Этот бессмертный - Желязны Роджер Джозеф - Страница 1

Роджер Желязны.

Этот бессмертный

Глава 1

– Ты из калликанзаридов, – неожиданно шепнула она.

Я повернулся на левый бок и улыбнулся в темноту.

– А лапы и рога я оставил в Управлении…

– Так ты тоже слышал это предание?…

– Моя фамилия – Номикос! – Я повернулся к ней.

– И на этот раз ты намерен уничтожить весь мир? – спросила она.

– Об этом стоит подумать, – я рассмеялся и прижал ее к себе. – Если именно таким образом Земле суждено погибнуть…

– Ты ведь знаешь, что в жилах людей, родившихся здесь на Рождество, течет кровь калликанзаридов, – сказала она, – а ты сам говорил мне, что твой день рождения…

– Все именно так!

Меня поразило то, что она говорила всерьез. Зная о том, что время от времени случается в древних местах, можно без особых усилий поверить в различные легенды – согласно которым эльфы, похожие на древнегреческого бога Пана собираются каждую весну вместе, чтобы провести десять дней, подпиливая Дерево Жизни, и исчезают в самый последний момент с первыми ударами пасхального перезвона колоколов.

У меня не было обыкновения обсуждать с Кассандрой вопросы религии, политики или эгейского фольклора в постели, впрочем, поскольку я родился именно в этой местности, многое до сих пор хранилось в моей памяти.

Через некоторое время я пояснил:

– Давным-давно, когда я был мальчишкой, другие сорванцы поддразнивали меня, называя «Константином Калликанзарос». Когда я подрос и стал уродливее – они перестали это делать. Во всяком случае, в моем присутствии…

– Константин? Это было твое имя? Я думала…

– Теперь меня зовут Конрад! Забудь о моем старом имени!

– А мне оно нравится. Мне бы хотелось называть тебя Константином, а не Конрадом.

– Если тебе это доставит удовольствие…

Я выглянул в окно. Ночь стояла холодная, туманная и влажная – как и обычно в этом регионе.

– Специальный уполномоченный по вопросам искусства, охраны памятников и Архива планеты Земля, вряд ли станет рубить Дерево Жизни, – пробурчал я.

– Мой калликанзарос, – неспешно отозвалась она, – я не говорила ничего подобного. Просто с каждым днем, с каждым годом, все меньше становится колокольного звона. Я предчувствую, что ты каким-то образом изменишь положение вещей. Может быть…

– Ты заблуждаешься, Кассандра.

– Мне страшно и холодно…

Она была прекрасна даже в темноте, и я долго держал ее в своих объятиях, чтобы заставить замолчать и прикрыть от тумана и студеной росы…

Пытаясь восстановить события последних шести месяцев, я теперь понимаю, что, пока мы стремились окружить стеной страсти наш октябрь и остров Косс, Земля уже оказалась в руках тех сил, которые уничтожают все октябри. Возникнув извне, силы Апокалипсиса медленно шествовали среди руин – безликие и неотвратимые. В Порт-о-Пренсе приземлился Коурт Миштиго, привезя в допотопном «Планетобусе-9» рубахи и башмаки, нижнее белье, носки, отборные вина, медикаменты и свежие магнитные ленты из центров цивилизации. Он был богатым и влиятельным галактическим туристом.

Насколько он был богат, мы не узнали и через множество недель, а насколько влиятелен – обнаружилось всего пять дней тому назад.

Бродя среди заброшенных оливковых рощ, пробираясь в развалинах средневековых французских замков или смешивая свои следы с похожими на иероглифы отпечатками лапок чаек на морском песке пляжей острова Косс, мы просто убивали время в ожидании выкупа, – который фактически никогда так и не пришел…

Волосы у Кассандры были цвета сливок из Катамара, и такие же блестящие. Мягкие руки, крохотные нежные пальцы. У нее очень темные глаза.

Она всегда хороша собой. И всего лишь на четыре дюйма ниже меня, и потому, если учесть, что мой рост немного превышает шесть футов, ее изящество является немаловажным достоинством.

