Песчаный город - Жаколио Луи - Страница 31

Тимбукту ничто иное, как обширный склад, снабжающий товарами все племена пустыни. Его торговля солью — этим необходимым товаром, без которого никто не может обойтись, имеет колоссальную важность; когда в этом продукте окажется недостаток, он продается на вес золота. Бен-Абда уверял, что видел, как отдали двух взрослых невольников за пять фунтов соли. Этот товар арабы ценят более всего; в пустыне щепотки соли служат деньгами.

В обширной равнине белого песка, в которой возвышается тот город, растут, и то лишь в дождливую пору, чертополох и сухие злаки, которыми кормятся верблюды; начиная с воды (потому что колодцы иногда иссякают) и до кухонных дров, все должно привозиться в Тимбукту, который сам не имеет никаких товаров, кроме привозных. Если бы туареги соединились и остановили суда, идущие по Нигеру из Дженне с просом, рисом, ячменем, маисом, табаком, маслом, медом, хлопчатой бумагой, суданскими материями, индийским перцем, сухой рыбой, пататами, луком и фисташками, и преградили путь караванам, которые идут из Марокко, Туниса и Триполи и везут финики, сухие фиги, мыло, восковые свечи, лимоны, консервы и все европейские предметы, — в Тимбукту тотчас водворилась бы страшная нищета. Но тогда кочевники сами лишили бы себя продовольственного центра и закрыли бы себе главный рынок, где продаются их невольники. Все жители Тимбукту — мавры и киссуры — торгуют; никто не живет своим доходом, кроме султана и его сановников, потому что там деньги могут дать выгоды только через товары, и четверо или пятеро евреев, держащих банк, имеют дело только со своими единоверцами в Марокко: ни один мусульманин в Тимбукту не согласится внести им малейшую сумму.

Тимбукту походил бы на все города Центральной Африки, если бы его положение среди пустыни не делало доступ к нему трудным, и если бы фанатизм его жителей не воспрещал каждому европейцу вступать туда под страхом смерти.

Обойдя город со всех сторон, что заняло только несколько часов, путешественники вернулись в мечеть, и сделав обычное приношение иману, которому поручен надзор, поднялись на вершину минарета и увидели вдали Нигер, обозначенный длинной линией беловатого пара, поднимавшегося на горизонте.

Пока они с удивлением смотрели на тот город, который торговые необходимости забросили среди песков, как остров в океане, эль-Темин вытащил из длинных рукавов своего бурнуса подзорную трубу, которую спрятал там, и стал рассматривать окрестности. Три мили отделяли его от того места, где стояла на якоре «Ивонна», и не будь тумана он мог бы заметить ее.

Это восхождение позволило эль-Темину с точностью определить, по какой дороге они должны были отправиться в Кабру; несмотря на это, он условился с товарищами сделать завтра экскурсию в ту сторону, чтобы ничто не могло предоставлять случайности в роковой игре.

Вернувшись в лагерь, они нашли там Йомби, возвратившегося с Нигера. Верный слуга доложил эль-Темину, что известие о его прибытии привело в восторг команду «Ивонны» и что на другой день, в назначенный час, шесть человек, которых он требовал, придут в Тимбукту под начальством помощника капитана.

В первый раз после долгих месяцев пообедали жареной бараниной и напились свежей воды, а европейцы, обедавшие в палатке, прибавили к тому по рюмке вина. Йомби принес со шхуны несколько бутылок, которые искусно скрыл среди свертка циновок.

Когда настала ночь, доктору с Кунье поручили надзор за лагерем, а эль-Темин и Барте проскользнули в город вместе с Йомби и вернулись только за час до рассвета. Они легли спать, не объяснив Шарлю Обрею причин своей таинственной экскурсии.

Когда эль-Темин проснулся, четверо самых богатых купцов в Тимбукту, присевшие недалеко от его палатки, подошли к нему с обычными приветствиями и предложили купить весь товар, который он привез из Марокко, и тех верблюдов, которых он пожелает продать в случае, если не захочет сохранить такое количество.

Эль-Темин, тайным намерениям которого благоприятствовали эти предложения, принял их, но не торопясь, и по арабским обычаям, торгуясь почти целый день. Он оставил только лошадей и пять верблюдов, самых сильных, потому что им предстояло вскоре сыграть важную роль.

