Яблоко Немезиды - Жаренов Анатолий Александрович - Страница 14

— Ты сумасшедшая, — рассердился Коун. — Прошлый раз ты показалась мне другой.

— Мы всегда другие, — серьезно сказала Бекки. — Разве господин полицейский не знает о миссии обновления? Наши клетки претерпевают изменения ежесекундно. Наша мысль и дух тоже. Госпожа Эльвира сделала это открытие во время работы над амулетом с острова Пасхи. А господин Кнут написал книгу “Логарифмы бытия”, в которой обосновал открытие госпожи.

Коун вспомнил слова Фримена: “Они все там тронутые”. Фримен сказал ему также, что и Эльвира, и Бекки, и художник Перси начинают плести ахинею, как только речь заходит о творчестве Кнута Диксона. Фримену не удалось встретиться с этой знаменитой личностью. В “Амулетах” Кнут почти не бывал. Болтали, что Эльвира, заполучив в любовники столь выдающегося индивидуума, держит его взаперти на своей вилле, доступ в которую имеют только немногие избранные. Коун сообщение Фримена встретил недоверчиво. Бекки показалась ему особой здравомыслящей. И он как истый полицейский решил прежде получить возможно полную информацию от служанки, а уж потом идти к госпоже. Случай помог ему. Бекки испугалась увольнения и вела себя так, как, по мнению Коуна, и должна была вести себя любая неглупая женщина. Так было при их первой встрече. Сегодня Бекки словно подменили. “Уж не наркоманка ли она?” — подумал он, но тут же отбросил эту мысль. Коуну часто приходилось видеть наркоманов, и он мог не хуже опытного врача определить, с кем имеет дело. Зрачки у Бекки были в порядке, движения плавны и точны. Он мог бы даже поклясться, что в ее глазах мелькают искорки смеха, когда она серьезным голосом вещает чепуху. Тут была какая-то загадка. Или игра?

Он ушел из магазина, так и не добившись толку. Но, бесцельно покружив по улицам, снова вернулся к салону. И увидел Бекки. Она вышла из куба-кристалла, поглядела по сторонам и двинулась на Кинг-стрит. Коун, еще не понимая, зачем он это делает, пошел за ней. Бекки зашла в кондитерскую и через минуту появилась с небольшим свертком в руке. Инспектор перешел на другую сторону улицы, постоял под огромной афишей, с которой пялила на прохожих красные глаза голова не то марсианина, не то шпиона с Сириуса, и, пропустив Бекки, тихонько двинулся в ту же сторону. На углу Бекки нырнула в темную пасть подземки. Коун перебежал улицу и нагнал Бекки на эскалаторе. В вагон они вошли друг за другом. Женщина не заметила преследователя. Она вздрогнула, когда Коун дотронулся до ее руки.

— Я хочу посмотреть, как ты живешь, — сказал Коун.

Бекки растерянно поглядела на него и покачала головой.

— Почему? — спросил Коун.

Бекки не ответила. Коун повторил вопрос.

— Зачем это вам? — спросила она.

— Ты меня заинтересовала. Я хочу поговорить с тобой об амулетах в другой обстановке.

— Я ничего не сделала, — сказала Бекки.

Коун усмехнулся.

— Я и не обвиняю тебя. Мне надо поговорить с тобой.

— Мы можем выйти.

— На улице неудобно. Разговор будет долгим.

— А если в кафе? — нерешительно предложила Бекки. Коун согласился. Ему в общем-то было все равно. Ему надо было разрешить загадку, понять эту женщину. И он подумал, что, пожалуй, поступил правильно, догнав ее в метро. Случай помог ему. Нужно было пользоваться случаем.

В кафе они сели за дальний столик.

— Я, наверное, немного выпью, — сказала Бекки. Она оправилась от растерянности. Коун, внимательно наблюдавший за ней, подумал, что сейчас Бекки ведет себя иначе, чем в салоне. Он еще не понимал, в чем это выражалось, но был уверен, что не ошибается.

— Один человек сказал мне, что вы все тронутые в этом магазине, — начал он. — Я не поверил этому человеку, хотя и дружу с ним. Ты чуть-чуть не доказала мне обратное. Но я и тебе не поверил.

Бекки засмеялась.

— Этот человек, наверное, все-таки прав, — сказала она. — Иногда мне кажется, что я сошла с ума. Иногда — что я живу в мире помешанных. Вам надо поговорить с госпожой Эльвирой. Хотя… Я не знаю, зачем это надо. Полиции ни к чему амулеты. Об этом мне сказал Перси. Он узнал, что вы были в салоне. А сегодня он чинил проводку под скелетами.

