Жестокий шторм - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 31

В собачьем «люксе» он застал Гарри Уилхема, беседующего с отцом Патриком. Увидев мистера Гордона, миссионер развел руками и, улыбаясь, двинулся к нему навстречу.

— Дорогой брат, как я рад вас видеть! Хотя мы совсем недавно расстались. Я зашел сюда навестить Сигму. Синьор Антиноми занят и попросил меня узнать о здоровье его любимой собаки. И господь наградил меня знакомством с хорошим человеком — мистером Уилхемом. Присядьте с нами, мистер Гордон. Мистер Уилхем — великолепный рассказчик. Правда, он, как и большинство нашей молодежи, подвержен сомнениям в вере.

Гарри Уилхем водворил Кинга в его клетку и подошел к ним с ехидной улыбкой на красном от загара лице.

— Садись, дорогой Гарри, и я думаю, мистер Гордон не будет в претензии, если я доскажу историю своих скитаний, в которых проявлялся указующий перст и милость всевышнего. И ты, наверное, не будешь против, если я в нескольких словах введу мистера Гордона в русло нашей беседы?

— Валяйте, отец, вас слушаешь, будто холодное пиво пьешь.

— Пример, я бы сказал, не особенно удачный, зато образный. Так вот, мистер Гордон, я тут говорил о своей многотрудной жизни, своих скитаниях в лесах и тлетворных болотах на Филиппинах, Борнео, Новой Гвинее, когда, уповая на господа, я сохранял жизнь и здоровье и нес слово божье язычникам. Не так ли, Гарри?

— Истинный крест так, святой отец! Прямо диву даешься, как вы вывертывались из всех переделок. И какие вы слышали голоса и видели знамения.

— Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит, Гарри. И ты в свою жизнь не раз ощущал руку божью, отводящую тебя от зла и даже гибели, да не вдумывался в происходившее, объясняя все случаем и везением. Так было и со мной, пока не произошел один из таких случаев. Вам не скучно, мистер Гордон?

— Нет, что вы, отец Патрик! Область чудесного меня всегда интересовала.

— Произошло это со мной еще до принятия монашеского сана. Случай, о котором я расскажу сейчас, и побудил меня посвятить остаток жизни проповеди слова божьего. А тогда я был не то что безбожником, просто, как и ты, Гарри, не вникал в тайну господней благодати. Был я золотоискателем, торговцем — словом, человеком, погрязшим в суете мирской. Был у меня друг

— Курт Бекер. С ним мы и пытали счастье, вернее, подвергались неслыханным мучениям, упокой господи его душу. Происходило это на Новой Гвинее. Углубились мы с ним миль на двести от берега в горы, и надо сказать, что нашли золото, и немалое — кварцевую жилу и в ней золотые прослойки вроде паутины. Забыв обо всем, с утра до вечера долбили мы кварц, выбирали из него золотые самородки…

— Видно, подходяще наковыряли? — спросил Гарри Уилхем, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность.

— Много, сын мой, и не унести, а мы все долбим и долбим. В двух рюкзаках до половины набралось этого дьявольского металла.

— Надо было сматывать удочки.

— Жадность обуяла, Гарри. — Отец Патрик с укоризной посмотрел на Гарри Уилхема. — Господь тогда показал нам, что не за тем золотом гонимся. Показал тщетность богатства и ценности вечные. Кончились у нас продукты. Курт возроптал, и к вечеру его ужалила змея — через час бедняга отошел. Остался я один…

— С двумя рюкзаками? Сколько же там было?

— Килограммов пятьдесят в каждом, а то и побольше.

— Надо же! Повезло вам, святой отец. Ну и как же?

— Трудную ночь провел я, сын мой. Утром собрался уходить. Отсыпал килограммов десять, остальное стал было закапывать, как из-за скал высыпали дикие папуасы и схватили меня, грешного.

— А золото?

— Вытряхнули на землю, как ненужный песок. И правильно сделали.

— Не сказал бы, — заметил Гарри Уилхем.

— Не спеши, друг, с заключением. Повели меня папуасы невесть куда, и тут впервые обратил я взор к небу, понял тщету богатства и вечную ценность истины. Дикари были раскрашены белой глиной, несли щиты с копьями. Как я понял впоследствии, совершали они набег на соседнее племя, и неудачно…

— И тут вы им подвернулись?

— Так, сын мои. На мое несчастье.

