Белый какаду - Эберхарт Миньон Гуд - Страница 30

– Но... вы уверены, что это мисс Телли? Может быть, это была мадам Ловсхайм?

– У меня хорошие глаза, мистер Сандин. Это была Сю Телли.

– Но свет был тусклый.

– Послушайте, – раздраженно сказала она. – Можете мне не верить, если хотите. Но я убеждена в этом.

Она поглядела на девушку, стоявшую у входа, затем снова взглянула на меня и презрительно сказала:

– Вы воображаете, что я могла бы спутать стриженые волосы такого цвета с огромной рыжей шевелюрой мадам Греты?

– Нет, я этого не думал. Однако я неуверенно спросил:

– Что на ней было надето?

– Какая-то черная накидка. Кроме того, она гораздо стройнее, чем мадам Ловсхайм, у нее изящная фигура. А это связано с происхождением. Кто угодно может иметь розовые щеки и красивые глаза, но, чтобы обладать изящной фигурой, нужно происхождение, – прибавила она хриплым голосом. – Кажется, сегодня опять будет плохой день: пасмурно и сильный ветер.

Она с недовольным видом отошла, так как Сю направилась к нам.

Перед ленчем Сю и я совершили небольшую прогулку. По предложению Сю, мы пытались забыть все ужасы, окружавшие нас в отеле, и она притворялась, будто не замечает двух фигур в голубых формах, следовавших за нами. Эта прогулка вдоль старых улиц, замощенных булыжником, и по мосту, откуда мы смотрели на мутную воду и холодное серое небо, была для нас необычной. Сю пела по-французски «На мосту Авиньона» и «Маленькое сердце моей подружки». У нее было чистое сопрано, которое нельзя всерьез назвать голосом, однако оно было веселое, мягкое и приятное для слуха.

Мы немного поболтали, и Сю спросила меня, чем я занимался и где бывал. Мы поговорили о мексиканских рабочих и их неизменной поговорке, что означала пустое обещание, вроде «завтра, завтра, только не сегодня», о цыплятах «гамбо» в Новом Орлеане и о пастбищах Техаса. Все это, казалось, осталось где-то далеко, в другом мире.

– Вы любите наш Запад, не правда ли? – спросила она. И я сказал, что люблю, но прибавил, что со временем он изменился.

Затем наш разговор перешел к храмам Бирмы, низким и сверкающим золотом, к холодным ночным ветрам пустыни и, наконец, к Москве. Она сказала:

– Какую необычную жизнь приходится вести инженеру. Она должна быть интересной и полной приключений.

– Сначала я тоже так думал. Но теперь я знаю, что в этой жизни много однообразия и трудностей. Даже перемены не всегда бывают приятны. И порой с тоской начинаешь мечтать о размеренной жизни, о круге знакомых и друзей, о своем доме. Инженеру не хватает этого, если ему не удается устроиться работать в крупных городах, а это довольно трудно. Я всегда работал в отдаленных краях с зачатками цивилизации. Только неженатому все это нипочем. Инженеру не следует жениться.

– А почему? – спросила Сю.

– Нельзя, если он будет странствовать и не сможет иметь своего дома. Для женщины это нелегкая жизнь. У нее нет ни дома, ни детей. А если у нее есть дети, их приходится отсылать куда-то далеко в школу. Приходится жить во всяких диких местах, в лагерях, палатках, отвратительных маленьких отелях, поэтому нет ни семьи, ни друзей, ни музыки, ни театров. Только мужественная женщина может приспособиться к примитивному образу жизни, Но такая жизнь истощит ее мужество.

– Но ведь с ней же муж! – сказала Сю.

– Нет, он не с ней. Он целый день занят работой, он поглощен ею. Женщина, имеющая духовные запросы, не может жить годами такой жизнью. Когда об этом говоришь, может быть, это звучит не так плохо, но на деле – это трагично. Нет, инженер не должен и помышлять о женитьбе!

– О! – произнесла Сю довольно холодным тоном, и мы пошли обратно к отелю. Больше мы не говорили, если не считать немногих вымученных шаблонных замечаний.

Лорн явился только после ленча и пришел прямо ко мне. Мы выбрали место во дворе, где нас не могли бы подслушать, и он сказал, что трудился все утро. У него был довольно удрученный вид если можно так сказать про человека, почти лишенного проявления эмоций. Он сообщил, что полиция усиленно работает и дело оборачивается не очень хорошо для меня.

