Сармат. Любовник войны - Звягинцев Александр Григорьевич - Страница 29

— Аджи подтвердил свою информацию, — кивнул старик и продолжил бесцветным голосом: — Не ошиблись мы — жирный гусь этот "X", глянь-ка, персональный вертолет за ним сразу прислали!..

— Надо было сразу, в ставке Хекматиара, его замочить, коль живым заполучить кишка тонка оказалась! — оборвал его Толмачев. — Доберись-ка теперь до него на пакистанской территории. Это только у писак в газетах все просто: «Длинная, мохнатая рука КГБ настигла врага».

— Я решил не рисковать агентом в ставке Хекматиара, учитывая, что он перспективная фигура на будущее, — подслеповато моргая, спокойно ответил старик. — Еще неизвестно, как там потом сложится, после ухода нашего ограниченного контингента...

— Ну а почему я ничего об этом агенте, об Аджи, до сих пор не знал, не ведал?!

— Он завербован очень давно, только законсервирован был. Держал я его на крайний случай. Так что же вам о нем помнить?

— Ты у него напрямую подтверждение запрашивал?

— А как же, вчера еще... Он все подтвердил, сообщил, что "X" был обнаружен отрядом Хекматиара. Тем самым, что в ту ночь разгромил наш блокпост. Часть людей с блокпоста удалось эвакуировать на вертолетах, но человек тридцать полегли там.

— В Никарагуа кофе на крови, как говорил один небезызвестный тебе товарищ, а в Афгане изюм их, что ли, на крови! — нахмурился Толмачев и нервно отошел к окну, за которым продолжал бесноваться шалый теплый ливень.

— Слышь, Сергей! — сказал ему в спину старик. — Насчет кофе... на крови... Агент этот сообщает, что вместе с "X" был какой-то наш пехотный майор. Я подумал, не Сарматов ли!..

— Майор? — резко развернулся тот. — Какой еще майор?!

— Агент сообщает: наш советский майор с множественными ранениями и контузией — словом, почти безнадежный. Запросил я штаб 40-й армии, а они отвечают, что офицер, командовавший блокпостом, кстати, тоже майор, жив-здоров, вывезен на вертушке. Откуда взялся еще один майор — ума не приложу!

— Может, какой-нибудь бежал из плена и вышел на блокпост?

— Оставшиеся в живых и командир блокпоста не подтверждают такую версию. Правда, командир вертолетной эскадрильи, эвакуировавшей блокпост, утверждает, что при взлете кто-то пытался привлечь его внимание...

— Любишь ты тянуть жилы, старый зануда! — пробурчал генерал.

Старик усмехнулся и продолжил все так же невозмутимо докладывать:

— Двое, говорит, их было, один тащил на себе другого, раненого...

— Ну-у!..

— Летун подумал, и правильно подумал, что, может быть, приманка, трюк духов, и на всякий случай обстрелял эту парочку.

— Все?..

— Пока все. Разрешите откланяться, товарищ генерал?

— Погоди-ка! — остановил старика Толмачев и властно показал ему на кресло. — Да ты сядь, сядь, что ты все чинами считаешься! Ты сам-то что про все это думаешь, Артамон Матвеевич?

Устроившись в кресле поудобнее, тот ответил:

— Думаю, с чего это матерый волк "X" будет на себе волохать нашего Сарматова. И куда в таком случае делись, к примеру, такие асы, как старший лейтенант Хаутов и капитан Бурлаков?!

— Нашего Сарматова ему есть смысл волохать! — задумчиво произнес генерал. — А капитан и старлей... На войне чего не бывает — от них можно и избавиться...

— Перевербовка? — подумав, развел руками Артамон Матвеевич. — Нет! Не тот случай, Сергей.

— Неисповедимы пути Господни! — усмехнулся Толмачев.

— Господни — исповедимы! А вот людские — что правда, то правда — непредсказуемы...

— Ты мне зубы не заговаривай. Лучше подскажи, по каким приметам распознать: не перевербован ли наш вечный герой Сарматов? Или скажешь, что нету причины допустить такое?

Артамон Матвеевич укоризненно посмотрел на Толмачева, произнес тихим голосом:

— Голова у тебя уже сивая, Серега, и ты при такой должности, а что к чему, распознавать так и не научился!

— О чем это ты?.. — непонимающе, слегка обиженно переспросил Толмачев.

