Потерянный дом, или Разговоры с милордом - Житинский Александр Николаевич - Страница 46

В магазине Ирина купила яиц, колбасы, сыра, молока и с нагруженной сумкой пошла домой другим путем – по проспекту Щорса. Путь этот оказался короче. Через пять минут она уже была на улице, перпендикулярной к Безымянной, то есть, собственно, на той улице, где стоял ныне дом, ибо Безымянной более не существовало.

Как я уже говорил, прилетевший дом заткнул ее, выйдя своими торцами на две тихие улочки, прежде пересекавшие и ограничивавшие Безымянную. Ирина вышла из дому на первую из них – она называлась Подобедова, – а вернулась по второй, Залипаловой. Залипалова была пошире. Наш дом встал аккуратно, торец его был вровень с фасадами старых домов, так что не слишком бросался в глаза, несмотря на современную стандартную архитектуру. Смущало лишь то, что не существовало единой линии тротуара, ибо дом наш опустился на проезжую часть. Закругления поребриков, ранее ограничивавшие въезд на Безымянную, теперь нелепо втыкались в основание кооперативного дома в двух шагах от образовавшихся слева и справа проходных щелей.

У входа в щель со стороны Залипаловой улицы дежурил другой постовой. Когда Ирина проходила мимо, он тихо осведомился:

– Вы здесь живете, гражданка? Или просто пройти?

– Живу, – кивнула Ирина.

Она успела заметить, когда подходила, что милиционер регулировал поток прохожих: одних направлял в правую щель, других – в левую. Ирина поняла, что в правую щель допускались жильцы дома, а в левую, со стороны которой подъездов не было, проходили случайные прохожие, которым необходимо было попасть с Залипаловой на Подобедову.

И вот что примечательно: ни удивленных возгласов, ни беспокойства, ни страха, ни обмороков у случайных прохожих не замечалось. Реагировали они на неожиданно возникшее препятствие довольно спокойно. Раз поставили здесь дом – значит, надо. Не нашего ума дело.

Ирина поднялась в лифте на девятый этаж, причем ее попутчицей оказалась косящая одним глазом кооператорша, про которую Ирина знала, что она с пятого этажа. Было ей за пятьдесят, и она тоже, как и Ирина, держала в руках полиэтиленовый пакетик с яйцами.

– Вы на собрание пойдете? – спросила она.

– Да, – кивнула Ирина.

– Сегодня многое решится, – с какой-то надеждой проговорила женщина, но что именно решится – сказать не успела, ибо лифт достиг пятого этажа. Она вышла, сердечно кивнув Ирине, как старой приятельнице.

Когда Ирина Михайловна подошла к двери своей квартиры, сердце вдруг снова забилось; представилось ей, что Евгений Викторович уже дома, в тапках, играет с Егорушкой... вспомнился он ей почему-то молодым, тридцатилетним, худым и веселым, и обида на обманувшую их обоих жизнь вдруг вспыхнула в душе неимоверной болью – причем именно так и подумалось: жизнь обманула, судьба. Будто ни Евгений, ни она, ни та же пресловутая Жанна – пропади она пропадом! – виноваты ни в чем не были, а играли роль страдательную.

Она секунду постояла перед дверным глазком, вслушиваясь. И правда, из квартиры доносились голоса. Ирина вошла и заглянула в комнату сына. Егорка сидел на стуле рядом с открытым окном, держа на коленях какую-то плоскую коробочку с откинутой крышкой. Напротив него, у своего окна, сидел Григорий Степанович, держа перед собой такую же коробочку. Вид у обоих был увлеченный.

– Дэ-восемь! – крикнул Егорка.

– Ранен! – отвечал генерал.

– Дэ-девять!

– Убит!

– Крейсер трехтрубный, – констатировал Егор, и тут Ирина Михайловна поняла, что они со стариком играют в «морской бой», причем комплект игры был отнюдь не самодельный, а фабричного изготовления, с кораблями на магнитиках. Такой игры у Егора она не помнила, но предположить, что «морской бой» принадлежит старому генералу... Довольно нелепо.

– А, Ирина Михайловна! – приветствовал ее Николаи. – А мы тут развлекаемся. Ваш сын меня бьет. У меня осталась подводная лодка и эсминец...

– Ка-три! – выкрикнул Егорка.

– Убил! – сокрушенно воскликнул генерал.

Егорка сиял.

– Где же ты взял такую игру, Егор? – спросила Ирина.

