Берег слоновой кости - Жаколио Луи - Страница 15

— Помню очень хорошо! На спине несли они своих детей. Бедные крошки, запрятанные в какой-то гамак, привязанный к плечам, играли волосами матерей, пока те работали, наклонясь к земле.

— Жалкая страна, где женщина исполняет самые трудные работы и получает в награду одни побои! Она и жнет, и молотит, собирает зерна в кучу, и тогда только мужчины удостоят собраться и разделить плоды общих трудов своих жен, соразмерно числу жителей в каждой хижине.

— Это общий закон, право сильного, и европейские народы еще не совсем отказались от первобытных нравов в этом отношении… Как вы думаете, в этой не очень плодородной земле могли бы расти наши северные зерновые хлеба?

— Да, попытка была сделана. В таких же широтах, например, пшеница очень хорошо растет под тропиками, достигает громадного роста, но дает только длинные пустые колосья. Солома пшеницы под тропиками, превосходит вышину человека, сидящего на лошади; кроме того, доказали, что наши зерновые хлеба — растения однолетние, под тропиками имеют наклонность становиться многолетними.

— Наблюдение это в высшей степени интересно, потому что приводит к заключению, что эти растения в конце концов акклиматизируются и образуют новые виды!

— Совершенно верно! Кто может предвидеть бесчисленные изменения, которым растения и даже животные подвергнутся еще на земном шаре? Земля так же имеет свою историю. Во время азойского периода живые существа еще не появлялись на земном шаре. В ту эпоху отложились гнейсы, сланцы и гранит. Период полеозоический отличается первыми проявлениями жизни растений, моллюсков. Первый мох, который теплота и влага произвели на склонах гор, был предком растительного царства, как первый моллюск — царства животного. В период вторичный появились птицы и пресмыкающиеся; эта эпоха — громадных ящеричных гадов: мегалозавров, ихтиозавров и плезиозавров. Период третичный отмечен появлением двусемянодольных, а в животном мире — человека, что ныне не может быть оспариваемо, так как найдено немало следов присутствия самого со-вершенного из существ на земном шаре в эту эпоху. Таяние громадных ледников четверичного периода, сменившего предыдущие, — ледников, занимавших шестую часть всей поверхности земного шара, должно было глубоко изменить вид твердой земли и морей; обширные потоки воды, которые в ту эпоху изрыли поверхность земли и мало-помалу нанесли повсюду громадные груды песка и валунов, должны были изменить общий вид нашей планеты. Во время этого периода человек исчез из Европы вместе с мастодонтом и мамонтом и вернулся туда долго спустя во время азиатского переселения, когда почва, покрытая громадными лесами, представляла жителям убежище менее первобытное и пищу более легкую. Это современный нам период, а между тем, может быть, миллионы лет отделяют нас от наших неизвестных предков ледниковой эпохи. Жизнь — постоянное стремление к лучшему; травинка, человек, земля, беспрестанно изменяются для того, чтобы жить.

Друзья шли таким образом несколько часов, рассуждая о самых различных предметах, оставляя ботанику для геологии, касаясь вопросов естественной философии, как вдруг разговор их прервал странный шум, похожий на топот лошади, скачущей галопом по густой чаще. Они оторопели и остановились, и прежде чем успели обменяться мыслями, в восьми метрах от них промчался как ураган черный буйвол, увлекая в своем беге гориллу, прицепившуюся к его бокам… Это привело их в ужас; они поняли, как неблагоразумно сделали, зайдя слишком далеко, и бегом пустились к берегу.

К счастью для них, очень возвышенная здесь местность, позволяла им время от времени видеть сквозь лес реку, и этому обстоятельству они были обязаны тем, что скоро отыскали дорогу.

На опушке леса они заметили своих товарищей, которые рубили великолепное дерево, из которого должна была быть изготовлена широкая и удобная пирога.

— Вы видите, — радостно сказал им Лаеннек, — что в ваше отсутствие мы исполнили самую опасную часть нашего труда, потому что этот слабый топор легко мог сломаться об узловатый ствол.

— Почему мы не можем помочь вам, любезный проводник! — ответил Барте.

— Ба! Каждому — свое ремесло; неопытные руки сразу сломали бы этот слабый инструмент. Теперь, господа, ручаюсь вам, что не пройдет и недели, как лодка будет сделана, и мы в состоянии будем продолжать путешествие, столь неприятно прерванное.

— Каким образом вы сладите с этим громадным деревом?

— Наружная форма не составляет для нас важности; мы впрочем обтесываем дерево как следует. Выдолбить его взялись Йомби и Кунье с помощью могучего помощника, о котором мы не подумали.

— Какого?

— Огня.

— Любезный Лаеннек, вы, право, приучили нас ко всем чудесам!

— Тут нет никакого чуда, господа. Наши два негра просто употребят способ туземцев, сгладят одну сторону ствола горизонтально, а потом день и ночь будут поддерживать костер, брать из него раскаленные уголья и покрывать ими пространство, которое надо выдолбить. Угасший уголь будет немедленно заменен другим, и искусно управляя операцией, чтобы не сжечь боков, мы получим через неделю прочную и удобную лодку. Самое главное — не оставлять пироги, пока она не будет окончена, потому что необходимо поддерживать огонь всегда в середине и на пространстве вдвое меньшем того, которое надо выдолбить. Потом очень легко отнять топором боковые выгоревшие части. Йомби в этом опытен, мы можем положиться на него.

— В самом деле, мужество, которое он выказал, стараясь с опасностью для жизни спасти лодку из волн, доказывает нам, что мы можем положиться на его преданность.

— Еще сегодня утром я сомневался, но теперь ручаюсь честью, если только роковая судьба не вздумает воздвигнуть нам препятствие, то не пройдет и пяти месяцев, как вы вернетесь в наше отечество… ваше отечество — сказал со вздохом бывший дезертир.

— Зачем поправлять ваше выражение, любезный Лаеннек, — ответил взволнованный Гиллуа, — мы надеемся вернуться туда вместе, и будьте уверены, что вам зачтут десять лет страданий в этой стране, где, может быть, бессознательный труженик цивилизации, вы тем не менее оказали большие услуги, способствуя уничтожению предрассудков негров, которые видят во всех белых — торговцев людьми.

— Это невозможно, господа, — сказал бедный Лаеннек, склонив голову, — я был осужден на смерть военным судом…

— Ваш проступок был не из таких, которые навсегда пятнают честь человека; теперь он заглажен. Разве вы считаете ни во что услугу, которую оказываете нам в эту минуту? Поверьте, суд нашего отечества сумеет оценить это. Притом ведь тот, кого вы ударили в минуту помешательства, не умер.

— Я был осужден на смерть, — сказал Лаеннек еще с большей энергией, — и никогда не увижу Бретань… Притом я обещал Гобби вернуться, а странник пустынь не изменяет своему слову.

— Как только мы вернемся, мы выхлопочем вам помилование. Оставьте нам надежду, что ваше решение тогда перестанет быть неизменным.

— Надежду! Какое прекрасное слово вы произнесли, господа! Если желаете, мы так назовем лодку, которая позволит нам оставить этот негостеприимный берег.

Молодые люди не настаивали более, но обещали себе, как только прибудут к берегам Банкоры, употребить все усилия, чтобы уговорить Лаеннека следовать за ними во Францию.

На закате солнца кедровый ствол, с которого сняли все ветви, был готов для долбления; Кунье и Йомби развели костер.

Чтобы не прекращались работы, путешественники переселились на рубеж леса, и когда Буана позвала их ужинать, отесанная поверхность будущей пироги уже дымилась от раскаленных угольев.