожа на Джульетту!

– Вы знаете, комиссар, что уже одиннадцать?

– Да ну?

– Да. Не кажется ли вам, что пора бы начать следствие?

– Начать? А до сих пор что мы, по-вашему, делали?

– Ничего.

– Я так не считаю... Сейчас мы едем в морг.

– Наконец-то!

Лекок был еще раз неприятно удивлен, обнаружив, что веронский морг вовсе не похож на морг. Эти люди явно ничего не почитали. Заведение имело уютный, приветливый вид, резко контрастируя с угрюмой строгостью аналогичных учреждений цивилизованного мира. Как будто сюда приходят приятно провести время! Сторож, впустивший их, сиял улыбкой, как какой-нибудь метрдотель, и Сайрус А. Вильям усомнился, могут ли веронцы хоть что-то принимать всерьез, если даже смерть не окружается почтением, Тарчинини немедленно пустился в самый дружеский разговор о семейных делах со сторожем, которого называл по имени – Джанфранко; и, боясь, что это затянется не меньше, чем с Меккали, американец вмешался:

– Нас ждет покойник, синьор комиссар:

– Не думаю, чтобы он очень беспокоился, синьор...

Улыбка Тарчинини заслуживала хорошей зуботычины...

Сторож предложил посетителям осмотреть всю коллекцию трупов, легкомысленным хранителем которой состоял, и был разочарован, узнав, что речь идет только о человеке, подобранном несколько часов тому назад на берегу Адиче. Выдвигая носилки с покойником, Джанфранко дал понять, что не питает особой симпатии к своему новому подопечному:

– Самоубийца, синьор комиссар... По-моему, псих.

Лекок спросил, из чего тот делает вывод об умственной неполноценности покойного.

– Разве не понятно, синьор? Он покончил с собой! Покончить с собой, имея счастье жить в Вероне! Только не говорите мне, что молодой парень в здравом уме вздумал таким манером отблагодарить Бога, который дал ему родиться в лучшем городе Земли! Не считая того, что, как Господь ни милосерден, такая неблагодарность вряд ли Ему понравится!

Сайрус А. Вильям пожал плечами. Что толковать с дураком, который считает Верону лучшим городом Земли, не видав ни Бостона, ни Нью-Йорка!

Появился труп, и Лекок решил, что из трех присутствующих веронцев покойник самый приличный. Он был свежевыбрит, имел вид солидного человека и вызвал у американца симпатию. Кровавая дыра в виске не обезобразила его. Хорошо воспитанный человек и застрелился аккуратно. Сайрус А. Вильям пожалел, что первый симпатичный веронец, который ему попался, оказался мертвецом. Тарчинини тронул его за плечо:

– Синьор, чтоб вас не стеснять, мы с Джанфранко выйдем, и вы сможете спокойно осмотреть тело. Мы подождем в приемной.

Они вышли прежде, чем Лекок успел изъявить свое согласие или несогласие. Этот комиссар, несмотря на свою неслыханную галантность, был не слишком-то вежлив!

Сайрус А. Вильям наклонился над мертвецом и приоткрыл упитанное тело без всяких следов насилия. Внимательный осмотр ногтей не обнаружил никаких подозрительных частиц, какие могли бы остаться в случае борьбы. И, наконец, безупречно чистая рана не оставляла никаких сомнений. Десяти минут Сайрусу А. Вильяму вполне хватило. Он вышел к Тарчинини.

– У меня все, синьор комиссар. Я думаю, что мы зря потратили время, и можем выдавать разрешение на захоронение. Вокруг пулевого отверстия я обнаружил въевшиеся в кожу частицы пороха и даже легкий след, образовавшийся, по моему мнению, от дула револьвера, приставленного к виску. Этот след должен быть яснее, но я полагаю, что, желая соблюсти максимальную тишину, несчастный выстрелил через платок, так как вокруг раны можно разглядеть мельчайшие частицы ткани... Я считаю, что во вскрытии нет необходимости. Но, разумеется, я был бы счастлив узнать ваше мнение.