Любая женщина кажется изящной, когда идет рядом со мной, потому что я начисто лишен всего того, что называют красотой. Моя левая щека напоминает карту Африки, сотканную из разноцветных лоскутков – дикое мясо, последствия лишая, который я подцепил, раскапывая один курган, заваливший некогда Нью-Йоркский музей Гугленгейма с его знаменитыми полотнами.

Глаза у меня разного цвета. Обычно я гляжу на людей правым голубым глазом, жестким и внимательным, а когда мне хочется познакомиться с кем-нибудь, я смотрю карим глазом – воплощением искренности и доброжелательности. Мои волосы настолько покрывают лоб, что между ними и бровями остается незаросшая полоса шириной всего в палец. К тому же я ношу ортопедическую обувь, поскольку моя правая нога короче левой.

Кассандра вовсе не нуждается в моем присутствии, чтобы выглядеть на его фоне. Она на самом деле красива.

Я повстречался с ней случайно, и после долгой отчаянной гонки женился на ней против собственной воли (последнее было ее идеей).

Сам я, по сути, не думал о свадьбе даже в тот день, когда вошел в гавань на своей шлюпке, увидел на берегу Кассандру и понял, что жажду ее.

Калликанзариды никогда не были образцом в семейных делах. В этом я тоже являюсь исключением.

Утро было ясное – утро нашего третьего месяца вместе и последнего моего дня на острове Косс. Но минувшим вечером я получил вызов.

После ночного дождя воздух все еще оставался влажным. Мы сидели на крыльце и пили турецкий кофе, закусывая апельсинами. Дул свежий бриз, и от него кожа покрывалась пупырышками даже под свитером.

– Отвратительное самочувствие, – сказал я и закурил, так как успел покончить с кофе.

– Понимаю, – сказала она. – Успокойся.

– Я ничего не могу с собой поделать. Придется уезжать отсюда и оставлять тебя одну. И от этого все кажется мерзким.

– Возможно, это продлится всего лишь пару недель. Ты же сам говорил.

А затем ты вернешься.

– Надеюсь, что так, – кивнул я, – если не потребуется больше времени.

До сих пор я не знаю, где буду.

– Кто этот Коурт Миштиго?

– Актер с Веги, журналист. Важная персона. Хочет написать о том, что осталось на Земле. Поэтому-то я и должен быть его гидом. Я! Лично! Черт возьми!

– А разве можно жаловаться на перегрузку в работе после десятимесячного отпуска и праздного плавания из одной местности в другую?

– Да, я имею право жаловаться – и буду! Предполагалось, что эта моя должность будет синекурой.

– Почему?

– Главным образом потому, что я сам все обставил подобным образом.

Двадцать лет я тяжело трудился над тем, чтобы музеи, памятники и Архив были такими, какими являются теперь. Десять лет назад я все устроил так, что мой персонал сам по себе может справиться с чем угодно. Мне же остается только время от времени возвращаться, чтобы подписывать бумаги, в паузах занимаясь тем, чем мне самому заблагорассудится. Чертовы подхалимы – заставить самого управляющего сопровождать писаку с Веги, хотя это мог бы с успехом сделать кто угодно из персонала! Ведь обитатели с Веги вовсе не боги!

– Пожалуйста, погоди минутку, – перебила меня Кассандра. – Что за двадцать лет?

Я почувствовал, что тону.

– Тебе же нет и тридцати лет, – продолжала она.

Я опустился еще глубже. Затем немного выждал и стал подниматься наверх.

– Э-э… Есть кое-что, о чем я никогда прежде не говорил тебе… Сам не знаю, почему… А сколько тебе лет, Кассандра?

– Двадцать.

– Хо-хо. Что ж… я почти в четыре раза старше тебя.

– Что-то я не понимаю…

– Я и сам не понимаю… так же, как и врачи. Я как будто остановился где-то в возрасте от двадцати до тридцати лет и таким остаюсь до сих пор.

Мне кажется, что это нечто вроде… неизвестной и только мне свойственной мутации. Да разве все это имеет какое-нибудь значение?

– Не знаю… А впрочем, да.

– Тебя не волнует ни то, что я хромаю, ни моя избыточная волосатость, ни даже мое лицо. Почему же тебя беспокоит мой возраст? Я молод во всех отношениях!