Белый какаду - Эберхарт Миньон Гуд - Страница 31

– Это может создать опасность лишь для меня одного, – сказал я. – А за последние три дня опасность стала для меня обычным явлением. Кроме того, – прибавил я ехидно, – у меня теперь будет ваш револьвер.

– Нет, – сказал Лорн с внезапной твердостью, – если вы намерены пустить его в ход. Кроме того, прошло всего лишь два дня и три ночи. Сегодня – третий день.

– Пусть будет по-вашему, – раздраженно сказал я. – Но не считаете ли вы, что полиции следовало бы более внимательно заняться этим священником. Я убежден, что он не тот, за кого выдает себя.

– Согласен с вами, – сказал Лорн. – Однако мне не хочется ускорять развязку, пока мы не располагаем чем-то определенным. Убийца, должно быть, человек настолько отчаянный, что, ни минуты не задумываясь, совершит новое преступление. Умно ли ускорять ход событий, не заручившись определенными уликами? Не лучше ли действовать осторожно и спокойно?

– Вы хотите сказать, что намерены сохранить в тайне те факты, которые нам удалось открыть? – прямо спросил я.

– Нет, – ответил Лорн. – Но я не упускаю из виду опасность, грозящую мисс Телли. Мы должны полностью доказать все обвинения, которые будем предъявлять, чтобы устранить дальнейшую опасность, грозящую мисс Телли.

– Вы хотите сказать, что если мы начнем разоблачать священника раньше, чем сможем доказать, что он убийца...

– Если только он действительно убийца, – мягко вставил Лорн.

– ...он может избрать очень быстрый путь для достижения своей цели?

– Да, – спокойно сказал Лорн. – И убив дважды, он не станет колебаться перед новым преступлением. Но я отнюдь не утверждаю, что священник – убийца. Я даже не берусь утверждать, что оба убийства совершил один человек, хотя это вполне вероятно. Вы сами понимаете, мистер Сандин, что у вас много предположений и очень мало доказательств. А полиция добудет доказательства, правда, я не знаю, против кого они будут направлены.

– Но подумайте о времени! – нетерпеливо воскликнул я.

– Не так много времени миновало, мистер Сандин. Я раздумывал над его словами и отчасти соглашался с ним. Однако я испытывал нетерпение, желая действовать, предпринять что-то существенное, чтобы устранить опасность, грозящую Сю. Маленький Марсель, умирая, предупредил нас о ней.

– Если бы только мисс Телли находилась далеко от всего этого, – сказал я в раздумье.

– Да, – согласился Лорн. – Я разделяю ваши соображения. Я совершил ошибку, не препятствуя ей в решении остаться здесь. Я смотрел на все со своей точки зрения. Мне хотелось, чтобы она доказала брату свои права. Зная его, я понимал, что ей будет очень трудно это сделать, если она уклонится от его инструкций. Он странный, подозрительный человек и уверен, что все окружающие только и думают, как бы завладеть его богатством. Но теперь я понял ошибочность своей позиции. Надо убедить ее пойти в полицию, все рассказать и просить, чтобы ей разрешили выехать. Шансов, что ее отпустят, почти нет, но мы должны пытаться использовать даже малейшую возможность.

Он сделал паузу и покачал головой. Этот жест, учитывая его рыбий темперамент, подтвердил мои худшие опасения в отношении Сю.

– Мне не нравится сложившаяся ситуация, мистер Сандин. Я делаю все, что могу. В конце концов, – прибавил он угрюмым деловитым тоном, – мистер Телли не поблагодарит меня, если с его сестрой...

– Прекратите это, – резко сказал я, и, так как он взглянул на меня с недоумевающим выражением, я добавил:

– Ваше дело защищать ее. Неужели вы будете сидеть здесь и тратить время, доказывая наше бессилие?! Вы решили посоветовать ей попросить полицию о разрешении на выезд?

– Да.

– Это хорошо, – сказал я. – Теперь насчет священника. И потом скажите, известно ли вам, что Ловсхайм отказался вернуть мисс Телли документы, хранившиеся в сейфе?

