Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Москва под ударом - Белый Андрей - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

– Проверченко – нефть: дело ясное! Встал Гераклит: поучал:

– Так текучая жидкость, ища себе выхода, одолевает все косности твердого тела: и так: рациональные ясности форм распадаются в пламенных верчах текущего: метаморфоза Проверченки – шило, бухгалтер, кубарь и Верчонкин приятель – есть знак, что Коробкин отправится в Каппадокию.

Профессор, жестоко смеясь, попытался смутить Гераклита:

– Вы что же-с, – гидролог?

И – знал он прекраснейше: во времена Гераклитовы гидрологический – да-с – институт еще не был открыт; Гераклит не смутился: ни капельки!

– При изучении жидкого или же газообразного тела должны мы воспользоваться (вы читали Эйнштейна?) – системой текучих осей; вся система вселенной Ньютона разложена в параллелограммы, сведенные к непеременным осям, объясняющим нам неподвижную форму; Проверченко в ней проверяет коробки; коробки завертятся – в «каппе»: ступайте-ка – в Каппадокию вы!

«Каппа» – Коробкин.

____________________

С открытием этим проснулся: открытие – чушь! Заморел от жары он сегодня за чтением «Математик амюзабль».

Клюнул носом: пошел, раскачавшися левой рукою, – сложить свои плечи в подушки: хотелося – сгаснуть, исчезнуть, не быть: вместо сна – началось это все: в голове завертелось: подушки – вертелись: желудок шалил эти дни (с молока); он – икал и отрыжку имел; прилив крови давал себя знать; и – шумело в ушах.

Все же – нечего делать: безделье!

В Москве он трудился дненощно; сидел над бумагами; здесь же, на даче, два пальца свои подоткнув под очки, он садился на лавочку, в солнце уставясь, драл до крови руки, которые Наденька мазала маслом гвоздичным; а то комары донимали; иль, взяв разрезалку, излистывал и перелистывал «Математик амюзабль»; под кустом бузины; или, сев биквадратиком пред муравьиного кучею, тыкался в кучу.

Он весь обвисал парусиной, коричневолобый, обжаренный солнцем; нестриженой бородой густопсел под природой; все – пил молоко; и читал Уильки Коллинза.

____________________

Надя с серебряной песней увиделась – промельком: в синей кофтенке, расплесканной в ветре, в ажурных чулочках; и глазки сощурила мило, на – «папочку»; бурно возливость выказывал у подоконников: хлопотуном озабоченных мух защемляя и бегая пальцами за длинноногой караморой.

«Папочку» в эдаком виде заставши, от смеха кри-вулькою сделалась:

– Что это вы?

– Так себе…

– За караморой гонитесь.

– Длинные ноги какие.

Карамора оторвалася, оставивши ногу меж пальцами.

– Будет вам!

Заворкотушила; и, раздуванчиком юбки развеявши, громко в ладоши захлопала:

– В лес! Потащила его:

– Погоди, мой дружок, где-то тут, – суматошился он, – котелок, в корне взять…

Котелок захватил: носил в городе шляпу годами он: а, уезжая в деревню, он вырыл из рухляди свой котелок, о нем вспомнив, – изорванный, рыжий; и старый.

– Надели бы шляпу…

Профессор, надвинув на лоб котелок, взявши зонт дождевой, хотя в небе не виделось облак; довольный собой, с себя снял котелок, осмотрел его, снова надел.

– Превосходный убор головной, – говорил рационально.

И, выхвативши носовой свой платок из карманчика, по сапогу запыленному бил, подняв ногу (дурная привычка платком носовым чистить ноги).

7

Сырело и мглело.

Подсосенки, сосенки, малый сосняк; серо-розовый зяблик упархивал в иглы; придуха; елушником пахло: Надюша визжала арфичными звуками и нагибалась к лиловым, к еловым, к уже набухающим шишкам.

– Сосновые шишки, – не шишки: сушишки!

– Как так?

– А еловые шишки – лиловые шишки; так гладкая шишка – елшишка; а эта вот, – и показала она шишку с коричневым, гладким, сплошным, золотистым загаром, – ершишка: заёршилась.

Эти слова ему были приятны:

– Дочурочка!

В шишку он внюхался: шишка – смолистая; шишка – душистая; Наденьке очень полезно вдыхать этот воздух: сухой ведь плеврит!