Все было оценено в семьдесят фунтов золота, которое купцы и заплатили, приняв товар.

Эль-Темин разделил на два свертка драгоценный металл, отдал их Бен-Абде и Бен-Шауие, велел отнести к Туаре и самим остаться на шхуне до получения новых приказаний.

— Все идет гораздо лучше, чем я мог надеяться, — сказал эль-Темин доктору и Барте, когда последний тюк с товаром был взят, и оба мавра исчезли по направлению к Нигеру. — Я решил уже, если бы не нашел сегодня покупателя, бросить верблюдов и товар, которых после нашего отъезда непременно взял бы султан.

С невыразимым волнением путешественники следили за приближением ночи, которая должна была решить их участь. Все было придумано прекрасно, все предусмотрено, все удавалось до сих пор, но малейшее обстоятельство могло довести путешественников до самой страшной катастрофы.

Незадолго до десяти часов эль-Темин позвал Шарля Обрея в свою палатку. Барте уже находился там.

— Любезный доктор, — сказал он, — для моего друга и меня скоро пробьет торжественный час; план, который мы подготовляли более четырех лет, скоро будет приведен в исполнение, а в том положении, в каком мы находимся, середины нет: либо наше предприятие удастся, либо мы поплатимся жизнью за нашу смелость.

Помолчав несколько минут, эль-Темин продолжал с легким трепетом в голосе:

— Настала минута, любезный доктор…

— Открыть мне ваши планы, допустить меня разделить ваши опасности? — с живостью перебил Шарль Обрей.

— Нет!.. Расстаться…

— Расстаться? Никогда!

— Это необходимо.

— Разве вы боитесь, что у меня не хватит мужества для тех опасностей, которым подвергаетесь вы?

— Нет! Если я вынужден требовать этой жертвы от вашей дружбы, то лишь потому, что…

— Говорите!

— Потому что мы не должны все погибнуть, если обстоятельства сложатся против нас.

— И вы хотите отстранить меня от опасности? — сказал доктор с горькой улыбкой. — Будьте откровенны и признайтесь, что вы не доверяете моему мужеству.

— Шарль Обрей, — сказал эль-Темин торжественным голосом. — Клянусь вам, что мы вас ценим по достоинству, и поэтому умоляем вас выслушать нашу просьбу и поберечь вашу жизнь для того, чтобы, если мы не вернемся, исполнить нашу последнюю волю.

Доктор потупил голову и не отвечал.

— Вы видите, — продолжал эль-Темин, — что мы должны расстаться.

— Нет ли у вас какого-нибудь другого преданного друга?

— Все, кого я люблю, здесь.

— А ваш парижский нотариус Лонге?

— Мы не желаем поручать официальному лицу осуществление наших последних мыслей. Нам известны ваша преданность и дружба; вы один лишь можете и должны оказать нам эту услугу! Мы просим вас об этом, потому что это придаст нам душевное спокойствие в той опасной экспедиции, какую мы предпринимаем сегодня.

— Я слушаю вас.

— Вы соглашаетесь? — воскликнули с радостью эль-Темин и Барте.

— Я сделаю все, что вы желаете.

— Благодарим, мы ожидали этого от вас… Итак, сегодня вечером, когда шесть человек с «Ивонны» придут сюда с помощником капитана, он немедленно проводит вас на шхуну. Возьмите вашу лошадь Кадур. Если мы в эту ночь не приедем в Кабру, через несколько часов после вас, это будет значить, что нам не посчастливи-лось, и завтра на рассвете вы узнаете о нашей смерти, узнаете или от кого-нибудь из наших, кто спасется, или по слухам, которые непременно распространятся об этом. Во всяком случае не думайте, что мы с Барте могли бы спастись в случае неудачи; мы будем впереди и нас убьют первыми. Как только вы удостоверитесь в нашей смерти, велите сняться с якоря и возвращайтесь прямо в Танжер; по приезде явитесь к французскому консулу и составьте с показаниями матросов «Ивонны» акт о нашей смерти; потом велите распечатать наше завещание, оставленное в Танжере, и письмо, которое я отдам вам теперь и которое я написал в палатке.