Мы поговорили с ним на эти темы. Кажется, мне удалось убедить его, что благочестие священника, по меньшей мере, вызывает сомнение. Он согласился со мной, что отговорка Ловсхайма насчет комбинации шифра сейфа была чистейшей фикцией, наспех придуманной. Но Лорна больше всего занимали действия полиции, нежели что-либо другое. Для него не было очевидным, что разгадку всей тайны следовало искать где-то в стенах старого отеля.

Наконец он поднялся, застегнул свое коричневое пальто, поднял воротник и низко надвинул на лоб шляпу, прежде чем выйти на улицу. У него оставались видны лишь темные, глубоко посаженные глаза и нос, благодаря чему он приобрел более агрессивный и внушительный вид. Должен признаться, что я так и не сумел узнать, каким образом Лорну удалось завязать хорошие взаимоотношения с полицией и как он умудрялся поддерживать их. Полагаю, это был один из секретов его профессии и он умело им пользовался. К этому времени мы пришли с ним к молчаливому соглашению, в соответствии с которым мы разделили функции нашей деятельности. На мне лежали заботы о непосредственной безопасности Сю, благодаря чему Лорн был более свободен в своих действиях. Я сообщал ему те обрывки информации, какие мне случалось добыть, хотя мы порой резко расходились в оценке их важности. Этот порядок обещал быть успешным.

Порыв ветра ударил ему в спину, и он вскоре скрылся из виду. Во дворе становилось все холоднее. С приближением ночи ветер снова начал усиливаться.

Вплоть до сегодняшнего дня внезапный порыв холодного ветра вызывает в моей памяти те сумасшедшие дни в А... И я вновь ощущаю, как в бреду, будто осторожно брожу по темным, холодным коридорам, напряженно вслушиваясь в малейшие звуки и разглядывая каждую тень. Иногда я снова представляю себе, как стою в коридоре и смотрю в окна на кружащиеся тени во дворе, спрашивая себя, не скрывает ли каждый колышущийся куст какую-то фигуру или не притаился ли кто-либо за углом. Я вспоминаю небольшой холл, где меня встречал попугай, и ясно помню, как блестят золотые серьги Греты. И я постоянно прислушиваюсь, пытаясь уловить сквозь вой ветра и стук оконных рам какое-то физическое проявление силы, которой мы страшились, имея на то все основания.

В течение этого ужасного времени были только небольшие промежутки, когда затихал ветер. Казалось, он был неотделимым элементом всей этой безумной истории. Он неустанно выл и стонал, в нос и глаза набивалась пыль, на зубах хрустел песок. Стук старых ставень, колыхание кустов и виноградных лоз – весь этот дьявольский хоровод в природе сочетался с кошмарными ужасами, происходившими в старом отеле. Я не обладаю большим воображением: инженеры любят точность и с недоверием относятся к впечатлениям и чувствам, не поддающимся измерениям. Однако иногда я чувствовал, что постоянное присутствие неясной угрозы и напряжение лишали меня нормального восприятия действительности и логического мышления. Я порой чувствовал, что способен проклинать ветер. Обычно на меня мало действуют вещи, лишенные реальной осязаемости, и теперь я могу представить силу реакции на все это у более чувствительной натуры.

Сильный порыв ветра швырнул мне пыль в лицо и сорвал каску с головы стоящего у стены полисмена, точно желая предупредить меня о его бдительном присутствии. Я поднялся и вошел в отель.

Ловсхайм сидел за своей конторкой, одной рукой он гладил попугая, а другой считал на счетах. Холл был пустой и холодный; крохотный лифт стоял с открытыми дверцами, словно показывая, что в нем теперь никто не прячется.

Но в приемной раздавались голоса, и я заглянул туда через дверь. Там сидела миссис Бинг, она с ожесточением вязала, причем брови ее возбужденно двигались. Хищная рыжая голова мадам Греты склонилась над книгой. Мадам казалась какой-то притихшей, хотя в ней угадывалось внутреннее напряжение и она напоминала кошку, подстерегающую мышь. Она читала что-то вслух чистым и совершенно твердым голосом.

Я не понимал, что выражал взгляд зеленых глаз Греты, и не питал особой симпатии к миссис Бинг. Но в этот момент я искренне восхищался ими. Нужно было обладать мужеством, чтобы спокойно сидеть в приемной, так близко от холла, где погиб Марсель, в окружении мрачного уныния и таинственности старого отеля.