Поскользнулся: рассклизился широкошляпный подъяб-лочник под башмаком; синестволыми соснами бор засмолел и нахмурился: сучник – прямой, строевой; и лиловая баба с белясым оплечьем в передник сушняк набирала.

Профессор устал: он уселся со вздиркой мохров прямо в мох, – на карачки; и – тыкнувши в мох карандашик, на Наденьку вздернулся:

– Да!

– Что вы там? '

– Добродетельный очень мураш.

Красно-карий мураш, встав на задние лапки, вертел двумя усиками. Оттащила:

– Опять!

Точно он собирался писать сочинение: «Жизнь муравьев».

Открывалася им синемилая даль; открывалась дачами дачная местность, откуда вечернее облако, темный моргач, повисало, на молоньях, под вечер ясно-лиловою глыбой себя выявляя; для уха открылся дударь: провещался рожком; и – закрылся для глаза: протменьем; протменье – шло облаком пыли, из центра которого слышались щелки бича, густой мык:

– Говоря рационально – что там?

– Стадо.

Надя цветы собирала, Ивана Иваныча нежно склоняя к цветам:

– Львиный зев…

Он очки наставлял:

– Да-с – прекрасно, прекрасно.

Процвет луговой; сарафанчик: такой надуванчик.

– Вот кашка.

Очки наставлял он на кашку.

– Прекрасная-с!

– Знаете? Травку показывала.

– Это что же?

– Трава валерьянова. Цветоуханно!

– Ты, – спешно достал свой платок, – там… – И бил по носику запыленному им, пыль счищая, – гуляй себе… Ну, -…

Посмотрел на часы:

– Мне – пора-с.

– ?

– Я к Никите Васильевичу. Задопятов поблизости жил.

Кувырки своим носом пуская, он несся в полях – за сквозным мотыльком; завертел черным зонтиком.

____________________

Скрылась с серебряной песенкой в зелень, жидневшую солнечную желтизною, вспугнув синезобую птичку: колечко играло сквозь зелень лиловою искоркой с пальчика: две горихвосточки вспышками красно-оранжевых хвостиков из-за шиповничьих зарослей яро бросились за мушкой – у пруда с бутылочно-цветной водой, отражающей сумрак оливковых рощ: ликом, ясным, как горный хрусталь, – отразилась она: развевалась на плечике густоросль мягких, каштановых прядей.

И – бросила камушек.

Отблеск серебряный тронулся; пруд – передернулся: блеснью излива; и – зеленоного стрельнула лягушка: туда пузыречек серебряный глюкнул из глуби; паук водяной, неподвижно распластанный, – прочь устрельнул: под купальню, пропахшую очень горькой ольхою и плесенью.

8

Хлюпали ноги мохнаем; пошел – мокрозем; места – топкие; фикал болотный кулик; сине-ртутной водицей болотце блеснуло из рясок и аэров с мельком раскромсанных мошек; парок: подтуманило; села кривулькой: бочок поднывал; у села Пересохина (с непросыхающей лужею), где тупоуглые домики криво валились промшелыми крышами, – выбралась у коноплянников; здесь неискосный лопух расширялся вполроста.

Вдруг стала: прислушалась.

Явственно кто-то, как щепкое дерево, задроботал – очень тоненьким, чтеческим голосом:

– Этот лопух называют еще «чумный корень», а ягоды – нет у него.

И ответило: хрипом и гнусами:

– Много ли ягод: две-три; и – обчелся! Приблизилась Наденька.

– Много ли ягод? Ну, это – напрасно вы; всякая ягода есть: голубика, крушина, дурман, волчья ягода… все это – ягоды…

Наденька видела – нет никого: лопухи; лопухи помолчали: и вдруг, почти рядом качнулся без ветра стареющий зонт лопушиный под небо – представьте – с немецкою песней:

Es Sauseln die Linden
Und seufren herum:
«Warum warst du blinde,
Warum warst du dumm?»
In Sunde und in den
Genuss gehn wir ab
Zum Sinken, zum Findcn
Den traurigcn Grab [22]
вернуться

22

Es sаuscln die Linden

Und seufzen herum.

«Warum warst du blinde,

Warum warst du dumm?»

Jn Sunde und in den

Genuss gehn wir ab

Zum Sinken, zum Finden

Den traurigen Grab.

Построчный перевод А. Белого:

Липы шепчутся и вздыхают кругом:

«Почему ты был слеп и глуп?»

В грехе и наслаждениях идем мы ко дну,

Чтобы найти печальную могилу.