Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака - Эпосы, легенды и сказания - Страница 24

– Что же вы тут сидите? Ведь им уж все известно, сюда войско идет, чтобы вас захватить.

Всполошились тут все, говорят:

– Что делать? Как быть?

Заспорили они, а потом Хаман, юноша пригожий и добронравный, сказал Самаку:

– О благородный муж, знаю я один выход, а другого мы не придумаем, только погибнем все понапрасну. Есть здесь поблизости квартал, и в том квартале – большая улица. Каменной называется. А прозвали ее так потому, что она среди горного камня вытесана, и попасть на нее только с одной стороны можно. Пойдем на ту улицу и укроемся там, так что никакое войско на свете нас не возьмет: мы ведь со всех сторон защищены будем, там что справа, что слева – скала каменная.

Тут все его стали хвалить, говорят: очень ты вовремя вспомнил об этом! Затем они враз собрались, вооружились и вышли; Саманэ тоже с ними пошла. И спрятались они в том месте.

Только они скрылись, как явился, Шир-афкан, а с ним двести воинов: вокруг дома рыщут, гикают да свищут, а внутрь вошли – никого не нашли. Растерялись они. Стали народ расспрашивать, не выходил ли кто из дома. Выходили, люди отвечают, сей момент целая толпа отсюда вышла да на Каменную улицу направилась. Поспешил Шир-афкан со своим войском к той улице.

Когда войско туда подошло, Хоршид-шах с Фаррох-рузом заступили выход с улицы и сказали:

– Это наше дело!

А Фаррох-руз был преотличный лучник, он воскликнул:

– О царевич, дозволь мне свое умение показать, пусть народ знает, что среди нас трусов нет!

С этими словами приготовил он колчан, снял лук, натянул тетиву, опустился на колено, прицелился и выстрелил во всадника, который супротив него стоял. Стрела его насквозь пробила и в другого угодила, так что оба они друг на друга повалились.

Пока день не кончился, каждая стрела Фаррох-руза разила человека. Так он стрелял, пятьдесят человек свалил, а вокруг сто тысяч народу собралось поглазеть на это зрелище. И все они славили Фаррох-руза за такую меткость – ведь ни одна стрела мимо не пролетела! Все повторяли: до чего же отважный юноша! Одни говорили: «Это Хоршид-шах, который коня усмирил и чернокожего победил. Он еще в схватке с негром свой талант показал!» Другие поправляли: «Фаррох-руз это, которого кормилица унесла. Хорошее они себе укрепление выбрали – здесь они устоят перед войском Фагфура, хотя их мало, а тех много». Третьи призывали: «Собирайтесь все им на помощь! Они – народ честный, Фагфуру и его присным ничего дурного не сделали».

Когда наступила ночь, Шир-афкан с войском отправился восвояси, к Мехран-везиру вернулся, а Шогаль-силач и другие вышли к уличным воротам, стали Фаррох-руза хвалить.

Шогаль сказал:

– Нам нужны хлеб и вода, а еще надо подумать, как лучше вход сюда стеречь.

– Что о хлебе насущном печалиться, отец? – возразил ему Самак. – Господь нас из такой беды вызволил – он нам и пропитание пошлет, не будет наших просьб дожидаться.

Пока они так беседовали, набежал люд городской, стар и млад, принесли мяса и сластей, факелы и бурдюки с водой, пришли юноши вооруженные, чтобы их поддержать, слугами Хоршид-шаха стать. По двое, по трое со всего города сходились, а когда на небесах появилось светило, озаряющее земной простор, их собралось уже четыреста душ – все в полном вооружении и снаряжении.

Когда ночь сменилась днем, войско Фагфура подступило к проходу на улицу, загремели военные барабаны, затрубили трубы. Две-три тысячи воинов в ряд выстроились! Хоршид-шах сказал:

– Сегодня мой черед! Здесь проход узкий, всем вести бой невозможно, а наружу выйти нам тоже нельзя.

– Взялся царевич за лук и стрелы и такое мастерство в стрельбе явил, что все в изумление пришли. Едва кто-нибудь в войске Фагфура шевельнется, стрела Хоршид-шаха его тотчас поражает, так что к заходу солнца много жертв набралось. Самак стоял с Фаррох-рузом возле Хоршид-шаха, наблюдал. Вдруг упал его взгляд на, Шабдиза, гуляма Мехран-везира. Он сказал:

– Все наше беспокойство и трудности из-за этого ублюдка.

Не успел Самак еще договорить, как Фаррох-руз стрелу послал, и она пронзила грудь, Шабдиза, и тот упал и умер, не дожидаясь приказа Мехран-везира, расстался с жизнью.

А рядом с Шабдизом Шир-афкан стоял. Когда он увидел, что случилось, испугался, удачный выстрел похвалил, однако же остался на месте стоять.

Потом прибыл туда Мехран-везир, чтобы проверить, как дела идут. Видит, много воинов полегло уже. Обратился Мехран-везир к, Шир-афкану:

– Богатырь, а на их стороне смерть никого не настигла?

– Нет, – отвечает тот, – это потому, что место здесь тесное. Фаррох-руз вчера бой вел, сегодня Хоршид-шах против нас обороняется, а подойти к ним никто не может. А коли мы стрелы пускаем, они туда не долетают, так как проход очень узкий.

Мехран-везир говорит:

– Ну, богатырь, с этими людьми тебе не справиться, они – народ упорный, друг за дружку горой стоят, да и укрытие себе подобрали надежное. Ты день-деньской с ними бился, много народу положил, а противная сторона ни одного человека не потеряла. Однако же надо хоть как-нибудь их проучить – следует ведь и о своей доброй славе подумать. Нужно придумать, как их извести. Вели-ка доставить побольше дров и хворосту да сложить у входа на улицу. Пусть хворост подожгут, чтобы они на той улице погибли от голода и жажды, чтоб их солнце спалило и пламень пожег. А то ночью они доберутся до воды и хлеба, да и горожане им еды принесут, а наутро опять так же сражаться станут, и никому с ними не совладать.

Шир-афкан сказал:

– Так и надо сделать.

Остались они там и послали за дровами.

А тем временем на Каменной улице кто сидит, а кто спит-лежит. Самак-айяра было сон сморил, потом вдруг проснулся он и молвил:

– О царевич, привиделось мне, будто сидим мы все на прекрасной зеленой лужайке, а вокруг нас стадо бродит – голов сто жирных овечек. Вдруг, откуда ни возьмись, дракон появился – и на нас! Испугался я, побежал от дракона, а от тех овец осталось при мне только три, остальные же скрылись неизвестно куда.

– Брат, это означает, что несчастье случится, – ответил ему Хоршид-шах. – Останемся мы вчетвером – ты, да я, да Фаррох-руз, да Шогаль-силач. А беда эта на наших храбрых молодцов обрушится, тогда как мы в стороне окажемся или выход какой-то сумеем найти. Вот кабы удалось им тоже помочь! Самак-айяр говорит:

– Недостойно благородных мужей людей в беде бросить, а самим избавление найти. Они ведь ради нас жизни не щадят! И мы, пока живы, с ними будем.

– Даже если придется нам, себя защищая, уйти отсюда, – вторит ему Хоршид-шах, – мы отступим, чтобы им жизнь сохранить. Не будет так, чтоб одним горе и утрата, а другим – покой и отрада, надо нам о них позаботиться.

С этими словами вышли они наружу, за ворота той улицы. Видят, понатащили со всех сторон дров и хворосту, навалили кучей у прохода на улицу. Сложили костер высокий, нефтянщики дрова нефтью поливают, огонь зажигают.

– Смотри, Самак, – говорит Хоршид-шах, – вот он, твой дракон, которого ты во сне видел: огонь это.

Стоят они, смотрят, а дрова все подносят, в пламя кидают, так что разгорелся пожар невиданный. Народ на Каменной улице уж от огня страдать начал, отошли люди подальше, на другой конец улицы, где пошире да попросторней было.

А Шир-афкан наблюдал за всем этим издали, как раз против Хоршид-шаха и его товарищей стоял. Повернулся Самак к Шогалю и говорит:

– О учитель, будь что будет, готов я жизнью рискнуть, только бы убить Шир-афкана – за то, что он нашей крови жаждет, погубить нас решил. Этот мерзавец неспроста старается, наверняка Мехран-везир что-то затеял, вот они и усердствуют ради этого.

Шогаль ему отвечает:

– Богатырь, да ведь войско-то у них огромное, а у нас на тебя вся надежда. Против такого войска в одиночку идти – не выдюжишь.

– А вы не робейте. Или айяром быть, или труса праздновать! Коли не пришел мой час, никто на свете мне вреда не причинит.

Сказал так Самак, вытащил нож и смело врезался в шахское войско. Те опомниться не успели, а он уж вонзил клинок в грудь, Шир-афкана, да так, что лезвие из спины наружу показалось., Шир-афкан упал. Тут воины Самака окружили и захватили, а он тем временем еще семерых уложил.