– Григорий Степанович дал, – ответил сын.

– У меня замечательная игротека, – кивнул старик.

Ирина присела рядом с сыном. Егорка в два счета закончил уничтожение «кораблей» Григория Степановича, после чего неугомонный генерал кинул ему пару соломинок, и они совместно приступили к изготовлению мыльных пузырей. Егорка, пользуясь указаниями генерала, принес блюдечко с водою, мыло (то же проделывал в своей комнате генерал), развел его в воде, и через минуту они с генералом уже выдували друг другу навстречу радужные пузыри, которые тихо скользили вниз, в темную пропасть щели.

Ирина не могла скрыть улыбку, ушла в другую комнату, там растерянно усмехнулась: вот тебе и еще один член семьи... свято место пусто не бывает. А из детской доносились восторженные возгласы: «Ну и шар! Прямо монгольфьер! Егор, ты опять меня объегориваешь!». Егорка смеялся, как колокольчик.

Ирина принялась готовить обед, а когда пришло время, автоматически позвала:

– Мальчики, идите обедать!

И вспыхнула, прижав ладони к щекам. Ничего себе! Она бросилась в детскую. Николаи и Егорка занимались тем, что выстукивали азбукой Морзе сообщения друг другу, пользуясь детским телеграфным аппаратом, принадлежавшим Егорке. Между окнами квартир тянулся электрический провод.

– Егорка, иди обедать, – сказала Ирина. – Вы извините, Григорий Степанович...

– За что? – поднял брови генерал.

– Вырвалось у меня... – смутилась Ирина.

– «Мальчики»? Ну, что ж. Меня это устраивает. Вполне. К сожалению, на обед прийти не смогу. То есть прилететь не смогу. Пока еще не умею летать. Но не исключено, что научусь, Ирина Михайловна, – улыбнулся Николаи.

Ирина с Егоркой пообедали. За обедом сын был в возбуждении, вызванном играми с генералом, мать же рассеянно подносила ложку ко рту, чувствуя странную заторможенность; думать ни о чем не хотелось, она лишь ощущала, что, находясь в кухоньке за обеденным столом, присутствует одновременно в комнате Григория Степановича, помнит о нем, а также бродит где-то далеко, почему-то на улице Кооперации, вблизи своего дома, там, где Егоркин детский садик, откуда вчера она забрала вещи сына, оставив заявление сторожу. Ее самой, Ирины Михайловны Нестеровой, вроде бы уже не существовало, она никак не могла собрать себя в привычное ей состояние единого целого и с горечью подумала, что это, вероятно, надолго. И если мысли о муже не казались ей удивительными, то неожиданное присутствие в душе чудаковатого старого генерала озадачивало. Но Ирина чувствовала – он здесь, через комнату, за узким провалом щели. И это не было ей неприятно.

– Папа скоро приедет? – Егорка поинтересовался деловито, без особой озабоченности, точно появление отца было делом решенным, весь вопрос во времени.

– Не знаю. Наверное, нет, – ответила Ирина.

– Я еще с дядей Гришей поиграю. Можно?

– С дедушкой Гришей, – поправила мать.

– С дедушкой? – удивился Егор. – Он разве наш дедушка? Дедушка в Севастополе живет.

Ирина почему-то смутилась. Не дедушка, а дядя. Большая разница. Она со страхом поняла, что и сама с момента знакомства восприняла генерала иначе, чем требовали обстоятельства. «Господи! Ему же шестьдесят пять лет! Он же на тридцать лет меня старше!» – подумала она.

– Егор, я тебя прошу звать его Григорий Степанович. Только так, – требовательно сказала она.

Ирина вымыла посуду, слыша, как Егор в своей комнате о чем-то оживленно беседует с Григорием Степановичем. Потом до нее донесся бархатистый голос:

– Ирина Михайловна? Вы готовы? Без четверти три!

Ирина быстро привела себя в порядок, через несколько минут они с Егоркой спустились вниз и прошли по щели к выходу на Подобедову улицу, где их уже ждал Николаи. Он был в сером макинтоше и велюровой шляпе.

– Знаете, я думаю, что Егору на вашем собрании делать решительно нечего, – мягко сказал генерал. – Мы отведем его ко мне...

– Нет-нет, – быстро воспротивилась Ирина.

– Хорошо. Тогда здесь рядом есть прекрасная детская площадка. Пускай поиграет там. Ты согласен, Егор? – обратился он к мальчику.