— Так, — сказал Коун. — Значит, ты боялась Перси?

Бекки кивнула.

— Я бы ушла оттуда, — сказала она. — Но Эльвира хорошо платит. Где я еще найду такую работу? И я ничего не знаю об их делах. Мне сказано, как вести себя с посетителями. Когда у Эльвиры гости, я подаю вино. И я никогда не видела Кнута Диксона. Эльвира вцепилась в него, как кошка, и никуда не пускает.

Это же самое говорил и Фримен. Но ведь не живет же эта знаменитость взаперти? Бывает же где-нибудь? Эти вопросы Коун задавал Бекки. Она отпила глоток из бокала и покачала головой.

— Почему же ты сказала мне, что Диксон ушел за шахом?

— Она приказала мне так говорить.

— Что? — удивился Коун.

Бекки засмеялась.

— Нет, господин полицейский. Это формула.

— Какая формула?

— На все вопросы о Кнуте Диксоне я должна отвечать так, как отвечала вам сегодня. “Кнут приходит первым и уходит первым”. Так велела Эльвира. Она сказала мне об этом, когда я поступала на работу. “Бекки, — сказала она. — Запомни, Бекки. Люди любопытны. Кнут велик. Мы много о нем говорим. Ты, наверное, хотела бы на него взглянуть?” Я промолчала. Тогда она сказала: “Мы ведем с ним работу по выявлению счастья. Осталось уже немного. Но это самый ответственный период, Бекки. А люди любопытны. Им хочется знать то, чего знать сейчас нельзя. Они тебя будут спрашивать о Кнуте. Говори им так”. И она сказала мне эту формулу.

— Здорово закручено, — восхитился Коун.

— Поэтому я так вам и ответила. А первым вслед за шахом ушел Перси. Вот и все, господин полицейский.

— Меня зовут Питер, — сказал Коун. — А что такое этот Перси?

— Он художник. Помогает госпоже оформлять экспозиции в салоне. Говорили, что это он свел Эльвиру с Кнутом Диксоном. Они будто бы друзья. Он бывает У госпожи на вилле.

— Вместе колдуют над счастьем?

— Не знаю, господин… господин Питер. Я ничего не знаю.

— А где живет Перси, ты знаешь?

— Нет. Он знает, где я живу.

— Понятно, — сказал Коун. — Он бывает у тебя?

— Один раз. Но вы, господин Питер, не думайте… Он и Эльвира навещали меня, когда я заболела. Это было с месяц назад.

— Вот как.

— Да, я тоже удивилась. Но что было, то было.

— Трогательная забота, — фыркнул Коун…

Он вернулся в управление в четвертом часу дня. На лестнице встретил Фримена и подумал, что это очень кстати. Фримен помахал рукой и хотел пройти мимо, но Коун остановил его.

— Есть что-нибудь новое, инспектор? — спросил журналист. — Я только что от Грегори. Тороплюсь дать информацию в номер о допросе Кноуде.

— Успеется, Фримен.

— Да, пожалуй, — сказал Фримен. — Я не в восторге от Грегори. Я никогда не был от него в восторге. Какого черта он мучает этого Вилли?

— Ладно, — сказал Коун. — Оставим это. Мне надо потолковать с вами.

— Десять минут, инспектор.

— Хватит и пяти.

В кабинете Коун кивнул Фримену на кресло, закурил и сказал:

— Вы, кажется, интересовались личностью Диксона.

— К дьяволу, — закричал Фримен. — Я наводил справки. Даже к Эльвире на виллу стучался. Но она меня на порог не пустила.

— А Перси?

— Строит из себя кретина. И все-таки я выведу эту шайку на чистую воду. Я уверен, что Эльвира прячет у себя сумасшедшего. Она и сама ведь тронутая. Эх, Коун. Это будет материал. Такая, знаете ли, длинная игла в мягкое место… Мне осточертели “измы”. Авангардизм, фекализм, бредовизм… Я ведь пишу книгу. Одну главу хочу посвятить Диксону. “Маньяк у руля литературы”. Или лучше: “Смирительная рубашка на теле искусства”.

— Вы так и не видели Диксона?

— Не довелось. По рассказам — это рослый детина с мордой херувима. На груди таскает ладанку с навозом. Носит ее на золотой цепи. Во всяком случае, в таком виде он проводил конференцию в Брикстон-паласе. Это было с месяц назад. Тогда его и приобрела Эльвира. У этой колдуньи бархатные лапки и хватка пумы. А за каким дьяволом вам-то все это понадобилось? Ведь ваш козырь — Броуди. Как он себя чувствует?