Москва под ударом - Белый Андрей - Страница 14

О жизни полезной.

Притом: видно сразу, что – швец очень дельный; словами строчит, точно шапкой двоих накрывает; за словом не лезет: словами, как спичкою, – шаркнет, чиркает.

Свет высекается!

Этот тщедушный уродец, бывало, появится, юркая вздергом горба; и – картузик долой; кресты – в угол: Задонскому; прыгает глазками:

– Силе Мосеичу, яко достойному…

Два свои пальца – в кармашечек: за табаковкою:

– Честь и хваление. Нюхает, сделавшись морщиком:

– Пчх.

– Будьте здоровы.

– Спасибо!

И нос очищает платком своим красным; а «ижицу» -прямо в живот: с табаковкой:

– Чихните-с!

Прочоха – дождется: с прочохом – поздравит. Потом уж затворятся. Грибиков – к двери:

– Не пейте, – отеческим голосом громко дрежжит Вишняков.

– Этим чортовым зельем спалите утробу.

На блюдечко дуются губы, означив над скулами всосы:

– Бог шлет вам деньжат, – ерзнет задом – чорт -дырку.

И чешет по воздуху отеческим голосом:

– В чортову дырку деньжата профукнете. Будто читает Псалтирь.

И – просунется Грибиков:

– Верно!

На карлу рукой гребанет:

– Ты-то!

Жалится едко на карлика:

– Якает целыми днями про нос. И – под двери.

Портной заюрзикает задом; глазами добреет:

– Про нос вы оставьте, пожалуйста: зря… Оно – верно: со свищиком ходите.

Дует на блюдце.

– Кого чорт рогами под бок, – чашку донышком вверх, – не пырял?

И на блюдце поставит.

– А нос, – ну, конечно: пером его тронешь, – щекотно: а вы, можно прямо заметить, бабацали носом по жизни; и вы же остались без носа…

Юродит словами с болезненным, строгим лицом:

– А вы так не горюйте: кто – ходит без носа, кому – послан горбик.

Задумается:

– Еще хуже пред райскою дверью при носе остаться! Моргнет:

– Коль душа уцелела, так нос еще вырастет, может, с аршин у нее: во какой!

Он покажет рукой.

– Вы без носа, а «о н»? – без души.

– Это кто же за «он»? – беспокоится Грибиков.

– Он потащил вас на дело – срамное, кровавое; руки в крови у «него»: вы ж болезнью своей мыли кровь… Даже, можно заметить, – душа у вас есть… Кто же с прибылью?

Дернет рукою шпинечек бородавки:

– Я так полагаю, что – вы!

– Не пойму я, – о чем они это, – понюхает Грибиков. Пахнет придухою, кашей, портным.

– Что ж, – без носа… Носами не всем щеголять: – неприятно и сухо дрежжит Вишняков, – щегольство одолело: а вошка – рвет рот свой, до правого уха – заела!

Не выдержит Грибиков: сунется:

– Ты – поучись у него: это – правильно. Схватится он за подштанники:

– Вошка – заела: за-ее-ла! Грозит двумя пальцами.

5

Веяло летними цветнями: дул тепелок: блекотала листва; завихорились пыли и прахи; подбросились ветки, подбросились листья; над ними вдали – солносядь; накитаяло Небо: кенаровым цветом и тихостью синей; означились грусти; пробрызгались травы слезистым бериллом; жара оседала мутнеющим сгаром; пожухли окрестности: стены и крыши.

В открытом окошечке из самоварной трубы вылетали в нахмур красноглазые искры.

Окно распахнулося; в вечер уставились две головы: одна – черной наклейкой дыры носовой, а другая – шпинечком бородки: она показала до правого уха разорванный рот: и – дрежжала под облако:

Карлик «Яша» подтягивал:

Голосами слилися: под облаком:

– Негодяи!

– Поют…

– Этот Яшка, – со сватом…

– К княжне, стал быть, сватают.

– Тоже, – нашла…

– Женишишечка!

И окошечко захлопнулось: медистым вечером; звездочка, ясочка, теплилась, точно в зыбели младенец; подпахивал ямник.

Когда уже смерклось, из желтого домика вышел портной Вишняков: – и пополз в переулок; казалось, – ползет по земле: а живот провисал между ног: и под небо взлетела ужасная задница.

Голову гордо закинув, пошел вдоль заборов.

Увидевши это явленье природы-насмешницы, можно бы было, пожалуй, упасть на карачки с тоски за судьбу человека: но, поговорив с получасик с «явленьем» – отнюдь не кунсткамеры, – и веселей, и бодрее глядели на жизнь, потому что с достоинством, с грацией даже портной Вишняков через жизнь проносил подпрыг зада.

Сперва – ужасались.

Потом – удивлялись.

Уже лиловатого вечера грусть означалась над крышами зеленорогой луной – со звездой впереди, с ослепительным, с белым Юпитером; дом черноокими окнами молча вгляделся во все, заливаясь слезами оконного отблеска; загро-зорело: деревья, дичая нашоптом, бессмыслились; пагубо-родное что-то закрыло луну черно-желто-зеленою лапою; вспыхом шатнуло деревья; и тьма зашаталася: падая, выбросились за фасадом фасад, треснув черными окнами, черным подъездом, подъездным уродом, с пропученным зонтиком. И поднеслась на мгновение белая плоскость стены с четко черченым черным изломом под небо взлетевшего зада: судьба человека, которого мучила жизнь.

Таки и «я»: выпирается под небо: под небом каменный ком, завалившись, ему угрожает упадом

Надвинулась туча; под ней все смирнело; казалося, что красножалая молнья прожалит -

– вот, вот -

– все -…

И раздается громовое:

– «Tap -

– тар -

– ррыы!»

6

Парило.

Все-то профессор вертелся во сне, бормотуша:

– Анализ Проверченки на основании тщательного звукового состава… дает.

Завертелся:

– Проверченко – множество смыслов: он – метаморфоза их всех.

Привскочил:

– Да-с!

– Нет форм!

– Только – формы движения!… Вновь завалился:

– Сегодня – коробка, а завтра, – а завтра, – вскосма-тился он, – «каппа» какая-нибудь!

Эта чушь донимала: вертелся с таким впечатленьем, что все – переверчено, изверчено: странно винтило в спине: он увидел: подушка – проверчена.

Верченко!

– Вертится: верно – кубарь.

Не кубарь!

– Дырку вертит он: шило!

Не шило!

– С Верчонком своим.

– «Не «Верчонок», а – «Софочка»: правду открыла:

– Счета проверяет.

– Бухгалтер!

Бухгалтер, Пров Ерченко, – не пожелал проверять: непроверченко. «П» же «Роверчен и К°» Поль Роверчен – на острове Капри имел свою виллу; владения «К°» оказались – заборами вблизи Баку; был на них – черной краскою выведен вскрик:

– Проверьянц.

За заборами ж – только пески.

Проверьянц – забурил: фонтан нефти поднялся под небо: