Женщины - Буковски Чарльз - Страница 77

На следующее утро Тэмми нашла у себя в сумочке рецепт.

– Мне надо его отоварить, – сказала она. – Посмотри.

Он весь уже измялся, а чернила расплылись.

– В чем тут дело?

– Ну, ты же знаешь моего брата, он залип на колесах.

– Я знаю твоего брата. Он мне должен двадцать баксов.

– Ну вот, он хотел у меня его отобрать. Пытался меня задушить. Я засунула рецепт в рот и проглотила. Вернее, сделала вид , что проглотила.

Он засомневался. Это было в тот раз, когда я тебе позвонила и попросила приехать и вышибить из него все дерьмо. Он свалил. А рецепт по-прежнему у меня во рту был. Я его еще не использовала. Но его можно отоварить тут. Стоит попробовать.

– Ладно.

Мы спустились на лифте на улицу. Жарища стояла выше 100. Я едва шевелился. Тэмми зашагала по тротуару, а я поплелся за ней – ее шкивало с одного края на другой.

– Давай! – говорила она. – Не отставай.

Она сидела на чем-то – похоже, на транках. Как отмороженная.

Подошла к газетному киоску и начала рассматривать журнал. Кажется, «Варьете». Она всё стояла там и стояла. А я стоял с нею рядом. Скучно и бессмысленно. Она просто таращилась на «Варьете».

– Слушай, сестренка, либо покупай эту дрянь, либо шевели поршнями! – То был человек из киоска.

Тэмми зашевелилась.

– Боже мой, Нью-Йорк – кошмарное место! Я просто хотела посмотреть, напечатали что-нибудь про тебя или нет!

Тэмми двинулась дальше, виляя задом, заносясь с одного края тротуара на другой. В Голливуде машины бы причаливали к бровке, черные исполняли увертюры, ей били бы клинья, пели серенады, устраивали овации. Нью-Йорк не таков: он истаскан, изможден и презирает плоть.

Мы зашли в черный район. Они наблюдали, как мы проходим мимо: рыжая девчонка с длинными волосами, обдолбанная, и пожилой парень с сединой в бороде, устало идущий следом. Я кидал на них взгляды – они сидели на своих приступках; у них хорошие лица. Они мне нравились. Мне они нравились больше, чем она.

Я тащился за Тэмми вниз по улице. Потом нам попался мебельный магазин. Перед ним на тротуаре стояло сломанное конторское кресло. Тэмми подошла к нему и остановилась, уставившись. Как загипнотизированная. Не отрываясь, она смотрела на это конторское кресло. Трогала его пальчиком. Проходили минуты.

Потом она на него села.

– Послушай, – сказал я ей, – я пошел в гостиницу. А ты делай, что хочешь.

Тэмми даже головы не подняла. Она возила руками взад и вперед по подлокотникам. Она пребывала в своем собственном мире. Я развернулся и ушел в «Челси».

Я взял немного пива и поехал наверх на лифте. Разделся, принял душ, привалил пару подушек к изголовью кровати и лег, потягивая пиво. Чтения принижали меня. Высасывали душу. Я закончил одно пиво и принялся за другое.

Чтения иногда приносили кусочек жопки. Рок-звезды получали свою долю жопки; боксеры на пути наверх – тоже; великим тореадорам доставались девственницы.

Почему-то только тореадоры хоть немного этого заслуживали.

В дверь постучали. Я встал и на щелочку приоткрыл ее. Там стояла Тэмми. Она толкнула дверь и вошла.

– Я нашла эту грязную жидовскую морду. За рецепт он хотел 12 долларов! А на побережье всего 6. Я ему сказала, что у меня только 6 баксов. Ему насрать. Поганый жид гарлемский! Можно мне пива?

Тэмми взяла пиво и села на окно, свесив одну ногу и высунув одну руку. Другая нога оставалась внутри, а рукой она держалась за поднятую раму окна.

– Я хочу посмотреть Статую Свободы. Я хочу увидеть Кони-Айленд! – заявила она.

Я взял себе новое пиво.

– Ох, как здесь славно ! Славно и прохладно.

Тэмми высунулась из окошка, засмотревшись.

Потом заорала.

Рука, которой она держалась за раму, соскользнула. Я видел, как большая часть ее тела исчезла за окном. Потом появилась вновь. Она каким-то образом снова втянула себя внутрь и обалдело уселась на подоконник.

– Это было близко, – сказал я ей. – Хорошее стихотворение получилось бы. Я терял много женщин и по-разному, но это был бы новый способ.

Тэмми подошла к кровати. Растянулась на ней лицом вниз. Я понял, что она обдолбана до сих пор. Затем скатилась с постели и приземлилась прямо на спину. Она не шевелилась. Я подошел, поднял ее и снова положил на кровать.

Схватил за волосы и злобно поцеловал.

– Эй… Что ты делаешь?

Я вспомнил, как она обещала мне кусок жопы. Перекатил ее на живот, задрал платье, стянул трусики. Я влез на нее и всадил, стараясь нащупать пизду. Я всё тыкал и тыкал. Потом вошел внутрь. Я проскальзывал всё глубже и глубже. Я имел ее как надо. Она еле слышно похныкивала. Затем зазвонил телефон. Я вытащил, встал и ответил. То был Гэри Бенсон.

– Я еду с магнитофоном брать интервью для радио.

– Когда?

– Минут через 45.

Я положил трубку и вернулся к Тэмми. Я по-прежнему был тверд.

Схватил ее за волосы, впечатал еще один яростный поцелуй. Глаза у нее были закрыты, рот безжизнен. Я снова оседлал ее. Снаружи они сидели на своих пожарных лестницах. Когда солнце начинало спускаться и появлялась кое-какая тень, они выходили остудиться. Люди Нью-Йорка сидели там, пили пиво, содовую, воду со льдом. Терпели и курили сигареты. Оставаться в живых – уже победа. Они украшали свои пожарные лестницы растениями. Им хватало и того, что есть.

Я устремился прямиком к сердцевине Тэмми. По-собачьи. Собакам лучше всех это известно. Я месил без роздыху. Хорошо, что я вырвался с почтамта.

Я раскачивал и лупил ее тело. Несмотря на колеса, она пыталась что-то сказать.

– Хэнк, – говорила она.

Наконец, я кончил, затем отдохнул на ней. Мы оба истекали потом.

Я скатился, встал, разделся и пошел в душ. Снова я выеб эту рыжую, на 32 года моложе меня. В душе я почувствовал себя превосходно. Я намеревался жить до 80, чтоб ебать 18-летнюю девчонку. Кондиционер не работал, но работал душ. Мне в самом деле было хорошо. Я был готов к интервью для радио.