Черная Орхидея - Эллрой Джеймс - Страница 38

Наркоторговцы за стенкой стали о чем-то оживленно спорить. Увидев стоявший на туалетном столике радиоприемник, я включил его, чтобы заглушить перебранку. Мадлен уже сняла с себя свитер и нейлоновые чулки и принялась за нижнее белье, я же только начал раздеваться. Кое-как расстегнув заклинившую ширинку, я скинул брюки. Стараясь побыстрее отцепить кобуру, я порвал рубашку. Потом Мадлен легла на кровать — и карикатура ее сестры была забыта.

Сбросив с себя остатки одежды, я лег к ней. Она начала бормотать: «Не стоит их ненавидеть, они не такие плохие...», но мой поцелуй не дал ей договорить. Мадлен ответила, наши губы и языки впились друг в друга, и мы лобызались до тех пор, пока не стали задыхаться и не остановились, чтобы перевести дыхание. Я положил руку на ее груди и стал их мять и массировать. Она продолжала свое бормотание про остальных Спрейгов. Чем больше я целовал и ласкал ее и чем больше ей это нравилось, тем больше она бормотала про них, поэтому я схватил ее за волосы и прошипел:

— Не надо про них. Люби меня, будь со мной.

Мадлен повиновалась и скользнула ко мне между ног — как на том рисунке Марты, только наоборот. Оказавшись в ее власти, я понял, что вот-вот кончу, поэтому, оттолкнув ее голову, я прошептал: «Я, а не они», — и стал гладить ей волосы, пытаясь сконцентрироваться на глупой рекламе, звучавшей по радио. От Мадлен у меня был такой стояк, какого не было ни от одной женщины, с которыми я трахался в боксерских раздевалках. Немного остыв и почувствовав, что готов, я перевернул ее на спину и вошел в нее.

Обычный полицейский и богатенькая шлюшка исчезли. Это было единство двух душ и тел, извивающихся, катающихся по кровати, двигающихся в унисон, быстро, но все же никуда не торопясь.

Мы двигались как одно целое, пока не затихла музыка и не закончились радиопередачи — комната для случки погрузилась в тишину — слышны были только наши вздохи. В итоге мы кончили — одновременно.

После этого мы лежали, не отпуская друг друга, потные, но довольные. Вспомнив, что через четыре часа мне надо идти на дежурство, я застонал. Мадлен расцепила объятия и стала пародировать мою коронную улыбку, обнажила свои белоснежные зубы. Засмеявшись, я сказал:

— Ну вот теперь твое имя уже точно не появится в газетах.

— Если только мы не объявим о свадьбе Блайкерта и Спрейг.

Я тоже громко рассмеялся:

— Твоей маме это бы понравилось.

— Моя мама — та еще лицемерка. Она принимает таблетки, которые прописал врач, так что якобы не наркоманка. Я развлекаюсь, значит, я шлюха. У нее есть оправдание, у меня нет.

— Нет, есть. Ты — моя... — я не никак мог выговорить «шлюха».

Мадлен начала щекотать мой живот.

— Скажи это. Не будь забитым полицейским. Скажи это.

Я остановил ее руку, пока она меня не защекотала.

— Ты моя возлюбленная, ты моя ненаглядная, ты моя милая, ты — женщина, ради которой я скрыл улики.

Она укусила меня за плечо и сказала:

— Я — твоя шлюха.

Я засмеялся:

— Хорошо, ты мой нарушитель 234-А — ПС.

— Это еще что?

— Номер статьи уголовного кодекса, предусматривающего наказание за проституцию.

Мадлен вскинула брови.

— Уголовного кодекса?

Я поднял руки.

— Все, ты меня поймала.

Бесстыдница положила голову мне на грудь.

— Ты мне нравишься, Баки.

— Ты мне тоже нравишься.

— Я понравилась тебе не с самого начала. Скажи правду — поначалу ты просто хотел меня трахнуть.

— Это правда.

— Так когда же я стала тебе нравиться?

— Как только сняла с себя одежду.

— Ах ты, негодник! А хочешь знать, когда ты стал мне нравиться?

— Говори, только правду.

— Когда я сказала отцу, что познакомилась с симпатичным полицейским Баки Блайкертом. У него тогда чуть челюсть не отвисла от удивления. На него это произвело впечатление, а на Эммета МакКонвилла Спрейга очень трудно произвести впечатление. Я подумал о том, как жестоко он обошелся со своей женой, и просто сказал:

— Он и сам производит впечатление.