— Перевербовывать — стало быть, перекупать, цену давать большую. Ну-ка, вспомни-ка Сарматова! Вспомнил? Ну и какую бы цену ты ему предложил вместо чести? Жизнь? А возьмет он ее, казачок, без чести? Ой, сомнительно мне!

Толмачев отвернулся к окну, стараясь не встречаться с Артамоном Матвеевичем взглядом, сказал:

— Ребусы твои на досуге обдумаю, но знаю одно: при моей должности верить на слово никому не имею права: ни Сарматову, ни тебе, ни даже самому себе. Только факты имеют для меня значение, только факты. Так что давай вернемся к нашему лишнему майору. Ты полагаешь, перевербовка Сарматова исключена? Почему?

— Теоретически, конечно, она не исключена, но... — Артамон Матвеевич замолк, бросив взгляд на дверь. — Скажи, что ли, своему шаркуну, пусть принесет чего-нибудь...

— Без него найдется! — сказал Толмачев и с готовностью достал из тумбочки бутылку коньяка, плитку шоколада и фужеры. — Так что за «но»? — спросил генерал, привычно разливая коньяк по фужерам.

— Но это, извини, все косвенные доказательства, — с удовольствием вдохнув запах коньяка, ответил Артамон Матвеевич. — Суди сам, в Пешавар "X" улетел один, без майора, агент подтверждает сей факт, а это может означать, что вышеназванный майор или умер, что в принципе совсем не исключено, или то, что ЦРУ этот майор не интересует.

— Туман, ничего не ясно! — покачал головой Толмачев и, прохаживаясь по кабинету, подошел снова к окну. Все его подчиненные давно знали: раз генерал топчется возле окна, значит, голова его занята серьезными думами. — С агентом в ставке Хекматиара связь надежная? — не поворачиваясь, спросил он Арта-мона Матвеевича.

— Я экипировал его новейшей аппаратурой для оперативного приема и передачи информации. Перехватить ее или расшифровать данные практически невозможно.

— Кто он?

— Его позывные Каракурт — Черный паук, стало быть, на тюркских наречиях.

— Я спрашиваю: кто он, а не какие у него позывные! — повысил голос Толмачев.

Артамон Матвеевич не торопился с ответом, но, поймав нетерпеливый, ждущий взгляд генерала, с неохотой произнес:

— Он офицер пакистанской разведки.

Брови Толмачева взлетели вверх:

— Он на нас работает за идею или за «капусту»?

— Времена, когда на нас за идею работали, давно в Лету канули! — усмехнулся Артамон Матвеевич. — К тому же за «капусту» надежней, а уж в нынешние времена тем более. Доллар, как говорится, он и в Африке доллар!

Помедлив, Толмачев оторвался от созерцания дождя, полосующего землю за окном, и, видно, приняв какое-то решение, вернулся к своему столу и уселся в кресло.

«Нет больше доступного рубахи-парня, либерального гэбэшного чиновника. Есть царь, бог и воинский начальник генерал-лейтенант Толмачев», — подумал Артамон Матвеевич.

— Значит, так, Артамон Матвеевич! — сказал Толмачев, понизив голос. — С майором надо срочно решать. Причем немедленно выяснить: кто он и что он! Если, конечно, он еще жив.

— Есть решать! — механически отозвался тот и, вытерев смятым платком внезапно выступивший на склеротических щеках пот, севшим голосом добавил: — Сергей, но, если тот майор — наш Сарматов, давай попытаемся отбить его или обменять на каких-нибудь важных душков, а, Сергей, впервой, что ли?

— Я что против. Давай решай, старый хрен, сам же учил меня приказ дважды не повторять! — стараясь не встречаться с глазами старика, с нарастающим раздражением бросил Толмачев.

Артамон Матвеевич встал, и сердито набычившись, недовольно посмотрел на начальство:

— Еще тогда, еще щенка мокрогубого я учил: за наших людей надо бороться, ни при каких обстоятельствах не сдавать их, на их слабые человечьи плечи груз посильный взваливать! Нацепили на тебя две звезды — и что? Память ими отшибли, что ли?! Не пойму я тебя что-то сегодня, Сергей!

— Давай лечи, лечи! — отмахнулся Толмачев. — Ишь, красными пятнами пошел, старый!

— Я тут в одной умной книге наткнулся на определение, что есть совесть! — сердито продолжил тот. — Представь, оказывается, это боязнь, нежелание совершить грех...