– Правда, есть одна вещь, которая может помочь вам, – сказал он. – Это револьвер. Полиция старается проследить его происхождение. Это длительное дело, но может оказаться, что он не имеет никакой связи с вами.

– Может оказаться! – воскликнул я с возмущением. – Я никогда раньше не видел этого револьвера. Кстати, у меня нет при себе никакого оружия, а оно мне требуется.

– Вам нужно оружие?! – спросил Лорн, угрюмо поглядев на меня.

– Конечно, нужно, – нетерпеливо ответил я. – Но я не собираюсь застрелить кого-либо, поэтому вам незачем так смотреть на меня. Единственное мое оружие лежит в чемодане, который, вероятно, теперь прибыл в Мадрид. А с тех пор, как я поселился здесь, я уже дважды подвергся вооруженному нападению. Думаю, что я буду чувствовать себя немного спокойнее, если при мне будет оружие. Несомненно, у вас есть оно, и не одно, и вы сможете одолжить мне.

– Я так и думал, что вы это скажете, – угрюмо пробормотал Лорн. – А если вы выстрелите в кого-либо и не промахнетесь, а мое оружие будет найдено, я попаду в хороший переплет, не правда ли?!

– Обещаю вам, что не промахнусь, но лишь в том случае, если буду вынужден стрелять, – горячо сказал я.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Однако вы попадете не в худший переплет, чем в тот, в котором я сейчас, – продолжал я. – Мне необходимо иметь средство самозащиты. А вы знаете, что произойдет, если я пойду и попытаюсь купить оружие.

– Через час вы скажетесь в тюрьме, – ответил Лорн с расхолаживающей уверенностью.

В конце концов он признался, что имеет два маленьких револьвера. Он сказал, что, если я обещаю не делать ничего необдуманного, он может, в случае необходимости, одолжить мне один из них. Мне было забавно слышать, как он употребляет слово «необдуманное», казавшееся слишком мягким в свете тех событий, с которыми оно было связано.

– Полиции уже удалось определить яд? – спросил я.

– Еще нет, – ответил Лорн. – Препараты посланы на анализ в парижские лаборатории. Похоже, что яд был не совсем обычный. Кстати, я выяснил, что никакой машины не было найдено. Поблизости находится только собственная машина Ловсхайма, но мисс Телли не запомнила, в какой машине она была увезена. Конечно, если ее похититель был в сговоре с Ловсхаймом, он мог воспользоваться его машиной. Но это проверить невозможно.

– Но, возможно, похититель не был убит и уехал на своей машине. В таком случае, убийство может не иметь Отношения к мисс Телли.

– Возможно, – согласился Лорн.

– Или же у него был сообщник, который убрал машину.

– Может быть.

– Этим сообщником мог быть Ловсхайм со своей машиной.

– Может быть, – повторил снова Лорн. – Но не забывайте о человеке во дворе.

Как мне хотелось бы выбросить из головы хоть на момент неожиданный рассказ миссис Бинг о Сю и о том, как погас свет. Я сказал:

– Человеком во дворе мог быть священник. Как вы считаете?

– А! – сказал Лорн. Он глядел вниз, но его голос как бы говорил: «Вот теперь становится „горячо“».

– Что вы думаете о его стараниях сфабриковать фальшивое алиби? – спросил я.

– Это, конечно, не аргумент, говорящий в пользу его невиновности, – осторожно сказал Лорн.

– Он утверждает, будто из-за своего сана хотел остаться не замешанным в это дело. По его словам, это была простая осторожность.

– О, – медленно сказал Лорн. – Значит, вы говорили с ним по этому поводу.

– Это не могло причинить вреда.

– Возможно, вы правы, – ответил Лорн. – Однако, если окажется, что он убийца...

– А вы думаете, что это он?

– Я полагаю, что это возможно, – ответил Лорн. – Хотя его биография, вероятно, в порядке. Всех нас, знаете ли, тщательно проверили. В А... давно уже не видели такого потока телеграмм и депеш. Все же документы могут быть подделаны, и полная проверка занимает очень много времени. Но умно ли было с вашей стороны сообщить ему о ваших подозрениях?