Мадлен заметила:

— Дипломат! Он грубый, скупой шотландский сукин сын, но он умеет постоять за себя. Ты знаешь, как он на самом деле заработал свои деньги?

— Как?

— Ганстерский рэкет и кое-что похлеще. Отец купил у Мака Сеннета гнилые пиломатериалы и заброшенные кинодекорации и построил из этого дома. У него по всему городу много разных зданий, не отвечающих элементарным нормам пожарной безопасности. И все они зарегистрированы на подставные фирмы. Он дружит с Мики Коэном. И его люди собирают арендную плату за это жилье.

Я пожал плечами.

— Мик на короткой ноге с мэром Бауроном и чуть ли не с половиной членов жилищной инспекции. Видишь мой пистолет и наручники?

— Да.

— За них заплатил Коэн. Он организовал фонд, который помогает младшим полицейским чинам приобретать снаряжение и амуницию. Хороший рекламный ход. Начальник городской налоговой инспекции никогда не проверяет его бухгалтерию, потому что Мик оплачивает бензин и масло для всех машин этого ведомства. Поэтому ты меня совсем не удивила.

Мадлен спросила:

— А хочешь узнать один секрет?

— Конечно.

— Половина квартала в районе Лонг-Бич, который построил мой отец, рухнула во время землетрясения 1933 года. Двенадцать человек погибло. Отец заплатил взятку за то, чтобы его имя вычеркнули из списка подрядчиков.

Я обнял ее.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

Поглаживая мои руки, она сказала:

— Потому что ты понравился отцу. Потому что ты — единственный кавалер, приведенный мной в наш дом, который ему понравился. Потому что он очень уважает силу и считает тебя сильным человеком. Если его вывести на откровенный разговор, возможно, он тебе и сам это скажет. Эти люди давят на него, а он отыгрывается на маме, потому что он построил те рухнувшие дома на ее деньги. Я не хочу, чтобы ты судил о папе по сегодняшнему вечеру. Первые впечатления обычно самые яркие, но ты мне нравишься, и я не хочу...

Я притянул ее к себе.

— Успокойся, малышка. Ты сейчас со мной, а не со своей семьей.

Мадлен крепко меня обняла. Я хотел, чтобы она знала, что все просто чудесно и не о чем беспокоиться, и приподнял ее лицо. По нему катились слезы.

— Баки, я тебе не все рассказала про мои отношения с Бетти Шорт.

Я схватил ее за плечо.

— Что такое?

— Не сердись на меня. Ничего серьезного. Просто не хочу это скрывать. Ты мне сначала не нравился, поэтому я не...

— Расскажи мне сейчас.

Мадлен посмотрела на меня, нас разделяла только пропитанная потом простыня.

— Прошлым летом я довольно часто шлялась по барам. Обычные бары в Голливуде. Я услышала, что есть девушка, очень похожая на меня. Меня это заинтересовало, и в нескольких барах я оставила записки: «Твой двойник хотел бы с тобой встретиться» — и номер телефона. Бетти мне позвонила, и мы сошлись. Поболтали и, в общем, все. Я случайно встретила ее снова в ноябре прошлого года в «Ла Берне» вместе с Линдой Мартин. Это было просто совпадение.

— И все?

— Да.

— Тогда, малышка, готовься. Пятьдесят с лишним полицейских прочесывают бары в Голливуде, и если они обнаружат хотя бы в одном из них твою записку, то приготовься к долгой разлуке с домом. Я тогда тебе уже ничем помочь не смогу. И если это случится, не обращайся ко мне за помощью, потому что я сделал все, что смог.

Отстранившись от меня, Мадлен сказала:

— Постараюсь сделать так, чтобы этого не случилось.

— Ты имеешь в виду, что твой папочка постарается?

— Баки, дружок, неужели ты стал бы ревновать к тому, кто вдвое тебя старше и вдвое слабее?

Я подумал о Черной Орхидее, перед глазами снова возникли газетные заголовки.

— Почему ты захотела встретиться с Бетти Шорт?

Мадлен поежилась, по ее лицу вспышкой пробежало неоновое отражение названия нашей гостиницы:

— Я вовсю старалась выглядеть стильной и отвязной, — ответила она. — Но по описаниям Бетти, которые я слышала, она была круче, чем я. И естественнее. Настоящее дитя природы.