— Крепко влипли!

— Ты слушай внимательно и вникай в самую суть, сын мой.

— Тем и занимаюсь, отец. Валяйте дальше!

— Силы я потерял и от голода, и от жары, и, что греха таить, от страха. Они несли меня, связав по рукам и ногам, продев палку в петли.

— Как кабана? — с восторгом заметил Гарри Уилхем, смешливо поглядывая на мистера Гордона, невозмутимо слушавшего эту увлекательную историю.

— Принесли меня в деревню. Жалкие хижины. Даже свиней не видно — основного богатства этих дикарей. Бросили меня на землю в центре деревни. Сбежались жители. В их глазах и на размалеванных лицах я прочитал что-то похожее на жалость и возблагодарил господа. Надежда наполнила мою душу. Меня начали ощупывать и сокрушенно качать головами. Тут я понял, что они сожалеют, что я слишком худ и не смогу насытить всю голодную деревню. Появился папуас, похожий на дьявола, с каменным топором в руке, все расступились. Матери вытолкнули детей вперед, чтобы те полюбовались редким зрелищем. Я же продолжал уповать на господа. Такая у меня появилась сила и уверенность, что я освободил руки от пут, и когда папуас — а он был вождем племени — замахнулся топором, чтобы размозжить мне голову, я воздел руки к небу, и тут, о чудо! Ударил гром, вождь рухнул на землю, а вершина пальмы вспыхнула ярким пламенем. Папуасы попадали ниц. Я пробыл у них более месяца, проповедуя слово божье. Выучил их бедный язык. С тех пор, оставив все помыслы о богатстве, я стремлюсь с библией в руках проникнуть в самые глухие места и нести туда истину. Вот, друзья мои, одна из многих историй, в коих виден указующий перст всевышнего.

— А золото? — спросил Гарри Уилхем. — Подобрали на обратном пути?

— Ах, Гарри, Гарри! — с укоризной сказал отец Патрик. — Разве можно сравнить с каким-то металлом благодать, осенившую меня?

— Да, отец, я вас понимаю, но на одной благодати далеко не уедешь. За свой-то люкс вы платили, думаю, не благодатью.

— Червь неверия и сомнений глубоко запал тебе в душу, сын мой, но придет время, и скоро, когда ты вспомнишь мои слова. Что же касается того жалкого жилища, в которое поместили меня братья из миссии, то я не вижу в нем ничего, кроме стен и крыши. Я могу ехать и на палубе, и в трюме с одинаковой благодарностью к руке дающей. — После этого отец Патрик сказал мистеру Гордону: — До вечерней трапезы, друг мой, — и торжественно удалился.

Гарри Уилхем спросил:

— За кого он нас принимает, как вы думаете?

Мистер Гордон пожал плечами:

— Возможно, за людей, которых можно вернуть в лоно католической церкви.

— Такими детскими хохмами? Нет, мистер Гордон, по-моему, старик просто придуривается. Напускает на себя. Что в его словах верно, по-моему, так это то, что был он бродягой и жуликом. Не кокнул ли он своего напарника возле золотой жилы и вот теперь, обрядившись в сутану, совершает круизы? Что в нем подозрительно, так это ханжеская елейность. Хотя у попов это сплошь и рядом. Да ну его ко всем святым, мистер Гордон! Скоро будет закат, видите, солнышко вот-вот плюхнется в воду. Закаты в этих широтах прямо загляденье! Жарьте на верхнюю палубу, оттуда самый вид, а я ужин начну разносить своей лохматой братии. Меня, кажется, навечно закрепили здесь, и я не ропщу, а, как сказал бы отец Патрик, возношу хвалу всевышнему за то, что он надоумил администратора третьего сектора поступить так, а не иначе. — Гарри Уилхем состроил постную физиономию и, вздохнув, сказал совсем другим тоном: — Заходите почаще, мистер Гордон, и приводите своего друга.

— Придем, Гарри. Кингу не давайте много овсянки, а то у него появилась одышка.

— Есть, мистер Гордон. Опять вы слишком щедры со мной…

Как только мистер Гордон оставил свою каюту, раздался телефонный звонок. Томас Кейри поспешно схватил трубку, думая услышать Джейн, но звонил Лоджо:

— Извините, мистер Кейри. Есть важные новости. Я могу увидеть вас через пять минут?

— Где?

— Можно воспользоваться отсутствием мистера Гордона?